Я прошел в ванную, сполоснул лицо холодной водой. Немного подумал и принялся бриться. Если что-то пойдет не так, умру выбритым до зеркального блеска. Не так стыдно потом будет.

Автомобиль словно чувствовал мое настроение, двигатель долго не заводился. Я почти отчаялся и собрался ехать на такси, но кто-то на небесах сменил гнев на милость. Мотор фыркнул и заработал.

— Пора! — сказал сам себе я, выжимая сцепление и плавно дожимая газ.

В общественном парке не было ни души, разве что в самом дальнем конце у забора стоял фургон электрической компании. Правильно, давно пора позаботиться об освещении. По утрам и вечерам здесь темно. Гулять страшновато.

Я шел по красной дорожке и, дойдя до знакомой беседки, остановился. Все началось именно здесь и здесь же должно закончиться.

В утренней тишине хорошо слышались сторонние звуки. Ветер качал верхушки деревьев и гнал рябь по воде в пруду, шуршали опавшие листья. Чуть погодя в эту симфонию добавился шум остановившегося автомобиля. Хлопнули двери.

Я посмотрел на часы. Арабиец оказался пунктуальным. Качество не очень распространенное среди восточных людей.

Ахмараджи был не один. Чуть позади, подстраиваясь под темп начальника, шагал Джафар. Чтобы не привлекать к себе лишнего внимания, оделись весьма неброско: плащи поверх костюмных «двоек», купленных в магазине готового платья, широкополые фетровые шляпы.

«Все в сборе», — подумал я. В руках у меня был коричневый саквояжик.

Они остановились напротив. Глаза у мужчин были хмурыми и неприветливыми, как это утро.

— Я слушаю вас, Рик, — заговорил Ахмараджи. — Надеюсь, мы тут не зря.

Голос его был усталым и скучным. Ну да, я заставил их подняться в такую рань и тащиться в центр города, да еще по такой погоде. Симпатии просто неоткуда взяться.

Я показал Ахмараджи коричневый саквояж. Щелкнул замком и раскрыл, демонстрируя пустое дно.

— Сюда спокойно поместится пятьдесят тысяч хрустов. Я прикинул заранее и потому подготовился. Сейчас тут пусто, а я не переношу пустоты.

— Вы спятили? — разозлился арабиец.

Он крутанулся на пятках, разворачиваясь спиной ко мне.

— Ни в коем разе. Именно во столько я оцениваю информацию. Или Ларсен запросил у вас больше?

Ахмараджи снова повернулся лицом ко мне.

— Какой Ларсен? Что вы несете?

— Ларсен-то? — хмыкнул я. — Разве вы о нем не слышали? Коп-отставник, ныне покойный.

— Это переходит все границы, — разозлился Ахмараджи. — При чем тут какой-то мертвый коп? По-моему, вы злоупотребили моим доверием. Я напрасно потратил на вас уйму времени. Жаль, Рик, очень жаль.

— Повторяю, моя информация стоит пятьдесят кусков. В противном случае я иду в полицию и выкладываю им все.

— Что?! — вскричал Ахмараджи. — Что вы собираетесь говорить в полиции?! Не говорите загадками! Я вас не понимаю.

— Сдается мне, что нас пытаются шантажировать, — зло произнес дотоле не проявлявшийся Джафар. — Позвольте, я разберусь с этим нахалом.

— Еще успеешь, — заверил Ахмараджи. — Сначала пусть выговорится. Мне бы не хотелось прибегать к чересчур радикальным мерам раньше времени.

— Ваш прихвостень не ошибся. Я действительно намерен шантажировать вас.

— Чем? — без особых эмоций поинтересовался Ахмараджи.

Вид у него был такой, словно он делает мне одолжение.

— Информацией. Речь идет о Визире. Женщина, которую обвиняют в его убийстве, не виновата. Я знаю истинного убийцу.

— Да? И кто же он? — Ахмараджи демонстративно зевнул.

— Сейчас расскажу. Его убили вы, неуважаемый второй секретарь посольства. Не знаю, чем помешал вам бедный Визирь. Наверное, кому-то страшно не хотелось, чтобы он стал султаном. Вы получили заказ, остальное — дело техники.

— Ерунда! — усмехнулся Ахмараджи. — Ваше психическое состояние вызывает у меня тревогу. Не понимаю, почему я вообще слушаю эти бредни?

— Потому, что это правда.

— Это слова. — Он бросил на меня тяжелый взгляд.

— У меня есть доказательства. Помните, я говорил вам про Ларсена?

— Повторяю: я понятия не имею, кто такой этот Ларсен. Я совершенно не понимаю, с какой стати вы его сюда приплетаете.

И все же он не ушел, а я продолжил:

— В тот день Ларсен был в доме Визиря. Он следил за Жасмин Корнблат — это ее обвинили потом в убийстве. Но она не убивала. Это сделали вы, господин Ахмараджи. Ларсен стал случайным свидетелем.

— Боже мой, какую чушь мне приходится слышать! — всплеснул руками арабиец. — Вы сами недавно сказали, что Ларсен мертв. А мертвецы, как вам известно, народ неразговорчивый.

— У Ларсена был при себе фотоаппарат, делающий мгновенные снимки. Он заснял вас на месте преступления. А потом стал шантажировать.

Ахмараджи хмыкнул.

— Что, вспомнили, как довели его до самоубийства? — сказал я. — Очень смешно, право слово! Думали, что это устранило угрозу? В ваши расчеты вкралась ошибка.

— Что вы несете! — воскликнул Ахмараджи.

— Правду и только правду. Я был последним, кто видел Ларсена живым. Думаю, вы читали газеты, там много писалось об этом. Перед смертью он успел все рассказать мне и сообщил, где находятся снимки. Теперь они здесь. — Я выразительно похлопал по внутреннему карману пиджака, в котором у меня действительно лежало несколько снимков — все, что осталось от богатой коллекции Десяти Дюймов. — Не знаю, сколько Ларсен запросил с вас. Лично мне нужно пятьдесят кусков. Это не такая уж большая сумма. Особенно если знать, что это поможет вам избежать электрического стула.

Второй секретарь посольства переглянулся с Джафаром. Тот вдруг выпрямился во весь рост. С его лица вдруг исчезла маска тупого быка-телохранителя. Теперь я видел в нем хищника — умного и жестокого.

Меня поразили эти изменения. Кажется, и с моими расчетами что-то не так.

Джафар процедил сквозь зубы:

— Он блефует. Нет у него никаких снимков. Да их и не было.

— А если не блефует? Прости, сагиб, я не успел произвести у него обыск, — повинился Ахмараджи.

Сагиб?! Второй секретарь назвал своего шофера и телохранителя господином! Кажется, я неправильно расставил акценты, когда думал о действиях этой парочки.

— Убей его! — тускло произнес Керим.

Он покрутил головой по сторонам. Парк по-прежнему пустовал.

— Все равно свидетелей нет. Когда его хватятся, мы будем уже далеко.

Я угрожающе выставил саквояж вперед.

— Только попробуй!

— Что, стукнешь меня своей сумочкой? — ехидно спросил Ахмараджи. — Взял бы тогда что-то поувесистей.

— Вы — идиоты! Это не просто саквояж. В него вмонтирован микрофон с передатчиком. Наш разговор слушает и записывает полиция. — Я засмеялся. — Не ожидал, что вы клюнете и попадетесь в такую простую ловушку!

Джафар побледнел.

— Задержи его, раб! — крикнул он Ахмараджи и рысью бросился к выходу из парка.

— Стой! — заорал я и кинулся за беглецом, однако Ахмараджи помешал мне, сбив с ног ловкой подсечкой.

Я кувыркнулся и улетел в кучу прелой травы.

— У меня нет оружия, но я убью тебя голыми руками, — пообещал арабиец.

Я оторвал голову от земли. Спина Джафара почти исчезла из виду.

— Тебе ни за что не догнать сагиба! — прошипел Ахмараджи.

— Его не выпустят из страны. Через час, максимум два — все порты, вокзалы и аэропорты будут перекрыты. На него объявят охоту и в итоге найдут. Не сегодня, так завтра… Вы не представляете себя всю мощь полицейской машины.

Арабиец хохотнул:

— Рик, ты круглый дурак! Это ты не знаешь, с кем связался.

— Знаю, — сказал я, поднимаясь. — Это ифрит. Сверхъестественное существо, джинн из сказок.

Кровь застучала в висках маленькими молоточками. Меня пошатнуло.

Я до хруста в пальцах сжал кулаки.

— И я догоню его, а потом убью!

— Не догонишь, — сплюнул Ахмараджи. — Я оторву тебе голову. Без башки далеко не убежишь.

Похоже, его учили восточным единоборствам. Он плавно перетек в боевую стойку и ударил ногой. У него была отличная растяжка, арабиец точно угодил бы ступней мне в височную долю, но я успел присесть, пусть это отдалось страшной болью в голове. Никогда бы не подумал, что резкие движения могут причинять столько муки.