Камень был уложен в безопасное место в большом сейфе мистера Трелони, а мы с большими надеждами отправились в путешествие.

Мистеру Трелони не хотелось оставлять свою молодую жену, которую он нежно любил, но она, любившая его не меньше, понимала, как сильно он стремится продолжить свои поиски. Поэтому, скрывая про себя, — как делают все хорошие женщины, — свои тревоги, которые в её случае были особого рода, она призвала его следовать своему влечению.

Надежды мистера Трелони были ничуть не меньше моих. Он не такой непостоянный, как я, подверженный взлётам и падениям надежды и отчаяния; ему присуща целеустремлённость, которая преобразует надежду в веру. Иногда я боялся, что таких камней может быть два, или что приключения Ван Хайна могли быть выдумкой путешественника, основанной на редкости, приобретённой в Александрии или Каире, Лондоне или Амстердаме. Но мистер Трелони никогда не колебался в своей вере. Нам встречалось много такого, что отвлекало наши мысли от веры и неверия. Это было вскоре после Аравийского Паши, а Египет — место небезопасное для путешественников, особенно если они англичане. Но мистер Трелони — бесстрашный человек, а временами мне казалось, что и я не трус. Мы вместе собрали группу арабов, которых один или другой из нас знал в прежние времена, во время предыдущих поездок в пустыню, и которым мы могли доверять; точнее, мы им не настолько не доверяли, как Другим. Нас было достаточно много, чтобы защититься от случайных мародёрствующих банд, и мы взяли с собой достаточно боеприпасов. Заручились согласием и пассивным содействием властей, все ещё дружелюбно настроенных к Британии, и вряд ли мне стоит добавлять, что основную роль сыграло благосостояние мистера Трелони. Добравшись до Асвана и наняв у местного шейха несколько арабов, дали необходимый «бакшиш» и отправились в пустыню.

После долгих блужданий и осмотра ответвления в бесконечной череде холмов, к вечеру мы наконец подошли именно к такой долине, какую описывал Ван Хайн. Долина с высокими, крутыми скалами, сужавшаяся к середине и расширявшаяся к востоку и западу. Днём мы уже стояли перед скалой, на которой высоко над землёй было заметно отверстие и иероглифические фигуры, которые явно предназначались для того, чтобы замаскировать его.

Но знаки, которые озадачивали Ван Хайна и людей его времени, не были загадкой для нас. Целая плеяда учёных, посвятивших работе всю свою жизнь, прорвалась в таинственную темницу египетского языка. На отёсанной поверхности скалы мы, изучившие эти тайны, смогли прочесть то, что фивейские жрецы написали там почти пять тысячелетий назад.

В том, что внешние надписи были созданы жрецами, причём враждебно настроенными, сомнений не было. Текст на скале, написанный иероглифами, гласил:

Это предупреждение, должно быть, обладало невообразимой силой в те времена, когда оно было написано, и тысячи лет после этого, даже когда язык, на котором оно было написано, превратился в мёртвую тайну для людей этой земли. Традиция подобного ужаса длится дольше, чем сама причина. Даже использованные символы добавляли значения тому, что было сказано. «Навеки» в иероглифике выражается как «миллионы лет». Этот символ был повторён девять раз, в трех группах по три, и после каждой группы шли символы Верхнего Мира, Нижнего Мира и Неба. Так что для этой Одинокой не могло быть воскресения в Мире Солнечного Света, ни в мире Мёртвых ни — для души — в области Богов.

Ни мистер Трелони, ни я не осмелились рассказать нашим людям, что это значило. Потому что хотя они и не верили ни в Богов, чьей карой грозила эта надпись, но все же они были настолько суеверными, что, вероятно, бросили бы и убежали, если бы знали, о чем здесь речь.

Однако нас хранило как их невежество, так и наша сдержанность. Мы расположились лагерем неподалёку, но все же за выступом скалы, немного дальше по долине, чтобы эта надпись не была у них постоянно перед глазами. Потому что даже традиционное название этого места — «Долина Мага» — пугало их, а через них и нас. При помощи привезённых с собой досок мы соорудили лестницу, шедшую по поверхности скалы. На балке, укреплённой на выступе скалы на верху, мы устроили блок и в результате мы нашли большую каменную плиту, представляющую собой дверь — она была неуклюже поставлена на место и укреплена несколькими камнями. Плита крепко удерживалась собственным весом. Чтобы войти, нам пришлось втолкнуть её внутрь и пройти по ней. Мы нашли большую цепь, которую описывал Ван Хайн, укреплённую в скале. Было, однако, множество свидетельств того, если судить по повреждениям на огромной каменной двери, которая вращалась на железных петлях вверх и вниз, что поначалу здесь делались значительные приготовления к тому, чтобы эту дверь можно было закрывать и запирать изнутри.

Мы с мистером Трелони прошли в склеп вдвоём. У нас было множество фонарей; мы укрепляли их по мере того, как продвигались вперёд. Сначала нам хотелось сделать общий осмотр, а затем исследовать все детально. Увиденное привело нас в восторг и этот склеп вызывал восхищение. Он казался самым красивым, великолепным по сравнению со всем тем, что мы видели до этого. Искусно сделанные скульптуры и рисунки свидетельствовали, что могилу готовили при жизни той, для кого она предназначалась. Начертания иероглифических картинок были прекрасны, их раскраска великолепной, и в этой высоко расположенной пещере, возвышавшейся над сыростью разливов Нила, все было таким свежим, как и тогда, когда художники только что отложили свои палитры. Нам бросилась в глаза одна вещь. Хотя надписи на внешней скале были работой жрецов, выравнивание её поверхности, по-видимому, входило в первоначальной проект строителя усыпальницы. Символика картин и резьбы внутри говорила о том же. В первой пещере, частично естественной и частично вырубленной, располагался портик с массивными, семигранными колоннами, чего мы не встречали в других усыпальницах. На архитраве была вырублена скульптурная группа — Лодка Луны, в которой находилась Хатхор, с головой коровы, с диском и плюмажем, и собакоголовый Хапи, Бог Севера. Харпокрот правил лодку к северу, представленному Полярной звездой в окружении Большой Медведицы, в которой те звезды, которые мы называем «ковшом» были сделаны больше, чем все другие, и заполнены золотом, так что в свете фонарей сверкали особенно ярко. Пройдя через портик, мы нашли два помещения, характерные для архитектуры египетских захоронений, — Верхнюю Камеру и Нижнюю Камеру, они были полностью завершены и украшены, как это заметил и Ван Хайн, хотя в его времена названия, которыми обозначили эти отделы древние египтяне, не были известными.

Стела, находившаяся внизу на западной стене, была настолько примечательной, что мы её детально исследовали даже до того, как идти искать мумию, являвшуюся целью наших поисков. Эта стела представляла собой большую плиту из лазуриту, всю испещрённую мелкими и очень красивыми иероглифическими фигурами. После гравировки они заполнялись каким-то необычайно тонким цементом чистого алого цвета.

Надпись начиналась так:

Дальше полностью излагалась история её жизни и правления. Знаки царственного происхождения изображались с истинно женским количеством украшений. Соединённые Короны Верхнего и Нижнего Египта были вырезаны с особенно изысканной точностью. Для нас обоих было новостью, когда мы обнаружили, что Хеджет и Дешер — Белая и Красная короны Верхнего и Нижнего Египта — расположены на стеле правительницы; как правило в Древнем Египте любую из этих корон мог носить только фараон, хотя иногда их можно обнаружить и на богине. Позднее мы нашли этому объяснение, о котором я расскажу подробнее.