Позже вечером, сидя перед телевизором, Сара вспомнила этот маленький инцидент. Но это же не важно, сказала она себе, вероятно, это просто обрыв на линии из-за технической неисправности или нечто подобное. Могло ли быть это чем-то важным? Главный инспектор Морс попросил ее порыться в памяти и найти там хоть что-нибудь, тогда ей и пришло в голову про значок на пальто миссис Баллард… Но было и что-то иное, она знала, и если бы только могла догадаться, что это. Но в данный момент не могла.

Глэдис Тейлор очень огорчилась бы, если бы ей пришлось оставить службу в «Экзаменационной Палате Оксфордского университета». Из-за заковыристого названия ей было сложно объяснять, когда ее спрашивали, где она работает, но помещения Экзаменационной Палаты — большая постройка из светлого кирпича с плоской крышей в Саммертауне — в течение девятнадцати с половиной лет, были для нее вторым домом. И глубоко в душе ей хотелось бы доработать до двадцати пяти лет. Но в «Палате», как было известно служащим, настаивали, чтобы с женщинами вроде нее — «внештатниками», как их называли — расторгали договоры в сессию после шестидесятого дня рождения. Этих «сессий» было по четыре-пять в каждом учебном году, причем каждая из них продолжалась от трех-четырех до девяти или десяти недель. Также разнообразна была и работа, которую нужно было выполнять в течение сессии. Например, нынешняя короткая сессия (последняя для Глэдис — так как ей исполнилось шестьдесят в прошлом ноябре) включала в себя три недели напряженной работы по статистической проверке отчетов.

В своих собственных глазах Глэдис не достигла, Бог знает, какого успеха в жизни. Закончив школу в пятнадцать лет в начале войны, она ничего не могла предложить работодателям, кроме безграничной уверенности в своем усердии и аккуратности. После преждевременной смерти супруга, который был водителем фургона и не только не отличался особой верностью, но и не успел оставить наследника, она попробовала поступить на работу в Палату — и ее приняли. В первые месяцы она относилась к своим обязанностям с педантичностью почти патологической, и часто просыпалась ночью в страхе — не допустила ли она какой-нибудь непростительной ошибки. Но постепенно успокоилась и работа ей даже нравилась. Ее сознательность была замечена начальством и коллегами, в результате чего она получила повышение — с легким запозданием — пост, требующий меньшей ответственности и связанный с обучением новых служащих. В последние шесть месяцев Глэдис посвящала одну молодую женщину в тайны всей этой сложной деятельности. Имя этой женщины было Маргарет Бауман.

Они работали вместе последние три сессии и в процессе работы очень сблизились и узнали (как часто случается у женщин) достаточно друг о друге. Вначале Маргарет была зажата и неуверенна, как и сама Глэдис когда-то. И именно эта — как бы ее назвать? — да, эта уязвимость породила у Глэдис симпатию к молодой женщине, и вскоре она начала воспринимать Маргарет как дочь, а не как коллегу. Но Маргарет никогда не делилась слишком интимными подробностями о жизни с Томасом, своим супругом. Никогда не говорила (уже осенью) и о тайной связи, которая возникла с каким-то другим мужчиной (Глэдис никогда не слышала его имени). Но человек не может не догадываться! Эта связь заставляла сиять глаза и окрашивала в розовый цвет щеки женщины. После, поздней осенью, Маргарет изменилась: появились непонятная раздражительность, неприсущая ей до этого небрежность, и (может быть самое тревожное) какая-то грубость и эгоистичность.

И все же их странная близость уцелела и дважды Глэдис пыталась ее расспросить, помочь, предложить нечто большее, чем формальное приятельство, но из этих попыток ничего не получилось.

Глэдис видела свою коллегу в последний раз в середине декабря, когда закончилась последняя сессия этого года. Она появилась после новогодних праздников 2-го января, и тогда уже совсем не надо было обладать талантом ясновидца, чтобы понять — что-то не в порядке. В комнате, где работали внештатные сотрудники, курение было запрещено, но некоторые женщины так привыкли к табаку, что с нетерпением ожидали утренний перерыв на кофе и послеобеденный чай, поэтому обе они ходили в столовую Палаты, где можно было курить. До сих пор — неизменно, с тех самых пор как Глэдис с ней познакомилась, — Маргарет спокойно курила по одной сигарете утром и после обеда. Но 2-го, а потом и 3-го января Маргарет выкурила в три раза больше, вдыхая дым глубоко и драматично. В первый же день после возвращения Маргарет допустила необычайную небрежность в работе, а ее неправильные вычисления давали результат, который означал бы для не особенно удачливого кандидата посредственную оценку вместо отличной.

На обед 3-го января Глэдис пригласила Маргарет в китайский ресторан на Бэнбери-Роуд. Вот тогда Маргарет и призналась, что ее муж уехал на какие-то курсы перед Новым годом, и что она чувствует себя очень подавленной. И какое огромное удовольствие испытала Глэдис, когда Маргарет приняла приглашение провести уикенд с ней — в доме Глэдис в Кэтслоу, Оксфорд.

Миссис Мэри Вебстер, старший администратор, всегда строго (даже враждебно) наблюдала за работой сорока женщин и обычно находилась на первом этаже в большой комнате с окнами на Подготовительный колледж Саммерфилд. 6-го января после утреннего кофе она не вернулась на рабочее место. Достаточно необычно! Но то, что узрела миссис Бенистер, бросило всех работавших в комнате в трепет.

— Полицейская машина! — прошептала она (но так, что услышали половина из дам в комнате).

— Двое мужчин! Прошли к секретарю!

— Хотите сказать, что они там внизу и разговаривают с миссис Вебстер? — спросила одна из недоверчивых коллег миссис Бенистер.

Дальнейшие комментарии и толкования были, однако, прекращены самой миссис Вебстер, которая внезапно появилась в дверях длинной комнаты. Пройдя между бюро и столами, она остановилась у стола Глэдис, находящегося в самом конце комнаты.

— Миссис Бауман, пройдите со мной, пожалуйста?

Маргарет Бауман ничего не сказала, спустилась по деревянной лестнице на шаг позади миссис Вебстер, а после проследовала за ней по главному коридору нижнего этажа прямо к комнате, на двери которой имелась внушительная табличка с надписью «Секретарь».

«Секретарь» было одним из милых архаичных титулов, которыми изобиловал Оксфордский университет. На первый взгляд подобная работа предполагала, что некая личность обладает сверх способностями в стенографии. Однако Секретарь Экзаменационной Палаты, мисс Гибсон, не была хорошей машинисткой, а способности ее выражались в исключительных академических и административных способностях, которые десять лет назад привели ее на руководящую должность. С бледным лицом и стиснутыми губами мисс Гибсон сидела на высоком стуле, ожидая миссис Маргарет Бауман. Перед ней стояли три красных кожаных кресла. Слева от секретаря сидел мужчина, с меланхоличным выражением лица поглаживавший волосы рукой с хорошим маникюром, и в тот момент (мисс Гибсон даже и предположить такого не могла) размышлявший, насколько приятной была Секретарь в молодости. Рядом сидел мужчина помоложе — тоже полицейский, тоже в гражданской одежде — но более плотный и с более приятным выражением лица. Маргарет Бауман постучала и вошла, ей предложили сесть, и мисс Гибсон представила ей обоих полицейских.

— Вы живете в Чиппинг-Нортоне? — спросил Льюис.