Прямо на перроне его осадили местные придурки из «Гринписа», сорвали воротник, а самого Пиркса потащили в ближайший околоток. В соответствии с ролью разведчик не сопротивлялся. А дежурный офицер, надо сказать, попался въедливый и не поленился проверить весь липовый Серегин маршрут Оттава-Стокгольм… Только через год Пиркса обменяли на какого-то засветившегося слухача-шведа из пресс-службы Кремля, а в подземном объекте У-17-Б над горе-канадцем потешались ещё очень долго.

Теперь Анатолий на собственной шкуре почувствовал, что это такое – наступивший на грабли мегатонник… Он смотрел на освещенную дневным светом решетку.

В каземат вошел одетый в кожаные куртку и брюки бледнолицый, вооруженный непомерно длинным кремневым ружьем. Пришелец посмотрел на прапорщика и неодобрительно погрозил ему пальцем. Дескать, нельзя же позволять с собой такое выделывать. Притороченный к охотничьей шапке хвост енота закачался несинхронно пальцу. Рядом с бледнолицым появились двое краснокожих. Один явно в годах, второй – впервые ступивший на тропу войны. Узоры на торсах и лицах – боевая раскраска ли-ленапов. Пожилой индеец занес над головой Хутчиша томагавк, но молодой отрицательно покачал головой, доставая нож для снятия скальпов. И вдруг троица исчезла.

Решетка была последним островком посреди океана безумия, за который цеплялся одурманенный разум. И необходимо было не сорваться. Необходимо было отгадать, какую именно «сыворотку правды» вкололи ему эти двое, чернявый парень и нервная девушка, что сейчас стоят у его распростертого, запеленутого в скотч тела.

Не простой галлюциноген, это точно. Со всякого рода искусственно наведенными галлюцинациями Хутчиш справлялся проверенным дедовским способом – достаточно скосить глаза, и предметы, которые не раздвоятся, те и окажутся плодом воображения.

Не барбитураты, не пентотал натрия, не пентобарбитал – это не менее точно: от барбитуратов, снижающих потребление кислорода мозгом, клонит в сон, тогда как Хутчиш сейчас чувствовал небывалый подъем сил и стремление общаться. Даже голод отступил.

Стены каземата раздвинулись, и Хутчиш оказался в бревенчатом доме на сваях посреди озера. В распахнутую дверь было видно, что к дому приближаются две пироги. В каждой – размахивающие копьями гуроны. Если все размахивают копьями и никто не сидит на веслах, пироги должны остановиться, подумал десятимегатонник. Однако пироги приближались.

В укрытие Хутчиша полетели стрелы, стрекозами отбрасывая тени на воду. Одна попала в грудь пленника, но боли он не почувствовал.

Значит, амфетамины? Хорошо, коли так. Барбитураты ему нравились меньше, особенно сегодня. А амфетамины подстегнут организм, впрыснут в кровь адреналинчику, прочистят мозги. Исчезнет истома, разве что зуд между лопатками может появиться. А с зудом только ленивый не справится.

Да, но тогда откуда галлюцинации? (Смотри на решетку, Толя, не отвлекайся…)

Может, ввели какую-нибудь дрянь на основе наркотического амитал-натрия с примесью галлюциногенного селивелина, чтобы приглушить и изменить восприятие действительности, а затем впендюрили кубиков десять первитина или бензодрина – чтобы уже не отключался, пребывал пусть и в замутненном, но сознании? Нет: укол был только один, это Анатолий помнил точно. Думай, прапорщик. Смотри на решетку и думай.

Две химеры о чем-то переговариваются. Спорят. Если скосить глаза – раздваиваются. О чем спорят – не слышно: в ушах – то затихающий, то накатывающийся гул. Сколько прошло времени после инъекции? Минут пятнадцать, если только в этом мире время течет соразмерно со временем действительным. Почему они ни о чем не спрашивают? Ждут – чего?

Психика не выдерживала напора зелья и грозила рухнуть, сломаться. Но Хутчиш знал: если он продержится ещё минут пятнадцать, действие препарата начнет ослабевать. Даже меньше, минут через десять – пустой желудок начнет отторгать зелье раньше, и яд бесполезными каплями пота выйдет из тела через поры.

Хутчиш попытался прислушаться к своим ощущениям, ни на секунду не отрывая взгляд от решетки. Мелко подрагивает левая икра, и мурашки бегут по пальцам связанных за спиной рук – значит, препарат химический, неорганический (метаболизм Хутчиша плохо справлялся с химией). Стало быть, это не «Черная метка» и тем более не отвратительный В-750. Дальше: различного рода, даже самые интимные, откровения так и просятся быть высказанными смело, аж во рту пересохло. Еще несколько минут, и прапорщик заговорит, выдаст таинственной парочке все, презрев секретность… Однако, помимо помутнения рассудка, прилива сил и сухости во рту, никаких прочих изменений в самочувствии не наблюдается: сердце работает ровно, дыхание не учащено, кровообращение нормальное, температура тела обычная – значит, это не тетрахлордибензостадитол и не «исповедальник», после применения которых человек обычно превращается в питомник для всевозможных болезней…

Думай, Толя, думай. Чтобы бороться с врагом, нужно знать его оружие. Хотя ты и так справишься. Плевое дело. И все-таки чем же тебя накачали? «Сыроежка номер восемь»? Нет, та действует медленнее и с ней проще совладать. ПМД-14, прозванный рыцарями плаща и кинжала «Платон Мне Друг»? Тоже нет: после «Платона» всегда не хватает воздуха, зато просыпаются необузданные сексуальные фантазии, а тут все наоборот… Вот, помню, во время операции «Десять негритят» в Нигерии Андрюшка Горбунков, плененный и накачанный «Платоном» под завязку, бежал в пустыню и, пока добирался до базы, наткнулся на небольшой прайд… Не о том, не о том. Черт возьми, я узнаю, я догадаюсь, чем вы меня накачали…

Донять многомегатонника простой дурью невозможно, значит, препарат непростой, на толчке не купишь. Исходя из пункта отправления парочки (девчонка упоминала Киев), он наверняка из арсенала «старьевщиков[51]».

Ну, снадобья киевской лаборатории нам по зубам, тут и думать нечего. Бюджетный отдел украинской ФСБ в свое время резко сократил дотации лаборатории, мотивируя эту акцию тем, что подручные средства можно раскопать и бесплатно; поэтому «старьевщикам» приходилось работать буквально на подножном корму. Из-за чего зачастую очередное изобретение сдавалось госприемке с недоделками – вспомнить, к примеру, печальную историю с Мишей Берлиным, который на кипрском пляже намазался «старьевщицким» быстродействующим кремом для загара, а тут какой-то присоседившийся «лягушатник» возьми да прикури сигаретку…

Воспоминания так и просились на язык. Анатолий из последних сил держал рот закрытым.

Чернявый парнишка спросил о чем-то Хутчиша. Помимо воли Хутчиш разлепил сухие, как порох, губы и, не сводя глаз с решетки, выдавил из себя:

«Что?..»

Точнее, попытался выдавить. Из его уст вырвался сдавленный хрип, в глотке будто поработала бригада штукатуров. Однако чернявый понял, что Хутчиш вопроса не понял, и повторил:

– Вы можете говорить?

Неловко чувствуя себя в роли палача, Артем не смог сразу избавиться от робости в голосе.

– Д-да…

Действие препарата достигло пика. Говорил не Анатолий, а кто-то другой, но реплики почему-то рождались в его, прапорщика, гортани. Самому же прапорщику уже было наплевать на допрос. Он чувствовал, нет, знал, что сможет победить этих сморчков…

– Вы будете говорить? – продолжал чернявый, склоняясь над пленником, как уже поставивший диагноз хирург над больным.

– Д-да…

– Вы хотите говорить?

– Д-да…

Чернявый обернулся к спутнице и что-то сказал ей. Та нервно передернула плечами.

Анатолий ощущал, как тело его наливается небывалой мощью, в голове проясняется. А зачем ему, собственно, бороться с этими козявками? Я ведь такой сильный, я все могу сказать им, они ведь все равно ничего не поймут, я вырвусь, я…

Спокойно, Анатолий. Ничего не предпринимай. Они пока заняты разговором друг с другом, зачем тебе встревать? Вот когда обратятся к тебе, тогда и посмотрим. А пока – думай, воин, думай. Смотри на решетку. Куда смотреть? На решетку. А что такое «решетка»?..