А вечером следующего дня он застал Режинальда на чердаке, когда тот рылся в его бумажках. Разозлившись, Жан-Марк захлопнул дверь и повернул ключ в замке. И Режинальд сидел взаперти и ревел, пока его не услышала Эстер.

Она была недовольна поступком Жан-Марка:

— Мальчик очень нервный. Как ты мог оставить его умирать со страху на чердаке? Пусть там не водится привидений и тебе самому там даже нравится. Но ведь тебе пятнадцать лет, а Режинальду всего одиннадцать. У меня и так забот хватает, а тут еще беги наверх выпускать твоего пленника!

И она сердито звякнула сковородкой, которую ставила на плиту.

Жан-Марку эти упреки показались несправедливыми, и он даже немного обиделся на Эстер, первый раз за все время.

Примерно через неделю после отъезда мадам Трюш и на другой день после заточения Режинальда стали пропадать некоторые предметы. И куда они только девались! Среди этих бог знает куда запропастившихся вещей был лист кальки, который Жан-Марк купил в городе, чтобы как-нибудь в свободное время перерисовать из книги учителя карту всех бори в окрестностях.

Может быть, это ветер подхватил лист, и он вылетел через щель в ставнях? Жан-Марк понапрасну обыскал все самшитовые кусты в саду и чуть не свернул себе шею, заглядывая под ветки вяза. Кальки нигде не было. Наверное, ее унесло дальше, в заросли тмина и лаванды.

Стояла все такая же жара, на небо было больно смотреть; к середине дня умолкали все птицы, прятались все собаки, их мудрому примеру следовали велосипедисты и пешеходы, и на дороге оставались только машины. Кошачья Королева валялась под скамейкой, вытянув ноги, как дохлый заяц.

И однажды, возбужденная приближением грозы, которая никак не могла разразиться, она ни с того ни с сего царапнула Эммелину, поставившую ногу в белой полотняной туфельке слишком близко от ее пышного хвоста.

— Сама виновата, — проворчала Лоранс, проходя мимо со стопкой тарелок, — лучше не хнычь, а смажь-ка йодом, а то как бы твоя прекрасная ножка не распухла! Не знаешь, что ли, где аптечка?

Жан-Марк был доволен успехом своих идей: например, ему удавалось убедить некоторых посетителей, что холодный чай и соки освежают лучше, чем спиртное. А еще он предлагал смородинно-лимонно-ананасную смесь с добавлением кофе — изобретение Лоранс. Вкус у этого напитка был настолько необычный, что сразу не разберешь: приятный или противный. Когда такие посетители уходили, Жан-Марк думал, что благодаря ему, может быть, будет одной аварией меньше. Безалкогольные напитки стоили столько же, сколько вино, или дешевле, и выручка в кассе была, наверное, поменьше, чем когда мадам Трюш угощала посетителей, но дядя Антуан не возражал. «Вообще-то, — говорил он, — проблему пьянства надо решать в государственном масштабе…»

Как-то вечером Эммелина заявила, что она «с ног падает от усталости». Ей пожелали спокойной ночи, не придав ее словам особого значения, и она поднялась к себе. А когда Эстер сказала Режинальду: «Иди-ка спать, малыш, уже пора», он послушался без возражений, что должно было показаться удивительным.

Остальные посидели еще немного перед домом, любуясь звездами, хотя и не такими яркими, как обычно, потому что небо было затянуто легкой дымкой, и тоже отправились спать. Несмотря на жару все, утомившись после трудного дня, быстро заснули. Дольше всех не спал дядя Антуан — он стал постепенно уменьшать дозу снотворного. И ему как будто послышалось, что где-то скребутся крысы. «Надо будет завтра же с Жан-Марком залепить норы…» — подумал он. Эстер, задремавшая в очках, уронив книгу и не погасив лампу, вдруг проснулась от старого кошмара. Сердце ее сильно билось. Во сне она опять слышала стук прикладов в двери домов… Она подняла книгу и решила читать, пока ее не сморит сон.

Утром, к десяти часам, ни Эммелина, ни Режинальд еще не спустились завтракать. Сидони, которую Эстер послала разбудить их, вернулась и сказала, что в спальнях никого нет. Постели стояли неразобранные.

Эммелина и Режинальд исчезли. И как назло, в то утро посетители все шли и шли. А если берешься кормить людей, то должен отвечать перед ними. Какие бы там у тебя ни были личные неприятности, а работу изволь выполнять как следует. Пришлось, как обычно, готовить, обслуживать, носить прохладительные напитки на террасу, без передышки запускать кофеварку, бегать в булочную за длинными батонами — раз, и еще, и еще раз, то и дело открывать и закрывать холодильник. Да еще принимать заказы по телефону: дзынь-дзынь!

— Да, конечно, два места… пять, пожалуйста к половине первого… к часу… к половине второго…

И все время у Эстер, дяди Антуана, Жан-Марка и Лоранс не выходило из головы: куда же исчезли Эммелина и Режинальд? Почему? Что с ними случилось?

Сидони, не переставая хлопотать то у мойки, то у плиты, то у холодильника, все бормотала:

— Может, Режинальд?.. — Или вдруг поднимала голову и удивленно сообщала: — А нового веника-то нет на месте.

— Не будешь же ты сейчас подметать, — отмахивалась Эстер. — Что все-таки могло произойти? Надо заявить в полицию… Хотя… разумеется, они вернутся…

И тут же переключалась и кричала:

— Иду-иду!

Или:

— Жан-Марк, три кофе!

Или:

— Лоранс, два бутерброда с ветчиной.

А дядя Антуан как рухнул на стул, так и остался сидеть. Все беспокойно поглядывали на него.

Встречаясь в дверях или передавая друг другу очередное блюдо, гадали: — Может, они уехали на поезде к матери… Деньги у них были… А может, не могли заснуть из-за жары, вышли прогуляться и заблудились?..

Но одного взгляда за окно, где все казалось серым, ровным, все подрагивало в розоватом мареве и все: низкий купол бори, дубки со склоненными ветвями, можжевельник — словно жалось к земле, как в тундре, — одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что два существа человеческого роста никак не могли здесь потеряться.

И снова принимались гадать:

— Может, они вышли на дорогу и… попали под машину? Да нет, тогда бы уже стало известно… даже если шофер скрылся, там ведь все время движение… Может, упали с обрыва на камни? Что-нибудь вывихнули, сломали? Но не оба же сразу!

Эстер подозвала одного из юниоров, который зашел поздороваться, все ему рассказала и попросила:

— Вы бы съездили все вместе, с твоими друзьями, поискали их по дороге к замку?

Юниор выскочил, понюхал, как ищейка, воздух и устремился искать след.

В деревне уже все знали. Все с готовностью сообщали, что нигде не видели Эммелину и Режинальда. Утром на автобусной остановке их не было. И все наперебой давали советы. Наверное, дети пошли пешком в Сен-Себастьян-лез-О, где пересекаются автобусные маршруты на Авиньон через Иль-сюр-Сорг и на Экс через Лурмарен. Надо бы спросить на автостанции.

Когда посетителей поубавилось, в три часа дня, в самое пекло, Жан-Марк сел на дядин велосипед и отправился в путь. Хорошо еще, что ехать надо было под гору. Зато на обратном пути придется туго.

На автостанции в Сен-Себастьяне Жан-Марк описал служащему льняные волосы и голубые глаза своей двоюродной сестры, и тот шутливо ответил: «Экая куколка от вас сбежала! Нет, такой не видели, и худенького мальчика тоже».

Жан-Марк объехал все соседние улицы, но это тоже ничего не дало. На него или удивленно и недоверчиво смотрели, или отнимали время болтовней и расспросами.

На обратном пути, с трудом одолевая подъем к Мазербу, он останавливался около ферм, около лавки на перекрестке, около станции техобслуживания. «Несчастный случай? Нет, мы бы знали. Они, наверное, убежали. Обратитесь в полицию».

Дозвониться в полицию никак не удавалось. В кафе собрались уже все жители Мазерба. Со всех сторон сыпались советы и предположения.

— А что, если их похитили? И потребуют выкуп?

Но кому нужно похищать детей скромной служащей с небольшой зарплатой? Даже наследство тетушки Эрманс, которое отправилась отвоевывать мадам Трюш, ничего не объясняло. Кто мог знать, что она при смерти?