И в этот момент она вновь испытала прежнюю любовь, которую почувствовала пять лет назад, встретив его в Югославии, на ее родине. Всего через две недели ухаживаний с его стороны, и вот она согласилась выйти за него замуж и уехать жить в Англию. Тогда он ей казался — до известной степени! — разумным и влиятельным бизнесменом; во всяком случае, она была более чем довольна, тем что может свалить из страны, где ее семья жила под тенью странного и сомнительного инцидента, случившегося в прошлом, когда ее дядя по отцовской линии был застрелен по неизвестной причине сторонниками Тито в Триесте. Уже в свои первые дни в Англии она осознала, что есть нечто странное в образе жизни ее супруга. Было нечто сомнительное в его происхождении, нечто смутное в его настоящем и нечто непредсказуемое, если говорить о его будущем. И все же она привыкла по своему спокойно любить его и исполнять (причем без труда) ту роль, которая была ей отведена.

В 7:30 утра они сидели напротив друг друга за столом в маленькой кухне арендованного домика и завтракали соком из ананаса, поджаренными тостами с джемом и кофе. После завтрака Джон Смит посмотрел на свою жену и взял ее за руки. В его глазах она была все еще очень привлекательна — хотя бы в этом вопросе ему не приходилось лгать. Ноги ее, возможно, для ценителя совершенства показались бы слишком худыми, как и бюст, не одаренный особой пышностью, как у моделей из эротических журналов. У нее было бледное славянское лицо с не очень чистой кожей; но это лицо (временами хмурое), как будто озарялось, когда она улыбалась, глубокие зеленоватые глаза ее блестели призывно, а губы скрывали ровные зубы. Улыбалась она правда грустно, вот и сейчас тоже.

— Благодарю тебя! — сказала она.

В 8:00 утра Джон Смит сказал жене, что хочет, чтобы она съездила на январскую распродажу в Оксфорд и купила новое зимнее пальто. Он дал ей сто фунтов и, не слушая возражений, отвез на вокзал и подождал на перроне, пока не тронется поезд в 8:40.

Когда ее поезд прибыл на перрон Паддингтона в 9:10, другой такой же поезд, только что отправился со второго перрона на Рединг. В купе второго класса (как мы уже видели) вместе с двумя неразговорчивыми спутниками, сидел Морс и читал «Сан»[17]. Дома он всегда покупал «Таймс», не столько от того, что ему нравилось его читать (за исключением страницы с кроссвордом), сколько из-за дамы, владелицы киоска. Ей было известно его положение в полиции, и она говорила, причем не раз (Морс знал об этом), что он «истинный цивилизованный джентльмен», а он не хотел раньше времени разрушать подобные иллюзии.

Такси, которое везло пассажира с железнодорожного вокзала Рединга к недавно установленному адресу Смитов, остановилось на Эделтон-Роуд; там Морс попросил водителя подождать, а сам пересек улицу и позвонил в дверь дома номер 45.

Когда Джон Смит свернул на улицу, он сразу увидел такси перед своим домом, и застыл на месте перед угловым магазином, притворяясь, что проявляет необычный интерес к сотням объявлений на стенде, предлагавших что угодно, от пары кроссовок (почти не ношенных) до коллекции пластинок Элвиса Пресли (почти не слушанных). Мотор такси все еще работал, выхлопная труба выбрасывала ленты пара в морозный воздух; в витрине магазина Смит заметил отражение мужчины одетого в дорогое серое пальто, который очевидно никак не хотел поверить, что никого из обитателей нет дома. Наконец настойчивый посетитель медленно отошел от дома, остановился, чтобы бросить последний взгляд на него, потом сел в такси, которое сразу поехало, подняв позади себя облако грязного снега.

Джон Смит вошел в магазин, купил пакет шоколадных конфет, постоял пару минут у полки с журналами и полистал их страницы. Но, очевидно, решил, что ни один из них ему не подходит, так как вышел на улицу с пустыми руками. Он всегда гордился тем, что может учуять опасность за милю. Сейчас он почувствовал, что ничто ему не угрожает и пошел вниз по улице с подчеркнутым безразличием и, дойдя до дома номер 45, вошел внутрь.

Он был очень педантичен и, даже сейчас, едва удержался от искушения вымыть несколько оставшихся после завтрака тарелок, сваленных в кухонную мойку и особенно два ножа, покрытых джемом и имевших неприятный липкий вид. Но петля затягивалась, и он знал это. «БМВ» тянул за собой больше всего рисков, так что уже через полчаса он продал трехлетнюю красавицу в «Рединг Моторс» за смешную цену в 6000 фунтов наличными. После этого отправился в центральное городское отделение Лойдс Банка, где снял (тоже наличными) 1200 фунтов, положенных на общий счет Джона и Элен Смитов.

Элен, завершив недолгое, но успешное посещение торгового центра (купила себе новый белый плащ), вернулась домой и сразу увидела записку возле телефона.

Элен, любовь моя!

Они преследуют нас по пятам, и исчезнуть для меня единственная возможность. Я никогда не рассказывал тебе о себе всего, но прошу тебя, поверь, если меня схватят, то посадят в тюрьму на несколько лет. Я этого не вынесу. Я подумал, что они могут конфисковать то немногое, что мы скопили, поэтому снял деньги наличными и ты найдешь тридцать банкнот по 20 фунтов в нашем любимом тайнике — это защитная мера, на случай, если полицейские успеют прийти раньше, чем ты найдешь это письмо! Если я кого-нибудь любил на этом свете, то только тебя. Помни об этом!

Сожалею, что так случилось.

Вечно твой,

Джон

Она прочла краткое письмо без удивления, почти со смиренным облегчением. Не мог продолжаться вечно тот странный образ жизни, который она вела с этим нечестным и самоуверенным человеком. Странный мужчина, он женился на ней, и в какой-то момент почти сумел убедить ее в своей любви. Да, единственное, о чем она сожалела, это то, что он не остался, если бы он остался с ней и встретил все удары судьбы — тогда жизнь стала бы бесспорным триумфом для темноволосой молодой дамы из Югославии.

Она была наверху в спальне и переодевалась, когда услышала звонок.

Двадцать первая глава

Пятница, Зго января, в основном до полудня

Так море за черту своих владений
Несет волну; над роковым раздольем
Играет пена с праздным своевольем,
Кипя на гребнях цвета изумруда.
Джон Китс, «Эндимион»

Морс собирался позвонить Льюису и предупредить его, чтобы он не приезжал на встречу на Эделтон-Роуд в 11:00. Но не сделал этого. Мысль об обратной поездке на поезде и такси показалась ему не выносимой, да и наличные деньги у него почти закончились. В 10:50 он снова позвонил в дверь Смитов, но и на этот раз никто не открыл. Улица находилась в элегантном жилом районе. К югу от нее начинались маленькие кривые переулки, застроенные двухэтажными домами в викторианском стиле из красного кирпича. Пока Морс шел через этот район, он начал испытывать приятное удовольствие от жизни, пришло то душевное состояние, которое связано с покоем и отсутствием спешки. На противоположном углу находился маленький паб, а часы Морса показывали, что до его открытия осталось несколько минут.

В пабе были только барная стойка и деревянные стулья вдоль стены. Узнав у владельца какое пиво предпочитают местные жители, Морс сел с бокалом в нише у окна и хлебнул от души. Он не был твердо уверен, что часто повторяемое им утверждение, что просветление в его мыслях наступает после приличной дозы алкоголя, действительно верно. Но, конечно, верил в это, верил, что многие повороты в его предыдущих расследованиях наступали при таких обстоятельствах. Иногда ему приходило в голову, что ложная логика это нередко продукт целенаправленных мыслей. Вопреки всему, для Морса (и он принимал этот факт совершенно непринужденно) мир выглядел более теплым и управляемым местом после нескольких порций пива. Он был совершенно уверен, что в таких случаях обычно и начинает протекать творческий процесс. Вероятно, это было связано с текучим состоянием алкоголя.