Артем словно прочел это в глазах Фельдмана. Он слишком хорошо знал Евгения и всю его семью, чтобы не понять, что за насекомые копошатся сейчас в голове его друга.

— И последний мой подарок тебе, Жень. Кое-кто меня, конечно убил бы, ведь я предаю чужую тайну, — Артем представил, как бы отреагировал человек, которого казался этот секрет, на то, что он вообще в курсе всего, да еще и раскрывает подробности тому, кто не должен был узнать эту тайну никогда. — Но, если я скажу тебе об этом сейчас, это поможет избежать твоих угрызений совести, сделок с понятием чести и достоинства, и, несомненно, даже кровопролитных войн между нашими кланами. Скажи нет вражде. Я не просто так прошу позаботиться о ребенке Ксюши. Он твой сын, Жень. Мальчик в чреве моей сестры наследник не только Сикорских, но и Фельдманов.

Дом, подсвеченный мягким сиянием светильников, дышал уютом и теплом. Снаружи, пробиваясь сквозь легкий тюль, свет ламп казался свечением светлячков, слетевшихся на аромат спокойствия и благополучия.

Вечно занят, вечно в заботах, Артем любил те несколько секунд, когда ступаешь на порог родного дома, уставший, но с чувством выполненного долга. Зайдешь, оставишь холодную и промозглую сырость, тающий на пальто снег за дверью. Вдохнешь тепло, разливающееся по телу ощущение дома.

Благодаря четкой, словно часовой механизм, работе слуг, которые со временем стали семьей, здание живет, становится Домом. Традиционно вопросами уюта занимается жена. Она хранительница очага. Она колдунья, чья незримая магия поддерживает теплый, не жалящий огонь любви и взаимопонимания. У Артема же эту роль брала на себя мать, затем Клавдия Олеговна. Не судилось ему обзавестись женой.

Прости, мама. Тебе уже лучше. Врачи скоро выпишут тебя из больницы. Ты так старалась, чтобы твои сыновья нашли свое место в жизни. Я сделал все, что мог, на данный момент. У тебя еще остается Алексей. Да, он до сих пор не повзрослел. Пока он не оброс понятием надежности. Но он нашей породы. Леша сильный духом. А ветреность уйдет. Выбора нет у него.

Ваше будущее в надежных руках, мам. Не беспокойся. Будущее нашего клана в надежных руках. Евгений не подведет. Я верю ему. Потому что знаю его. Для Фельдманов, как и для Сикорских, важнее интересов своего рода нет. А сын Ксюши — его сын. Его плоть. Его кровь. Продолжение его рода. Наследник обоих кланов.

Ева… Тебе я уже не успеваю помочь. Прости, дорогая. Я и себе не успеваю помочь.

Артем переступил порог дома, оставив сырость нетрадиционно теплой зимы за дверью. Не встретят его объятия любимой женщины. Не зайдет он поцеловать уже спящую, не дождавшуюся любимого отца дочь. Не взъерошит волосы на голове выскользнувшего из постели при звуке родного голоса сына. Не успел завести семью. Не дано было ему познать этот хлеб.

Не придется больше сломя голову нестись для решения клановых вопросов, разрывая ночь на части. Не нужно больше хитрить, извиваться, пытаться сохранять баланс между жестокостью и справедливостью, между мягкотелостью и жесткостью, между нашими и вашими. Не придется обуздывать спящую внутреннюю лютость.

Все позади. Все тлен.

Пламя огня весело плясало в камине. Приглушенно отсвечивали торшеры. За окном бушевал дождь вперемешку со снегом. Ветер злился, бросался охапками в окно, но не в его силах было разрушить атмосферу уюта и спокойствия в спальне Артема Николаевича Сикорского.

Мужчина переоделся в джинсы и футболку — непозволительную роскошь, учитывая, что постоянно приходилось из делового костюма запрыгивать сразу в пижаму, если повезет, и, ни свет, ни заря, снова впрыгивать в кожаные классические туфли. Потягивал виски со льдом, развалившись в кресле, подобрав одну ногу под себя. Расслабленный, спокойный. Словно не доживал последние часы своей жизни.

Артем уже созвонился с мамой. Ее сердце чуяло угрозу, но опытный тактик и стратег, заручившись актерским мастерством, сумел замылить, успокоить. Подсознание матери пищало о том, что налетел табор, задурил голову, обманул, скрыл то, что не стоило знать. Но она не понимала, в чем подвох. Все живы, здоровы, Алексей и Ксения дома. Все хорошо.

Алексей. Разговор был трудным. Как так, Артем отступает от дел?! Почему Фельдман принимает бразды правления?! Что происходит? Как же я?! Но и здесь Артем проявил себя дипломатом.

— Леш, зачем оно тебе надо, эта ответственность? Заботы о клане съедают время и не дают тебе ничего взамен, — хмыкнул Артем, подливая себе порцию виски. — Сумма твоих ежемесячных расходов увеличится вдвое. Долги я выплатил. Живи и радуйся. Женитьба скоро.

— Тем… — Алексей покраснел до кончиков красиво уложенных волос. — Прости… Я не думал, что с Лучано так получится. Он так красиво все выкрутил. Если бы я подозревал, то никогда бы…

— Я знаю, Леш. Проехали. Все хорошо, — Артем перебил мягко, без тени порицания. И сменил тему:

— Ты уверен, что Света та самая?

— Если ты о Жеке, то я буду делать вид, что ничего не знаю, — в ответе младшего Сикорского, заглянувшего в свой бокал, не было и тени неловкости. — Ну а что, она клевая. У нее крутая родословная. Да, гуляет, но и я не ангел. И ни слова от нее упрека не услышал.

— Светка все упреки приберегла для твоих пассий, — хохотнул Артем. — Их она запугивает, стращает.

— Та пусть делает, что хочет, — улыбнулся Алексей. — Главное, что я могу делать, что хочу.

— Она не сахар.

— Я тоже не мед, — захохотал мужчина.

Ксению сонную Паша занес в дом. Фельдман, словно коршун, вился, но не решался разбудить женщину. Он испепелил Павла взглядом, но не сказал ни слова в его адрес. Евгений не рассматривал этого простого мужчину, как своего конкурента. Лишь только Фельдман щелкнет пальцами — Ксения, как всегда, окажется у его ног.

А она хороша. Беременность ей к лицу.

Евгений вспомнил, как девушка приехала к нему, считая его виновником всех бед, пытаясь выторговать спокойствие для своей семьи. Тогда впервые Фельдман увидел ее по-настоящему, почувствовал очарование ее «сикорскости», неповторимый аромат женственности и мягкой, но мощной силы духа. До сих пор помнил то белое пальто на хрупкой, удаляющейся фигурке, и как в душе пустили ростки чувства, о которых он не мог и подумать.

Но Евгений не увидел главного — того, с какой любовью и бережностью Павел смотрит на свою невесту. Брак фиктивный, но любовь его подлинна. И чувства мужчины не позволят дать девушку в обиду кому бы то ни было.

Фельдман не знал об этом. Но придет время — и ему придется, волей не волей, столкнуться со всепоглощающей силой любви Павла.

Артем все это предвидел. Знал. И понимал, что последнее слово будет за Ксенией. Сможет ли она простить обиду, нанесенную ей Евгением, не сможет ли, это никак не повлияет на отношение Фельдмана к ребенку. И это главное.

А сестре своей Сикорский-старший желал лишь лучшего. Поэтому и не стал ей ничего говорить, поцеловал сонную, что-то мурчащую в лоб, мягко прикоснулся к округлостям животика, получив приветственный тычок крохотной ножки. И тихонечко закрыл дверь спальни.

— …получишь расчет на банковскую карту. На адрес электронной почты придут рекомендации с места работы. Если они, конечно же, понадобятся тебе, — ухмыльнулся Артем, криво, лениво, словно разомлевший у очага хищник. Виски немного прогнало тошнотворную слабость, расслабило и успокоило расшалившиеся нервы.

Сикорский торопился закрыть все насущные вопросы, чтобы оставить хотя бы час времени для себя. Посидеть еще за бокальчиком-другим, разгоняя мрак холодной ночи полыхающим в камине огнем, а затем уснуть. Навсегда. Чем не мечта?

Катерина стояла, насупленная. В ее черных, как угли, глазах, полыхали отблески пламени. На бледных щеках играла тень румянца. Не заболела ли она?

Артем смотрел на женщину, стоящую перед ним, словно вызванная на ковер школьница. Он хотел сделать для нее что-то весомое в обмен за тот огромный пласт работы, который проделала, компенсировать щедро опасность и стресс, которые пережила. Пройдет вечность и все-равно не сможет он ее отблагодарить. Но нет. Сможет. Отпуская ее сейчас, отлучая от компании избранных, Сикорский защищает ее право на счастливую жизнь. Беззаботную.