— Мадам Эстер меня не слушала. А я ей говорила: пропала новая кастрюля, пропала спиртовка. В бутылке со спиртом ничего не осталось. Я все пересчитала: не хватает двух вилок, двух ложек, ножниц для разрезания кролика и одного куска мыла. И еще здесь…

Она лихо повернулась на табуретке и указала на шкаф с продуктами.

— Не хватает пачки сахару, одной колбасы, коробки спичек, нескольких коробок сардин и банки свинины. И еще веника. Когда я сказала, что пропал новый веник, вы мне ответили: Не будешь же ты сейчас подметать!

Эстер развела руками.

— Ты искала и ножницы, и веник, но у нас и так все всегда теряется по десять раз на дню… Конечно, если и покрывало исчезло, значит, они действительно живут где-то дикарями! Только зачем им веник?..

— Две ночи на холоде! — простонала тетя Лидия.

— Ничего себе холод, — тихо заметил дядя Антуан.

Но Сидони выложила еще не все:

— Я вам не сказала про ту бумагу, потому что Режинальд заставил меня поклясться головой матери, что я буду молчать.

— Бумагу? Какую еще бумагу?

— Сидони, мы освобождаем тебя от клятвы, — сказал Рено. — Расскажи, что за бумага, но прежде слезь с верхотуры, а то у меня голова кружится на тебя глядеть.

Сидони слезла с табуретки и присела перед старой плитой, которая, с тех пор как дядя Антуан купил плиту самой последней модели, служила шкафчиком. Все молча наблюдали, как она вынимает из бывшей духовки сначала коробку с разными тряпками, потом сапожные щетки и крем, потом несколько старых зубных щеток, которыми теперь начищали медные вещи, и наконец два кусочка картона, связанные бечевкой. Она развязала узел — между картонками оказался сложенный вчетверо листок бумаги.

— Он срисовал вот это, — сказала Сидони, — через такую прозрачную бумажку.

— Моя калька! — воскликнул Жан-Марк. — Получилось очень красиво, — продолжала Сидони. — Режинальд обвел все рисунки красным и зеленым карандашами и подписал название: Бори-Верт и еще разные. А этот листок — он его назвал как-то вроде огири… или ориги… оригинал! — отдал мне, чтобы я его спрятала и чтобы он не измялся. Он сказал, что это ему подарил дядя для его сокровищницы. И еще сказал, что когда-нибудь отведет меня по этой карте в Бори-Верт. Но, по-моему, этой самой Бори-Верт и в помине нету. Верить в нее — все равно что в оборотней верить. А это нехорошо, — благоразумно заключила она.

Рено Абеллон постучал себя пальцем по лбу.

— Дурак я, дурак! Это же план, который я когда-то начертил, на случай если вместо нас придется туда идти кому-нибудь другому, чтобы он нашел дорогу. И у меня из головы вылетело, что я рассказывал все эти военные приключения Режинальду и подарил ему этот план, который хранил как память. Он попросил, я и отдал ему, хотя бумага, пока лежала у меня по карманам, порядком истрепалась. А с калькой он здорово придумал. Копию, наверно, унес с собой, она ведь прочнее… Ну-ну, Сидони, успокойся, Режинальд даже будет доволен, что ты все рассказала.

Сидони стояла с грустным видом, сложив руки на животе. Остальные женщины засуетились: надо было как можно скорее идти. Сможет ли Рено найти дорогу? Жан-Марк вместе со всеми склонился над картой, разглядывая пунктирную линию среди разноцветных пятен. Кое-где можно было разобрать надписи большими буквами: ПРОХОД В СТЕНЕ ЗАМКА… РАЗВАЛИНЫ… ТРИ ДУБА… ЕЖЕВИЧНИК… ПЕРВАЯ ПЛОЩАДКА… РУСЛО ИЗУ…

— А здесь что написано? Не то КАРНА… не то КАРНИ…

— КАРНИЗ, — сказал дядя Антуан с каким-то странным выражением.

Рено взял листок и бережно сложил его.

— Конечно, они где-то там, в горах. Ну я пошел. Эстер, дай мне…

Тут в зале кафе кто-то робко кашлянул.

— Иду-иду! — машинально выкрикнули хором Сидони, Жан-Марк и Лоранс.

Но у стойки стоял не посетитель, а самый младший из команды велосипедистов Мазерба. В руке он держал какую-то голубую пластмассовую штучку.

— Это заколка моей дочери! — воскликнула тетя Лидия.

— Где ты ее нашел? — спросил Рено Абеллон, ласково обняв сестру за, плечи.

Мальчик махнул рукой и сказал:

— Там, в горах, позади замка. Я снова поехал туда, потому что Режинальд говорил, что знает там какую-то тайную тропу и что мы все рты откроем. Никто ему, конечно, не верил. Там всё заросло ежевикой, но в одном месте я видел, как будто прорублен туннель. Причем совсем недавно. А эту штуку я там и нашел, она зацепилась за ветку. Ну, а дальше я не пошел, потому что собирается гроза.

Все посмотрели в окно. Сквозь полуоткрытые ставни лился желтый свет. Рено взглянул на часы.

— Шесть часов… Тропа, действительно, начиналась позади замка. Сначала надо идти понизу, а потом пробираться сквозь заросли. Ежевика с тех пор, наверно, разрослась еще больше. Эстер, не найдется ли закрытого фонаря, может быть, на обратном пути будет уже темно. Нет-нет, Лидия, ты никуда не пойдешь! Я их приведу, обещаю тебе. Антуан, дашь мне свои сапоги? Да. Эстер, дай-ка еще маленькую аптечку.

Тетя Лидия вскрикнула, и ее пришлось долго успокаивать: аптечка — это просто предосторожность, вдруг понадобится йод, там ведь колючки…

Жан-Марк выскочил из комнаты и быстро вернулся в ботинках вместо сандалий и с электрическим фонариком в руке.

— Можно, я с тобой? — спросил он.

Немного поколебавшись, Рено ответил:

— Ладно. Вдвоем даже лучше… Если… — Но, взглянув на тетю Лидию и мадам Трюшассье, он осекся.

Рено с сыном уже вышли из сада, где все так и блестело нестерпимым блеском под предгрозовым солнцем, и скрылись за оградой, как вдруг Эстер с досадой сказала:

— О чем я только думаю! Отпустила их без плащей и не дала с собой никакого питья! Сидони, достань термос! Где тот мальчик? Он их еще догонит.

— Эстер, позволь пойти мне! — закричала Лоранс. — Я очень быстро хожу, у меня самые длинные ноги в классе. И еще, можно я возьму шоколад и лимоны для подкрепления? Бегу за плащами.

Еще несколько минут, и Эстер провожала взглядом Лоранс, которая тоже выходила за садовую ограду. Старый заплечный мешок с привязанными к нему плащами неловко болтался у нее за спиной. Вот она помахала рукой и скрылась из виду.

Отец и брат обогнали ее на четверть часа.

— Лоранс, зови их все время и слушай, не ответят ли, смотри не потеряйся!

— Хорошо! — прокричала Лоранс уже издалека.

На западе небо оставалось еще чистым. А на востоке освещенные солнцем каменные домики Мазерба блестели, как золотые, на фоне свинцово-синих туч.

Лоранс, преодолела подъем к замку бегом, понестись так и дальше было невозможно. Так что у прохода в стене замка, обозначенного на карте Рено, ей пришлось остановиться и перевести дух. Солнце было, как никогда, жгучее и злое, ласкового тепла последних недель как не бывало.

— Ау! Ау! Жан-Марк! — кричала она.

Она пошла по тропинке наверх, уже не так быстро, и камни осыпались у нее под ногами. Сердце наконец перестало бешено колотиться, но она с тревогой думала: «Что, если я не успею догнать их до начала тайной тропы… Ого, как небо почернело с той стороны, наверно, сейчас пойдет дождь…»

— Папа! Папа!

Она судорожно глотнула воздух, как будто долго просидела под водой.

— Э-ге-гей! — раздалось в ответ из-за недалекой дубовой рощицы.

— Лоранс? Что такое?

Последние несколько шагов — и за углом полуразвалившегося дома Лоранс увидела отца и Жан-Марка. И как раз вовремя. Прямо у них за спиной начинались густые заросли, выше человеческого роста, и покрывали весь склон горы. Еще пять минут — и они скрылись бы в чаще.

— Плащи и свитеры? Молодец Эстер, только она одна и не теряет головы. Давай все это сюда, девочка. Да иди скорей домой, пока не началась гроза.

И словно в подтверждение слов Рено, небо вдруг вспыхнуло и задрожало. От неожиданности Лоранс зажмурилась.

— Вот уже первая молния, сейчас начнется. Пошли, Жан-Марк.

И Рено шагнул в ежевичные дебри. А наверху среди полного затишья глухо рокотал гром.