Долетели нормально, но без небольшой неприятности не обошлось. Над своей территорией, где-то в районе Твери, нас обстреляли наши же зенитчики. Очереди спаренных пулеметов, выдаваемые мелькающими трассерами, расчертили небо вблизи от корпуса. Балашов матерясь, так что было слышно даже сквозь рев двигателей, свалил машину, совершая маневр уклонения, и со снижением ушел к земле. Как можно было перепутать наш силуэт на фоне неба с самолетом противника, я не понимаю. Но, повезло, отделались легким испугом, это от неожиданности показалось, что трассеры прошли рядом, а так наверное, до них метров двадцать было. Что кстати для зенитчика отличный результат. Пусть наша цель и тихоходный старичок, но почти попасть пристрелочной очередью по движущейся в ночном небе мишени, это нужно постараться.
Не смотря на раннее утро аэродром жил своей жизнью. Сновали техники, оружейники и мотористы, обслуживая, вернувшиеся с ночного вылета бомбардировщики. Формально эти два авиаполка ТБ-3 были приданы нам, но напрямую подчинялись командующему ВВС Западного фронта, и от прямых задач по бомбардировке противника не освобождались. Кто же в такое тяжелое, для страны, время позволит простаивать полсотни пусть и устаревших, но еще вполне боеспособных машин, способных нести боевую нагрузку от двух тон и выше. Да и потери у них были не такими большими, как представлялось, особенно на фоне других самолетов. С учетом того, что на сегодняшний день ТБ-3 составляли четверть от всей бомбардировочной авиации СССР, все виды потерь, в том числе и не боевые, едва перешагнули за три десятка машин. И то, это, скорее всего, произошло из-за попыток применять их в дневное время, что для тихохода смерти подобно. Если зенитки не собьют, то уж истребители не отпустят, против которых даже круговая, но всего, лишь пулеметная оборона, бессильна.
Знакомых у меня здесь было не много, поэтому сразу пошел в штабную землянку, что бы доложиться о прибытии. Дежурный на мой счет ни какими указаниями не располагал, так, что пришлось звонить в штаб фронта. Там информацию приняли к сведению, сказали, что свяжутся позже и дали время на приведение себя в порядок. Последнее было особенно актуально, за последние дни я и спал-то не раздеваясь, да и на брюхе пришлось по земле матушке поползать. Нет, для полевых условий я выглядел даже опрятно, но показываться в таком виде в штабе, имея возможность переодеться, было бы не совсем правильно. Народная мудрость гласит: «Вспотел или замарался — покажись начальству». Однако сейчас другая ситуация, возможен вызов на ковер с непредсказуемыми последствиями, мне конечно намекнули, что скорее всего с приятными, но кто его знает, вдруг ситуация резко изменится или моча кому-нибудь в голову ударит. Лучше не рисковать, а то получится как в анекдоте «…, а ты почему в шляпе?»
Павел доставил меня под Юхнов на один из четырех наших аэродромов базирования, рядом с селом Климов Завод, что живописно растянулось вдоль дороги на Вязьму. Место во всех смыслах замечательное, бывшие земли князей Юсуповых, с прекрасной природой и отличными видами, на большой пятикупольный Храм Иконы Смоленской Богоматери, пруд в центре барского, сильно заросшего липами, сада и речку, протекающую на окраине. Передо мной встал выбор, проехав двадцать пять километров через Юхнов, вернуться на берег Угры, где в лесах был разбит наш учебный лагерь или, наплевав на все, сразу ехать в Вязьму, до которой всего сто с небольшим километров. Победило желание нормально помыться и переодеться в чистое, к тому же необходимо узнать последние новости, что бы хоть как-то ориентироваться в сложившейся обстановке. А самым решающим аргументом стало то, что к нам на базу шел трехосный «ГАЗ-АА» с грузом. Отказавшись от места в кабине, я перебрался, через разукрашенный зелеными и коричневыми маскировочными пятнами борт и устроился на мягких мешках.
Ехал и, расслабившись, смотрел, как вдоль всей дороги на Юхнов навытяжку стоят высокие сосны и разлапистые ели, выделяясь золотистыми стволами среди многочисленных островков светлых берёз. Движение было не очень активным, а вот когда выбрались на мокрый после дождя асфальт Варшавского шоссе, то встречных и попутных машин значительно прибавилось. Доехав до столбика с цифрой «210» сворачиваем на проселочную дорогу, с ровной, накатанной колеей. Через пять минут машина останавливается у КПП, еде дорогу преграждает положенное поперек бревно. К нам неторопливо, полный достоинства подходит курносый, белобрысый красноармеец с винтовкой за спиной. Водителя он, очевидно, знает, а меня видит впервые.
— Пароль? — произносит он старательно бася.
Показываю документы, о том, что я отношусь к руководству данных курсов, боец не знает, так как на задание я улетел, толком не успев даже побывать на новом месте, не говоря уже о знакомстве с личным составом.
Парень небрежно берет их, читает и кладет к себе в левый карман гимнастёрки, а из правого достает плоский жестяной свисток, какие бывают у волейбольных судей, и условным свистом, подает сигнал старшему наряда или разводящему. Через некоторое время на дорогу из-за кустов выходят еще двое.
После доклада дежурного и короткого совещания объявляют решение;
— Отведем вас в штаб. Возьмите пока свой документ.
Шофера, после осмотра машины пропускают дальше, а мы несколько минут идем по мягкой, усыпанной еще прошлогодней листвой дорожке. Где-то в отдалении, со стороны Мальцевского аэродрома, шумят гоняемые на холостых оборотах моторы наших самолетов, но их гул не может заглушить щебетания птиц, радующихся новому дню. Через редколесье выходим на поляну, где колесо к колесу стоят сразу три походные кухни, и суетятся повар с дежурным нарядом. Лагерь уже просыпается, хотя команда "Подъем" еще не прозвучала. Когда нам определялось место дислокации, то я почему-то решил, что курсанты будут жить в щитовых домиках пионерского лагеря, но Старчак поступил по-другому, сразу приучая бойцов к походным условиям. За две недели моего отсутствия были отрыты землянки, установлено несколько больших палаток и даже десяток шалашей, красноармейцы на практике отрабатывали навыки обустройства в тылу противника. Остановившись у входа в одну из малых землянок старший наряда, оправив форму, спускается для доклада.
— Ожидайте. Ходить по территории без сопровождения запрещено, — на всякий случай предупреждают провожатые, заметив с каким интересом, я осматриваюсь вокруг.
Выскочивший из землянки боец, приглашает меня пройти внутрь и, забрав своих товарищей, отправляется на пост. Три ступеньки вниз и я, отодвинув рукой плащ палатку, служащую дверью, оказываюсь в низкой землянке, обшитой тесом. В полумраке вижу стол, придвинутый к стене, лавки для посетителей, окно, полузадернутое занавеской, и походную койку, на которой сидит человек в гимнастерке и военных шароварах, заправленных в белые носки. Иван Георгиевич щурится, разглядывая меня.
— Здорово пропащая душа, — говорит он, натягивая блестящие хромовые сапоги и подпоясываясь. — Ни куда тебя отправить нельзя. Везде приключения на одно место найдешь.
Обменявшись приветствиями и крепким рукопожатием, усаживаемся за стол. Появляется дневальный с чайником. Начинается долгий и обстоятельный разговор, подтягиваются другие командиры, с которыми в дальнейшем предстоит работать бок обок. Старчака интересует все, что связано с моим первым заданием и обстановка в немецком тылу. Оказывается опыт бомбежки вражеских аэродромов по наводке с земли, признан удачным и крайне эффективным, готовится вторая группа, которую возглавит сам капитан. Ждали только моего возвращения, так как одновременное нахождение двух руководителей учебного центра за линией фронта, посчитали не правильным. За разговором и обменом мнениями познакомились. Пока все командиры были с приставкой врид (временно исполняющий должность). Командиром батальона был назначен старший лейтенант Кабачевский Андрей Пантелеймонович, возраст 33 года, образование 7 классов, комсомолец, в армии с 1934 года, с начала войны имеет 5 боевых вылетов по выброске десанта. Комиссаром — Щербина Николай Харитонович 1911 г.р. украинец, член ВКП(б), образование среднее, за Финскую компанию награжден медалью за боевые заслуги, как участник специальных операций по глубокой разведке в тылу противника. Позже подошли командиры рот лейтенант Сулимов и старший лейтенант Левенец.
