Напротив этого образца туристического отдыха, привязанный под локти, разведенных в стороны рук, так что бы земли чуть-чуть не касались колени, висел наш боец. Точнее его сильно побитое и обезображенное пытками, обнаженное тело. Окровавленная одежда, была срезана ножом и после тщательного обыска и прощупывания швов на наличие тайников, небрежно свалена в кучу, у корней этого же дерева.
Вообще-то, что бы заставить раненого говорить, обычно больших усилий прилагать не нужно, достаточно побеспокоить его рану или раны, если их несколько. Слабый духом, начнет говорить, ухватившись за любую, пусть даже призрачную, возможность сохранить себе жизнь. Сильный может выторговать себе быструю и легкую смерть. И лишь немногие будут держаться до конца, доводя своих палачей до исступления. Войсковых разведчиков, как и снайперов, противник не любит и привилегии военнопленных на них, при захвате, не распространяются. После того как Гитлер в своем выступлении заявил, что берет все вину своих солдат за жестокость на оккупированных территориях, на себя, немцы и так себя не сильно ограничивали моральными нормами. А здесь, судя по страшным ранам, совсем потеряли человеческий облик.
Как бы странно и цинично с моей стороны не звучало, но кожу целиком снятую с кистей рук как перчатку, я еще объяснить могу. Вероятно, потребовалась идентификация по отпечаткам пальцев рук, а специалиста способного «откатать» следы ладоней при помощи сажи и спичечного коробка под рукой не оказалось. Бывали случаи в моей милицейской практике, когда так поступали с подгнившими телами неопознанных трупов. Но вот свисающие лоскуты кожи на спине и груди, вырезанные на теле звезды и некоторые отрезанные части тела – это уже перебор. Тут садизмом и психическим расстройством попахивает. Причем это все проделывалось явно при наличии зрителей, а это, по-моему, совсем уж за гранью разумного. Я знаю, и курсантам неоднократно рассказывал, что экспресс допрос в полевых условиях дело неприятное и грязное, но что бы вот так. Тут нужно задуматься, а кто более цивилизован европейцы или мы, по их мнению, варвары.
Справедливости ради стоит отметить, что в Гражданскую Песиков и не такое видел. Тогда классовая ненависть выплескивалась в не менее чудовищных формах, причем не в лучшую сторону отличались и красные, и белые, и зеленые. Одни руководствовались «Красным террором», другие в отместку «Белым», а анархисты и разные банды зеленых с упоением резали представителей обеих противостоящих сторон, не забывая и про гражданское население. Так, что, наверное, «зверь» сидит в каждом из нас. Просто кто-то его в себе контролирует, а кто-то только и ждет удобный повод, что бы выпустить его на волю.
Осторожно обойдя полянку и изучив, в том числе, и привязанное тело, на предмет наличия минно-взрывных сюрпризов и ловушек, я мысленно выдохнул. Ни мин, ни растяжек. Оставлять тело на поругание еще и зверью со стервятниками не хотелось, не по-людски это, не по-товарищески. Пусть я не знал этого человека, но смерть он принял, как боец и отдать ему последний долг я просто обязан.
Нормального шанцевого инструмента, я понятное дело, с собой не брал, но раскладную саперную лопатку из числа трофейных имел. Не смотря на хваленное немецкое качество, эта лопатка больше напоминающая размерами садовый савок, сильно проигрывала нашей в удобстве и ухватистости, не говоря уже о ее боевых качествах. С такой в рукопашную не пойдешь, да и окапываться замучаешься, а вот дерн подрезать, костерок окопать или ямку под отхожее место вырыть это, пожалуйста. Мне сейчас особо выбирать не из чего, поэтому, срезав веревки и подтащив тело разведчика к корням дерева, под которым он принял мученическую смерть, я приступил к рытью неглубокой могилы. Трупное окоченение проявило себя в достаточной мере, свидетельствуя, что с момента смерти прошли сутки, и усложняло земляные работы, так как места между корнями не так уж и много.
Земля в лесу мягкая, только корешки мешают, поэтому, управился довольно таки быстро. Осторожно, что бы не испачкаться, уложил тело в яму, туда же сложил и остатки форменного обмундирования. В последний раз глянул, пытаясь определить какие-нибудь особые приметы, для последующего опознания. Да куда там. Лицо все черное и уже «поплыло», цвет волос под сплошной коркой из запекшейся крови и грязи не определить. С уверенностью только рост, или теперь уже длину тела, и можно указать.
Отвлекая меня от раздумий, где-то неподалеку хрустнула ветка, заставляя насторожиться. Осторожно, не показывая вида, что заинтересовался шумом, осмотрел окружающий лес. Ни чего подозрительного или привлекающего внимание. Даже птицы поют и щебечут в том же режиме. Чувства чужого взгляда, которое иногда выдает неосторожного наблюдателя, тоже нет. И «чуйка» молчит, но червячок беспокойства в душе поселился. Быстренько закончил с могилой, установив вместо надгробия простенький крест из двух связанных между собой веточек. Недолговечно конечно, но делать, что-то более весомое времени нет. Возможно, что на обратном пути прихвачу с собой камень, какой смогу донести.
Сразу к тайнику не пошел, а страхуясь сам не зная от чего, больше доверяя интуиции, сделал вид, что иду по следам группы преследования на запад, и только потом взял верное направление. Уже отойдя на приличное расстояние, вдруг кольнула запоздалая мысль: – «А где обувь разведчика?» В то, что сапоги забрали немцы, верится с трудом. На кой они им? К тому же подошва или каблук это любимое место для сокрытия важных документов и при досмотре отрываются, чуть ли не в первую очередь, не зря же на одежде даже швы повспарывали. А тогда другой вопрос: – «Кто? «И главное: – «Когда?» Не получится так, что спугнул какого-нибудь мародера из местных, который теперь торопится доложить об увиденном своему новому начальству. Ладно, что сейчас гадать, у меня есть первоочередная задача и ее нужно выполнять.
Минут через сорок неспешного продвижения по лесу, я вышел к канаве, по которой протекал нужный мне ручей. Именно канава, а не русло, потому что назвать его по-другому язык не поворачивался. Во-первых, потому, что вода пробила в земле для себя дорогу глубиной чуть больше метра и примерно в два раза большей ширины. А во-вторых, сама протекающая внизу вода скорее напоминала стоки какого-нибудь промышленного предприятия. В некоторых местах, на ветках низко растущих кустов, даже присутствовали грязно белые шапки пены. Вдобавок ко всему и запашок шел не сильно приятный.
Из-за топкого дна, идти понизу не было ни какой возможности, но разросшийся на берегах кустарник, обеспечивал достаточную защищенность от постороннего взгляда. К тому же и тропинка, поднимающаяся на вершину косогора, пусть и малохоженая, рядом все-таки имелась. Если двигаться не торопясь, соблюдая осторожность, то со стороны дороги ни кто внимания не обратит, да и пройти то нужно всего метров триста, не больше. Вот только тропинка идет по противоположной от меня стороне, а с моей, сплошное переплетение веток и колючек, обходя которые неизбежно окажешься на краю поля.
В нормальных условиях два с небольшим метра ширины не такое уж и сложное препятствие, но в данном случае, ни разбежаться толком, ни оттолкнуться для прыжка. Края канавы хоть и заросли травой и кустарником, но надежными не выглядели, обещая осыпаться вместе с неосторожным путником.
Спускаться вниз и переходить вброд желания почему-то не возникало. Да и вода была мутной, не позволяющей определить глубину. Народ не зря говорит: – «Не зная брода, не суйся в воду». А она сейчас уже по-осеннему холодная, полезешь с дуру, понадеявшись на высоту голенища сапог, и провалишься по пояс. Сушись потом и грейся у костра, оставляя не нужные следы своего пребывания.
Самое интересное, что преодоление водных преград, нашим курсантам, давалось как в теории, так и на практике. И я, имея в запасе несколько метров парашютной стропы, мог, затратив определенные усилия, спокойно переправиться в любом месте. Вот только тратить силы на такую, в общем-то, смешную преграду не хотелось. Проще говоря, во всем виновата лень матушка. Поэтому я искренне обрадовался, когда, после непродолжительных поисков, вопрос с переправой решился сам собой и весьма положительно. Правда, пришлось немного вернуться назад, где чьими-то умелыми руками был построен пешеходный переход.
