Гренгай и Эскаргас с видимым сожалением опустили кинжалы. Свое разочарование они выразили в возмущенных воплях:

— Ах, черт раздери! Господи ты Боже мой!

Как всегда невозмутимый Пардальян удовлетворенно окинул взором топчущихся на месте гвардейцев и насмешливо произнес:

— А теперь поговорим.

Разумеется, предложение его было адресовано Кончини. Но тот был так потрясен, что сразу даже не понял, что Пардальян обращается к нему. Он лишь тяжело дышал и тонким платком вытирал мокрый от пота лоб. Наконец, стерев кровь с шеи, Кончини обернулся к Пардальяну.

Пардальян терпеливо ждал, когда флорентиец наконец придет в себя. Гренгай и Эскаргас прочно держали фаворита за руки, поэтому он мог предоставить ему эту небольшую передышку.

Кончини размышлял. Понимая, что именно сейчас он узнает, в чем причина его пленения, он пытался заранее угадать, зачем Пардальян захватил его, и благодаря этому получить хотя бы одно выигрышное очко в предстоящей смертельной игре. Но ничего разумного ему в голову не приходило. Одно лишь Кончини осознал очень хорошо: шевалье перехитрил его, пренебрег его многочисленной охраной, получил все преимущества и теперь будет диктовать ему свою волю. Если он ослушается Пардальяна, его тотчас же убьют. Разумеется, гвардейцы отомстят за его смерть, но эта мысль почему-то совсем не утешала Кончини: такой исход его совершенно не устраивал. Фаворит королевы судорожно пытался сообразить, что же понадобилось от него Пардальяну, но — безуспешно. Мысль о том, что причиной его пленения был арест Вальвера, разумеется, не могла прийти ему в голову, ибо он не знал, сколь тесные узы связывают его пленника и шевалье де Пардальяна.

Однако Пардальян сказал: «Поговорим». Как только речь зашла о переговорах, Кончини приободрился и, не дожидаясь, пошел в атаку.

— Господин де Пардальян, — с обидой в голосе поспешно заявил он, — когда-то вы дали мне слово ничего не предпринимать против меня. Вы нарушили свое слово. Да еще как! Вы, сама храбрость и честность, напали на меня вместе с вашими приспешниками! Трое на одного!.. Так вот чего стоит ваша слава отчаянного смельчака.

Дав Кончини договорить, Пардальян ледяным голосом уточнил:

— Но мое слово было получено вами в обмен на обещание никогда ничего не предпринимать против моих друзей.

— А разве я не сдержал своего обещания? — возмутился Кончини.

— Нет, — решительно ответил Пардальян. — Сегодня вы нарушили его и тем самым освободили меня от моего слова.

— Я?! — удивленно воскликнул Кончини; мысль об аресте Вальвера по-прежнему не приходила ему в голову. — Разрази меня гром, если я понимаю, о чем вы говорите!

— Сейчас поймете. Сегодня в том самом доме, откуда вы только что вышли, вы наглейшим образом нарушили свое обещание, напустив на моего друга всю вашу свору… Сколько гвардейцев вы выставили против него одного? Мне показалось, что десятка три, не меньше… И после этого вы осмеливаетесь упрекать нас в том, что мы напали на вас втроем, умышленно забывая о вашем вооруженном до зубов отряде в тридцать человек! Да, поистине ваши подвиги достойны маршала, добывшего свой жезл в постельных окопах!..

Произнося эту речь, Пардальян был невозмутим, однако от каждого его слова Кончини дергался, словно от удара кнута.

Все, что говорил шевалье, было чистой правдой. Любой другой на месте Кончини сгорел бы со стыда. Но фаворит был превосходным комедиантом, поэтому он лишь сделал удивленное лицо и воскликнул:

— Как, неужели вы говорите об этом мелком авантюристе, некоем Вальвере?..

— Следует говорить: граф де Вальвер, — сухо поправил его Пардальян.

— О, если вы настаиваете, — подобострастно улыбнулся Кончини; следуя примеру великой Екатерины Медичи, он умел склоняться перед обстоятельствами, чтобы потом, распрямившись во весь рост, мстить обидчику.

Со всей допустимой в его положении иронией Кончини спросил:

— Так, значит, граф де Вальвер ваш родственник?

— Совершенно верно. И я люблю его как родного сына.

— Клянусь, что я этого не знал!

Он говорил совершенно искренне, и Пардальян поверил ему.

— Теперь будете знать. Итак, вы захватили моего родственника, а я захватил вас. Если вы желаете, чтобы я вас отпустил, верните мне графа де Вальвера. Видите, все очень просто, и я не держу на вас зла.

Однако для Кончини решение было отнюдь не столь простым. Мысль отпустить Вальвера на свободу была для него совершенно невыносима. И хотя Кончини знал, с каким грозным противником он имеет дело, он тем не менее попытался возразить.

— А если я откажусь? — спросил он.

— Тогда вы станете моим заложником. Имейте в виду, Кончини, я буду обращаться с вами так, как ваши люди будут поступать с Вальвером.

— Чтобы оставить меня в заложниках, вам придется спрятать меня. А для этого вам надо будет по меньшей мере выбраться из окружения.

Злорадно улыбаясь, Кончини кивнул в сторону своих гвардейцев. И хотя солдаты стояли на почтительном расстоянии от Пардальяна и его пленника, было ясно, что они в любую минуту готовы броситься в атаку и растерзать дерзких похитителей.

— Я вас уведу и спрячу, — не терпящим возражений тоном ответил шевалье.

Пардальян говорил уверенно, ни секунды не сомневаясь, что ему удастся выполнить обещанное. Хорошо зная своего старого врага, Кончини содрогнулся; однако он все еще не сдавался:

— А если я прикажу моим людям напасть на вас?

— Это меняет дело, — столь же спокойно ответил Пардальян. — Впрочем, прежде чем они доберутся до нас, эти двое молодцов перережут вам глотку. Взгляните на них и подумайте, расположены ли они шутить, — насмешливо довершил он.

Он был прав. Гренгай и Эскаргас, яростно сверкая глазами, сжимали рукояти кинжалов. Предвкушая удовольствие «пустить кровь синьору Кончини», приятели весело перекидывались шуточками, от которых у итальянца волосы вставали дыбом.

— Согласен, они убьют меня, — не уступал Кончини, — но будьте уверены, что мои люди отомстят за меня. Вас тут же изрубят на куски.

— О, какие пустяки! — небрежно отмахнулся Пардальян. — В моем возрасте всегда надо быть готовым отправиться в дальнее путешествие… И к тому же… у нас троих тоже пока еще есть руки… Думаю, что мы успеем отправить к праотцам немало ваших головорезов.

«Дьявольщина! — выругался про себя Кончини. — Действительно, этот демон столь ловок и силен, что я не удивлюсь, если он расправится со всей моей гвардией, а сам останется цел и невредим!..»

Эта мысль оказалась решающей. Покраснев от злости, Кончини громко крикнул:

— Роспиньяк!.. Освободите господина де Вальвера!

— И прикажите своим солдатам не двигаться, — напомнил Пардальян. — Вальвер один подойдет к нам.

— Пусть все остаются на местах, — послушно повторил окончательно укрощенный Кончини.

Спустя несколько секунд Одэ де Вальвер уже находился рядом с Пардальяном. Спокойно, словно не произошло ничего необычного, молодой человек сказал Пардальяну:

— Узнав ваш голос, я понял, что вы прибыли за мной. Но, сударь, дело еще не завершено: эти мерзавцы должны вернуть моего бедного Ландри Кокнара.

Кончини надеялся, что его враги забудут про Ландри, и осмелился возразить:

— Господин де Пардальян, вы сказали, что освободите меня в обмен на вашего родственника. Я вернул его вам. Теперь ваша очередь исполнить ваше обещание. К тому же этот Ландри отъявленный мошенник: состоя у меня на службе, он предал меня. Не станете же вы утверждать, что и он ваш родственник, — не удержался и съязвил Кончини.

— Нет, — живо ответил Вальвер, оценив иронию итальянца, — но он мой слуга, а хороший хозяин никогда не оставит своего слугу в беде… И тогда слуге не будет нужды предавать хозяина, — недвусмысленно уточнил Одэ де Вальвер.

— Кончини, — раздался суровый голос Пардальяна, — не валяйте дурака и делайте, что вам говорят. Не советую вам испытывать мое терпение… Живей, покончим с нашими торгами…

Кончини понял, что если он и дальше будет упорствовать, то его положение осложнится. И он, проклиная в душе Пардальяна и всю его родню, подчинился. Взор его, словно кинжал, яростно впивался в шевалье. К счастью, Кончини еще не научился убивать одним только взглядом.