– Вы просто сгущаете краски, и кстати, не представились, – неожиданно он проявил бдительность. А возможно включилась защитная реакция организма на мой напор, с целью выиграть немного времени, что бы собраться и привести свои чувства и мысли в порядок, – предъявите документы.
– Военный наблюдатель штаба фронта, капитан госбезопасности Песиков, – я попытался надавить авторитетом, но не очень преуспел. Что взять со «штафирки гражданской», ему хоть и присвоили звание, но военным от этого он не стал. Единственно, что упоминание принадлежности к карательным органам, заставило чуть потяжелеть взгляд.
Все это я отметил мельком, когда протягивал бумаги. Ожидалась другая реакция, но видно работа в секретной лаборатории наложила свой отпечаток. Ни чего страшного, моя задача не напугать, а придать весомость своим словам. Заставить смотреть на проблему под нужным мне углом. Я сейчас не просто обеспокоенный гражданин, а представитель власти, стоящий на защите ее интересов, но в виду обстоятельств, ограниченный в возможностях.
– Могу я узнать, на чем основываются Ваши выводы? – Не сдавался Флеров, – что бы делать такие заявления, нужно иметь серьезные основания.
– Как Вы понимаете, к научному сообществу я отношения не имею, и поэтому удивить точными формулировками или блестящим знанием предмета не могу. Более того встреча наша случайна и обратиться к известным мне документам невозможно, да и в связи с их секретность это не реально. Из-за внезапного нападения Германии и крайне неудачного для нас начала ведения военных действий, мы с вами сейчас выполняем не свойственные нам задачи. И если я, как военный, занимаюсь более привычным для меня делом, хоть и не по прямому профилю, то вы сейчас просто попусту тратите те ресурсы государства, что были затрачены на ваше образование. Это я к тому, что во многих организациях царит сумбур, связанный с переводом народного хозяйства на военные рельсы, и не всегда можно правильно выделить приоритеты. Как, например, получилось в вашем случае. Своими знаниями Вы можете принести больше пользы, чем непосредственно стреляя в противника. Но вернемся к сути вопроса. Давайте я перечислю известные факты, а вывод делайте самостоятельно. О том, что правительством США на создание нового оружия выделены большие средства я уже сказал. Именно на создание, а не на исследования. Контроль за этим направлением деятельности поручен военным. Выбрано место и начата подготовка к строительству испытательной лаборатории. Будем реалистами – на решение первоначальных организационных вопросов и комплектование «команды» ученых уйдет не меньше года. Но какие-то наработки уже имеются, иначе это не имело бы смысла. По нашим данным на циклотроне получен плутоний, высокой степени очистки, пригодный для создания бомбы. Правда, пока в небольших количествах. Имеются и другие проблемы, решить которые, и призваны ученные. Но главное в их распоряжении уже имеются готовые производственные мощности, полностью отсутствующие в нашей стране.
– Вы говорили об уране, – попытался поймать меня на неточности Флеров.
– Говорил и повторю, за основу взяты опыты с ураном, проведенные в Германии показавшиеся перспективными. Только там, вторым компонентом бомбы решили сделать «тяжелую воду». В деталях я, к сожалению, не силен, все-таки не мой профиль, да это и не важно. Главное, что мы, судя по вашему пребыванию в войсках, в этом направлении прекратили всякую научную деятельность и начинаем катастрофически отставать даже от Англии, где такие работы тоже проводятся и тоже тайно.
– Я понимаю, вашу озабоченность, но мне почему-то кажется, что опасность сильно преувеличена. Серьезные открытия очень трудно утаить от широкой научной общественности. Ученые тщеславны, а в одной области и даже над одной проблемой одновременно могут работать сразу несколько человек. Здоровая, а порой и не очень конкуренция толкает нас на обнародование достигнутых результатов, что бы закрепить за собой пальму первенства.
– На это я и хотел обратить ваше внимание, – остановил я поток красноречия, не давая себя заговорить. Уверен, что Флеров неплохо набил руку на научных диспутах, но я то спорить не собирался. – Первым, что делает государство, желая скрыть от общественности какую-нибудь новость, это наложить цензуру на ее публикацию в средствах массовой информации. Если у вас появится возможность проанализировать научные публикации в иностранной прессе за последнее время, вы сможете лично убедиться в моей правоте.
Если до этого я где-то и привирал немного, опережая события, то в последнем был уверен на все сто процентов. Информации о новых достижениях в области ядерных исследований теперь не будет еще очень долго. На многие годы эти сведения станут жизненно важными для многих стран, и даже имена лиц, работающих в ядерной промышленности, станут самым охраняемым секретом.
Дальнейший наш разговор ни чего нового добавить к сказанному уже не мог и носил больше уточняющий характер некоторых моментов. О самой бомбе я знал только общие сведения, которые уже рассказал. Гораздо больше я мог поведать о поражающих факторах ядерного взрыва и средствах защиты от него. Это вбивалось в Советской армии на уровне рефлексов. Любимой командой сержантского состава в «учебке» была – «Вспышка справа», ну или «слева» в зависимости от настроения и нашего положения на местности. Вот только объяснить эти знания было бы сложно.
К моменту, когда появился нужный мне командир, уже все было сказано, и мы распрощались. Единственное, что я, сославшись на секретность, попросил не упоминать мое имя в дальнейшем при обсуждении этой темы с коллегами. Закончив свои дела у Клим завода, я всю дорогу до Юхнова гадал, нашел ли я правильные слова и смог ли «достучаться» до техник-лейтенанта Флерова.
Тяжелые мысли были прерваны на нашем, ставшем почти родным аэродроме. Обычно, здесь тишь и благодать, но когда я возвращаюсь из «командировки», всегда происходит что-нибудь выбивающиеся из размеренного распорядка боевой работы. В этот раз нарушителем спокойствия стал будущий командир «1-го Белорусского партизанского отряда», про которого я начал забывать. Майор «Батя» на ступеньках землянки отчаянно спорил с командиром авиаполка. Ни одна из сторон не желала уступать, а спор дошел до той стадии, когда аргументы исчерпаны и доводом служит аргументация к физическим недостаткам оппонента, вроде фразы: «Да как он может разбираться в вопросах аэродинамики, если он лысый». К всеобщему благу спор, ставший бессмысленным и грозящий перейти последнюю грань цивилизованного общения, прервал Александр Михайлович Верхозин начальник штаба авиаполка.
– Иван Васильевич, – обратился он к Филиппову, выглянув из-за двери штабной землянки, – дивизия на проводе.
– Иду, – выдохнул тот. И, как будто сбрасывая наваждение, тряхнув головой, добавил, ставя точку в разговоре с Линьковым – не более пяти машин, это и так почти вдвое перекрывает ваши потребности. – После чего, не слушая возражений, развернулся и спустился в землянку.
По обрывкам фраз, я догадался, что речь шла о предстоящей выброске отряда и о количестве необходимых для доставки самолетов. Но куда ему пять-то штук, а судя по спору, запрошено было еще больше. Все давным-давно просчитано и учтено. Один самолет – двадцать десантников в полном вооружении, с грузом. У майора пятьдесят пять бойцов и 21 парашютно-десантный мешок, если ни чего не изменилось. Но я, ни дополнительного личного состава, ни снаряжения не увидел. Не нужно знать высшую математику, что бы посчитать потребное количество авиатехники для их доставки. Три ТБ-3 для выполнения задачи вполне достаточно. При нашей первой встрече Линьков произвел неплохое впечатление, и какая вожжа ему попала под хвост я не понял. Он, что каждый день группы в тыл противника сбрасывает? Да у парней уже такой опыт, что и мне есть чему у них поучиться.
– Здорово, – хлопнул меня по плечу, подошедший сзади Старчак, очевидно то же находившийся здесь по делам. – Смотрю опять барахлишком обзавелся, – кивнул он на оставленный, на краю поля транспорт. – Это хорошо, что я тебя встретил. Назад вместе поедим.
