— «Который, который»! Ну и стиль у дяди Антуна! — вмешался Жан-Марк.

— Тихо! Не перебивай! — строго сказала Лоранс и стала читать дальше: — «… и который лечит меня травами. Дела идут из рук вон плохо, студент, которого я нанял для работы в баре, ушел. Эстер не молодеет, и я боюсь, что мадам Трюшассье, несмотря на свои добрые намерения, ее раздражает».

— Трюшассье! Не может быть! Такое имечко только ты можешь выдумать, Лоранс! — воскликнул Жан-Марк.

— Да нет, так написано: «Трю-шас-сье!» Слушайте дальше. «Дело в том, что я просил Лидию приехать на лето с детьми и поработать в гостинице, но она не может уйти со службы. Вместо нее приехала ее свекровь. А сам я — и это меня сильно беспокоит — страшно устаю, и меня все время клонит ко сну. Хуже всего то, что пришлось отказать постояльцам, как раз теперь, когда дела в гостинице пошли было в гору. Совиньон спроектировал мне пристройку. Мадам Трюшассье считает, что надо продолжать строительные работы. Она рассматривает план вместе с Совиньоном, но я не представляю, о каком расширении может сейчас идти речь. Денег совсем нет, страховки не хватило даже на оплату больницы. А страховой контракт на автомобиль был как-то неправильно оформлен. Вся эта история так некстати. Только я все перекрасил, купил цветной телевизор и обзавелся девятизарядным автоматом для бара»…

— Что-что?

— Как ты сказала? — одновременно закричали Жан-Марк и Катрин.

— «… девятизарядным автоматом для бара, а главное, Принцессой, которая отлично варит кофе».

Тут из-под занавески выскользнуло мыло, которое Катрин уронила, и, как по льду, проехалось в другой угол кухни. А затем появилась сама Катрин в домашнем халате; мокрые волосы облепили ей лоб и щеки, и она сразу помолодела и похорошела. Она взяла у Лоранс письмо.

— Галиматья какая-то. Что еще за принцесса? Какой автомат? Ты что-то путаешь.

— Посмотри сама.

У дяди Антуана был неразборчивый почерк, но все же в письме ясно читалось: «обзавелся девятизарядным автоматом и Принцессой, которая отлично варит кофе». Принцесса с большой буквы.

Катрин и дети переглянулись.

— Вот это новости! — сказал Жан-Марк. — Дядя Антуан вооружается против гангстеров или он сам гангстер. Да еще какая-то принцесса…

— Может быть, принцесса — это Эстер, — мечтательно предположила Лоранс.

— Нет, Эстер, наверное, его жена, — сказал Жан-Марк.

— Понятия не имею, что все это может значить. У Антуана нет жены, вернее, он давно развелся! Эстер поселилась у его родителей еще во время войны да так и осталась с ними — всех ее родных угнали, и они погибли. Сам Антуан немного с причудами, хотя, впрочем, у него есть родственники и почуднее! И он всегда был добряком. Может быть, приютил какую-нибудь особу, которая считает себя отпрыском королевского рода? Но чего же он хочет?

И она снова взялась за письмо и принялась читать вслух:

Спустя час Жан-Марк еще не спал. Ему стелили постель в кухне на раскладной кровати, которая днем превращалась во что-то вроде тумбы непонятного назначения. Мама обычно спала на диване в комнате, а для Лоранс был отгорожен закуток, который она увешала фотографиями кошек, собак, слонов и обезьян. Двери и окна были раскрыты настежь, но все равно было душно, да еще на улице все не стихал шум машин.

— Мама, ты спишь?

— Да. То есть нет. Мне жарко. А ты спи.

— Мне тоже жарко. Послушай, вот дядя Антуан пишет: «Бори», что это такое? Гора, по имени которой называется гостиница?

— Нет, это такой дом.

— Дом? Дядин?

— Да нет! Дом, сложенный из больших камней, жилище первобытных людей. Там, в Мазербе, их полно.

— А, так вот что значит этот …азерб на штемпеле: Мазерб! Ты говоришь, настоящие первобытные жилища? А ты их видела? Они большие? В них сейчас кто-нибудь живет? А почему Бори-Ве?

— Хватит, Жан-Марк. Ничего я не знаю. Отстань.

— Я все слышу, что вы говорите, — послышался голос Лоранс. — Мама, а что, если нам поехать в эту Бори-Ве?.. Вот все и узнаем. И на Принцессу посмотрим.

— И на гангстеров с автоматами, — добавил Жан-Марк.

— По-твоему, я должна уйти с выгодного места в ресторане прямо под боком, — сказала Катрин, — чтобы забиться куда-то в горы Воклюза? И как раз в разгар туристского сезона, когда можно прилично заработать? Не будь наивной, Лоранс. И вообще, пора спать.

— Ну, мы с Жан-Марком могли бы поехать одни….

— Еще что выдумаешь? Ни за что. А лагерь Жан-Марка? А твоя подруга? Ведь все так хорошо устраивается.

— Да, но… — медленно начал Жан-Марк. — Ты еще не знаешь, наши каникулы начнутся уже через неделю, так что у нас будет время съездить к дяде еще до…

— Что?!

С Катрин мигом слетел весь сон. Вот когда разразилась предсказанная Жан-Марком буря негодования!

А через десять дней Жан-Марк и Лоранс садились в ночной поезд на Лионском вокзале. В городской квартире на седьмом этаже не было спасения от нестерпимой жары. Лоранс стала бледнее смерти. И в конце концов, как ни противилась Катрин, эти внезапно свалившиеся каникулы заставили ее сдаться. Она дала телеграмму дяде Антуану, в которой сожалела, что не может приехать сама, и сообщала о приезде детей. «БУДУТ ОЧЕНЬ ПОЛЕЗНЫ РАБОТЕ ГОСТИНИЦЕ», — добавила она, а в конце чуть не поставила «ЦЕЛУЮ». Но нет, родственные отношения в прошлом, незачем ей их возобновлять. И она подписалась просто «КАТРИН».

Жан-Марк и Лоранс были не из тех столичных детей, про которых в книжках пишут, будто они знают природу только по газонам в парке. При жизни нормандских бабушки с дедушкой они почти все каникулы проводили на берегу Ла-Манша. И полюбили шум прибоя, изменчивый цвет и запах моря, водоросли из таинственных глубин, остающиеся на мелководье после прилива, и неумолчный шорох перекатываемой волнами гальки. Они колесили на велосипеде среди желтых полей пшеницы, овса и льна, спускались по долинам, резко обрывающимся у скалистого берега. Росли там и яблони — в Нормандии любят сидр, яблочное вино, — и Жан-Марк и Лоранс легко залезали на них по низко опущенным веткам.

Но то, что они увидели прекрасным июньским утром из окна автобуса, увозившего их из Авиньона, было совсем непривычно: тщательно обработанные огороды и сады среди моря пыльной первозданной природы.

Вот поля и ряды кипарисов, защищающие их от мистраля. Вот на грядках, накрытых пластмассовой пленкой, знаменитые воклюзские сетчатые дыни. Вот целые плантации сливовых деревьев, на которых красных плодов чуть ли не больше, чем зеленых листьев. Вот дома, утопающие в цветах. А вплотную к этим возделанным землям подступают горы. И везде: по обеим сторонам дороги, на равнине и по склонам гор — цветущий дрок взметает выше человеческого роста снопы золотых искр. На мгновение этот ослепительный фейерверк прекращается, чтобы чуть дальше вспыхнуть еще ярче.

Через приоткрытые окна в автобус проникал пряный, как перец, и сладкий, как мед, запах.

— Это пахнет дрок, — сказала соседка Лоранс, видя, как та удивленно принюхивается.

— Еще на прошлой неделе на вершине Ванту лежал снег, — заметил через некоторое время один из пассажиров, глядя в левое стекло.

Жан-Марк и Лоранс повернулись в ту сторону. Гора Ванту, высотой почти две тысячи метров, с вершины которой в хорошую погоду видны все Альпы до самых Пиреней, имеет странную форму. Обычная гора — это конус, или пирамида, или острый пик. Ну, а Ванту — огромный кит, с покрытым зеленью лбом и с плешью на затылке, выброшенный в самом центре Конта Венессен[1].