Катары исполняли свои обряды в лесах, пещерах, отдаленных долинах. У них было четыре таинства. Утешение состояло в наложении рук или крещении Святым Духом, которое отпускало грехи, сообщало утешительный дух и упрочивало вечное Спасение. Во время преследований катаров их обряды сокращались, бывали по ночам и тайно. Зажженные свечи были символом крещения огнем.

При обряде посвящения священник читал первые восемнадцать стихов Евангелия от Иоанна. В воспоминание своего посвящения новичок получал одежду из тонкого полотна и шерсти, которую носил под рубашкой, а женщины – пояс, который также носили на теле под самой грудью.

Альбигойцы (лат. albigenses) – ветвь секты катаров. Существовала в Южной Франции (пров. Лангедок). Свое название получила от области Альбижуа. Впервые термин «альбигойцы» появился в 1181 г. Альбигойцы придерживались дуалистических взглядов и утверждали наличие двух начал: доброго (Бога – творца духовного) и злого (дьявола – творца материального). Они отрицали страдания Христа, не почитали крест, считали ненужными иконы и статуи, не признавали действенными семь таинств католической церкви, в частности крещение водой, заменяемое ими рукоположением. Отрицали учение о предстоящем Страшном Суде, существование Ада и Рая, а также не признавали Ветхий Завет.

Надо заметить, что цель альбигойцев разнилась от цели всех последующих сект в том отношении, что ее удары направлялись только на папский престол, и мщение посредством гражданской силы и патерской ярости было проникнуто чисто папским духом. Альбигойцы соединялись со всеми, кто шел против Рима, особенно с Фридрихом II и с арагонца-ми, для поддержания прав королей против притязаний папской епархии.

Тулуза была Римом этой церкви, которая имела своих пастырей, епископов, провинциальные и вселенские соборы, как официальная церковь, и собирала под свои знамена раскольников почти всей Европы.

Ересь альбигойцев сделала такие успехи по берегам Средиземного моря, что многие страны стремились отделиться от Рима, а князья и императоры открыто покровительствовали этому. Не будучи довольны предполагаемым уничтожением нечестивого Рима, альбигойцы вдруг обратились к крестоносцам – на которых сначала смотрели равнодушно, – надеясь сделать Иерусалим знаменитым и могущественным соперником Рима, учредить там свое местопребывание и основать на земле небесный Иерусалим, царем которого будет Готфрид Бульонский – тот, кто опустошил Рим огнем и мечом, убил антицезаря Рудольфа, «короля патеров», и выгнал папу из священного города, заслужив этим и надеждами, возложенными на него, бесконечные похвалы своему благочестию, чистоте и целомудрию, воспеваемым трубадурами, первоначально явившимися в первой четверти XII в. в аллегорических сочинениях, известных под названием «Лебединый Рыцарь».

В остроконечных колпаках халдейских звездочетов, в черных, подпоясанных веревкой одеждах, ходили альбигойцы по дорогам Лангедока, проповедуя повсюду свое вероучение. Это были так называемые «совершенные» – подвижники веры, принявшие на себя тяжкие обеты аскетизма. Остальные же лангедокцы – «верующие» – жили обычной жизнью, грешили, как все люди, и радовачись жизни, что не мешало им благоговейно соблюдать те немногие заповеди, которым научили их «совершенные». Одна из этих заповедей – основная: «Не проливай крови». Это была опасная ересь, которая страшила сильных мира сего, как и сама доктрина сектантов.

В 1209 г папа Иннокентий III провозгласил крестовый поход против пагубной ереси Король Франции Филипп II Август двинул к границам Лангедока закованных в сталь баронов и армию в 50 тысяч копий Предводитель крестоносцев Симон де Монфор не щадил ни стариков, ни детей.

Умирает Иннокентий, и конклав кардиналов избирает нового папу, три короля сменяются на французском престоле, а в Лангедоке полыхает пламя восстаний, вызванных карательной экспедицией.

Покоренные и униженные жители Тулузы, Фуа, Альби и Кар-кассона вновь и вновь берутся за оружие во имя бессмертных заповедей «совершенных». Только через полвека крестоносцам удалось утихомирить опустевшую, дымящуюся страну. В одном лишь Безье, согнав жителей к церкви св. На-зария, каратели перебили 20 тысяч человек. Безье горел три дня; древний Каркассон, у стен которого альбигойцы дали последний бой, был наполовину разрушен.

Последние «совершенные» с остатками разбитой армии отступили в горы и заперлись в пятиугольных стенах замка.

Монсепор. Это была не только последняя цитадель альбигойцев, но и их святилище. Стены и амбразуры Монсегюра были строго ориентированы по сторонам света и, подобно Стоунхенджу друидов, позволяли вычислять дни солнцестояния. Среди защитников крепости, возведенной на вершине горы, было всего около сотни военных. Остальные же не имели права держать оружие, ибо в глазах «совершенных» оно являлось носителем зла. Но и сотня воинов целый год противостояла 10 тысячам осаждавших крепость крестоносцев. Все же силы были слишком неравны. Объединившись вокруг своего престарелого епископа Бертрана д’Ан Марта, «совершенные», последние маги, философы, врачи, астрономы, поэты готовились принять мученическую смерть.

Однажды ночью крестоносцы втащили на крохотную скальную площадку тяжелую катапульту и забросали замок камнями. Эти каменные ядра и сейчас лежат у разбитых стен Монсегюра. В марте 1244 г. Монсегюр пал, а спустя несколько дней 257 уцелевших после штурма альбигойцев взошли на костер.

Последние сектанты погибли в пещере Сабарте уже в начале XIV в.

У каждой эпохи есть своя цветочная гамма, своя мелодия. Случается, что торжественные хоралы и мессы легко заглушает скабрезная песенка, а нежная лютня перекрывает гулкие вздохи органов.

Тысячелетие, условно разделившее античность и новые времена, с трудом умещается в прокрустово ложе, традиционно именуемом Средними веками – эпохой крестовых походов. Замершая в ожидании вестей от крестоносцев Европа бредила мрачным фанатизмом и невежеством, аскетическим умерщвлением плоти, ужасом перед адскими муками и постоянным ожиданием Страшного Суда»

Но было в то время и нечто совсем иное – полнокровная жизнерадостность, утонченная роскошь, куртуазная изысканность жестов и слов.

Не только скрежет лат и свист рассекаемого мечами воздуха доносится из той невозвратной дали. Томная любовная песня прорывается в похоронном звоне. Здесь начало романтического недуга, упоительного любовного бреда, преобразившей мир мечты. Все, о чем пропоет трубадур, на века обретет емкость символа: кольцо, голубка, перчатка, балкон, кинжал, чаша, «жемчуг» зубов, «коралл» милых губок, «сияние» глаз…

Эту эпоху характеризуют невиданный расцвет лирической поэзии, науки и, главное, необратимый поворот к гуманизму, закрепленный впоследствии Возрождением. Быть может, эта вспышка в ночи была преждевременной. Но, однажды воссияв, она оставила о себе неизгладимую память.

Дети своего времени, трубадуры в известном смысле были объединены в рыцарский орден с особой, но довольно размытой, ритуальной символикой. Поэтому романтический титул «Великий Мастер Любви», которым Данте и Петрарка нарекли трубадура Арно Даниэля, означал нечто большее, чем просто возвышенный поэтический образ.

Певцы Любви, паладины Веселой Науки, сблизились с альбигойцами. Трубадуров и альбигойцев соединило общее горе, спаяла ненависть к католической Церкви. Они пели одни песни, бились спина к спине и горели на одних кострах. Поэтому основательно считать трубадуров организаторами обширного заговора против Римской Церкви, поборниками возмущения, которыми руководили не материальные интересы и пошлое честолюбие, а религия и законы Любви. Здесь Любовь считается не как привязанность, которую все более или менее испытывают и понимают, но как искусство, наука, приобретаемая посредством изучения и практики в обычаях и законах секты, и эти артисты под разными именами разошлись по всей Европе. Трудно определить границы, до которых распространилась Веселая Наука. Певцы любви встречаются как трубадуры, миннезингеры и менестрели.