Я опустила оконную раму.

— Да, вот еще что, — сказал дедушка через окно. — Михалыч немножко со странностями. В войну он был минером, и его пару раз контузило. Так что не удивляйся.

Я пообещала не удивляться. Электровоз пронзительно загудел.

— Передавай привет Цемесской бухте, — помахал дедушка морской фуражкой. И, нацепив ее на голову, приказал: — Отдать концы!

— Есть отдать концы! — браво откликнулась я.

Поезд медленно покатился вдоль платформы.

Колеса бойко постукивали на стыках. Солнечные лучи пронизывали купе. Я сидела у окна и беззаботно глядела на проносящиеся мимо леса, поля, домики…

— Ну ты даешь, Мухина, — сказал Володька. — Тебя из школы хотят вытурить, наемные убийцы за тобой охотятся… а ты сидишь как ни в чем не бывало, в окошко пялишься.

— Понимаешь, Воробей, — попыталась я объяснить свою беззаботность, — есть люди, которые просто созданы для того, чтобы попадать во всевозможные переделки. Я как раз из таких. Если со мной долго ничего не случается, мне становится плохо.

— А сейчас тебе хорошо, что ли?

— Не хорошо. Но и не плохо. Нормально.

— Ты, Мухина, авантюристка, — сделал вывод Володька. — Любишь острые ощущения. Для тебя жизнь без приключений, что суп без соли.

В купе вошел проводник.

— Чайку не желаете? — спросил он.

Мы сказали, что не желаем, и проводник ушел. Когда за ним закрылась дверь, Воробей предложил:

— Давай подведем итог, пока за нами никто не гонится.

— Давай, — согласилась я.

— Значит, так, — сказал Володька. — Все началось с того, что кто — то украл твою фотографию.

— Не "кто — то", — поправила я его, — а доктор Гроб. Он отвез ее в Париж и показал господину Сундзуки, чтобы тот определил по фотке, какая информация сидит у меня в котелке.

— А в это время, — подхватил Воробей, — о таинственной информации узнает секретный агент Ф—17. Он передает донесение в Центр, и генерал Пивоваров отправляет тебя в Париж.

— Здрасьте, приехали, — хмыкнула я. — А куда ты дел автоматчиков, которые мне всю дверь изрешетили?..

Володька не успел ответить. В купе снова заглянул проводник.

— У тебя, мальчик, шестая полочка? — спросил он. — А у тебя, девочка, — пятая?

Мы хором ответили "да", и проводник скрылся. Честно говоря, мне стало как — то не по себе.

— Ну что, продолжим? — сказал Воробей.

— Да чего тут продолжать. И так все ясно. Есть доктор Гроб — герундский шпион, есть женщина с черной родинкой — террористка из банды "Сестры по оружию", есть генерал Пивоваров со своей командой…

— И есть ты, — добавил Володька, — маленькая мышка с тоненьким хвостиком.

— М — да — а, — протянула я со вздохом, — маленькая такая мышка между тремя большими кошками.

— Мне кажется, я понял, почему они не могут добраться до твоего подсознания, — задумчиво произнес Воробей. — У них ключа нет.

— Володечка, — иронично восхитилась я, — да ты просто гений.

— Сам знаю, — скромно ответил он.

— Ну и какой же ключ?

— Надо подумать. — Воробей улегся на свою полку. — Лежа лучше думается.

Я тоже легла, но не для того чтобы думать, а для того чтобы лечь. Пускай Володька пошевелит мозгами, раз уж у него появилось такое желание.

Прошел час.

— Эй, — окликнула я Воробья, — ты там случайно не дрыхнешь?

— Спокойно, Мухина, — тотчас отозвался он. — Как говорил капитан Кэп: "Спешить надо медленно".

— Он по — другому говорил.

— Правильно. Он сказал: "Кто узнал жизнь, тот не торопится". Но это одно и то же.

Несомненно, мой дедушка произвел на Володьку сильное впечатление. Во всяком случае, Володькино молчание было столь же многозначительно, как и молчание капитана Кэпа. Ему только трубки не хватало.

Я повернулась к стене и уснула.

А когда проснулась, Воробей все еще шевелил мозгами.

— Ключ должен быть очень простой, — произнес он, заложив руки за голову. — Я бы даже сказал — элементарный. Недаром ведь, когда хотят спрятать ценную вещь, ее кладут на самое видное место. Это, надеюсь, понятно?

— Понятно, — зевнула я. — Но нам этот ключ ни за что на свете не найти.

— Тебе заблокировали память, — не слушая меня, продолжал Воробей. — То есть поставили дверь. Значит, ключом может служить какая — нибудь мысль, чаще других всплывающая в твоей голове… Вот о чем ты больше всего ты думаешь?

— О чем? — прикинула я. — Да ни о чем.

— Ну тогда — о ком?

Я хихикнула.

— О тебе. Ты мне даже снился несколько раз.

Володька покраснел.

— Вряд ли я могу служить ключом, — смущенно пробормотал он. — Мы же с тобой всего три года знакомы.

В дверь постучали, и в купе опять заглянул проводник.

— Чайку не желаете? — спросил он.

— Вы уже спрашивали, — напомнила я.

— А у тебя, мальчик, шестая полочка?..

— И это вы говорили, — сказал Володька.

— Извините. — Дверь закрылась.

Уютное купе больше не казалось мне уютным.

— Воробей, — прошептала я, — ты не находишь, что проводник какой — то подозрительный?

— Еще как нахожу.

— Что будем делать?

— Ну хочешь, местами поменяемся, — предложил Володька.

— Зачем?

— На всякий случай.

— Ха, — сказала я. — Ты думаешь, меня могут украсть? Да я как заору на весь вагон!

— Не заорешь. Всадят укол со снотворным в одно место и унесут как бревно.

— Так мы же закроемся.

— У проводников имеются специальные ключи.

Я задумалась.

— Но тогда тебя унесут как бревно.

— Правильно, — кивнул Воробей. — И пока они будут разбираться, что к чему, ты и заорешь на весь вагон. И даже можешь выстрелить.

— А как же ты?

— Им нужен не я, а ты.

Володькины доводы показались мне убедительными. Мы поменялись местами. А для пущей наглядности Воробей натянул мой свитер и накрылся моей курткой.

— Если меня сегодня не украдут, — сказал он, — то завтра еще поговорим о ключе. Я чувствую, разгадка где — то рядом. Спокойной ночи, Мухина.

— Спокойной ночи, — ответила я и закрыла глаза.

Ночью мне приснилось сразу несколько снов. Сначала я была в Италии, потом в Герундии, а затем в Португалии. В Герундии я почему — то прогуливалась под ручку с доктором Гробом. Когда я проснулась, поезд стоял в родной России.

Я выглянула в окно.

По пустынному перрону ветер гнал мелкий мусор. Одинокий фонарь качался на столбе. Что — то было не так. Не на перроне. В купе.

И я тут же поняла — что. Воробей исчез.

Лежало смятое одеяло, поверх него была брошена моя куртка. А Володьки и след простыл. В купе явственно повеяло опасностью. У меня даже ладони вспотели от волнения. Я быстро достала из — под подушки пистолет. Он был холодный и тяжелый. Я немного успокоилась.

С едва уловимым толчком тронулся поезд.

Ясно как день, что Володьку похитили; может быть, даже уже и убили. А теперь идут убивать меня. Целая банда во главе с доктором Гробом. Или наемные убийцы женщины с черной родинкой.

Впрочем, какая мне разница?..

Собравшись с мыслями, я решила выбираться из поезда. Здесь я как в ловушке. Рвануть стоп — кран?! Меня тут же схватят. Значит, надо прыгать. Опять прыгать. Везет же мне на прыжки!

Я осторожно выглянула в коридор. Никого. Быстро пробралась в тамбур. Обе двери оказались запертыми. Я перешла в следующий вагон. То же самое — двери закрыты. "Твоя песенка спета, — звучал в ушах противный голос доктора Гроба. — Ты в ловушке! В ловушке!"

И тут произошло то, о чем я даже мечтать перестала. В шестом или седьмом вагоне ручка повернулась. Я дернула ее на себя. Дверь распахнулась!.. В тамбур ворвался холодный ночной ветер.

Поезд несся с бешеной скоростью. Мелькали шпалы параллельного пути. Я задрожала от холода и страха. Легко сказать — прыгать! Конечно, я прыгала с самолета, но там внизу все — таки была вода. А здесь кромешная тьма и неизвестность. Да — а, веселенькая у меня жизнь, ничего не скажешь.