И всё же основной целью его визита была Вайолет. Он поднялся по лестнице — Вайолет выглядела лучше. На прошлой неделе казалось, она при смерти, но сегодня она оживилась, цвет лица улучшился, и язвы на губах исчезли. У Стивена мелькнула мысль, что, возможно, Клоуэнс не так уж ошиблась, предположив, что раз Вайолет больна уже давно — значит, продержится еще долго.

Но стоило им заговорить, как он понял, что ее жизнерадостность была напускной. Всё началось, как обычно, с добродушного подтрунивания.

— Стивен, малыш, наконец-то мы одни! Ты пришел заявить о своих правах жениха?

— А как же, старушка. — Он поцеловал ее. — Я велел твоей матери пару часов не возвращаться. Времени у нас достаточно, не так ли? Мне задернуть шторы?

— Ну разумеется!

Он рассмеялся и взял ее за руку.

— Ты выглядишь в пять раз лучше, чем на прошлой неделе! Это регулярный прием бульона из репы? Не успею оглянуться, как мы с тобой окажемся на пляже вдвоем!

Она покачала головой.

— Сам знаешь, что теперь это невозможно. Ты продал душу другой женщине. Даже если мисс Клоуэнс и разрешает тебе заходить к нам, насчет прогулок по пляжу она не будет столь же добра. Я бы не была так добра на ее месте. Но сильно пусть не переживает. Я больше никогда не увижу море.

— Ох, перестань, не говори так...

— Ох, перестань, не говори так... — передразнила она. — Тебе легко сочувствовать, ведь я для тебя никто, или почти никто.

— Ты для меня величайшая из многих! Иначе я бы...

— Величайшая из многих, — повторила она. — Что это еще такое? Величайшая из многих. Где это ты нахватался? Такие слова подойдут изнеженным лордам в гостиных, а не пиратам, бороздящим моря с ножами наперевес и всё такое.

— Приватирам, — поправил он. — Ты бы сразу научилась их отличать, возьми тебя в плен кто-нибудь из них. Кстати, я еще никогда не использовал саблю — хотя ты частенько искушаешь меня, когда я прихожу.

Так продолжалась эта добродушная, чуть дерзкая шуточная перепалка, вперемешку с полусерьезными, полуциничными заверениями в любви. В этих беседах Вайолет и раньше преуспевала, когда была здорова, встреча же со Стивеном, поддержавшим ее игру, снова ее распалила. Но лишь на короткое время. Вскоре она откинулась на подушку, фарфоровые глаза блуждали по комнате.

— Ну и погода. Так сыро, кажется, будто тучи сидят на крышах, словно жирные слоны. Слава Богу, доктор Энис разрешил мне открыть окно. Мама держала бы меня в наглухо закрытой комнате из страха, что свежий воздух вызовет кашель. Стивен, ты не мог бы прогнать того паршивого шмеля? Нечего ему тут делать, только меня злит.

Стивен осторожно поднял бутон розы, на который сел шмель, отнес его к окну и встряхнул. Шмель удержался и пополз по стебельку вверх. Стивен выронил розу.

— Такой большой, а боишься насекомых!

— Паршивых шмелей, — ответил он. — Где ты нахваталась? Такие слова подойдут корнуольской базарной бабе, а не даме в изысканной гостиной.

— Туше... — Она вздохнула. — Стивен, знаешь...

— Что?

— Не важно. Не стоило этого говорить. Расскажи мне о своей работе на мельнице. Там всё отлично? В церковном хоре есть два человека, и я, признаться, никогда не знала, кто из них Уилф Джонас.

— У Уилфа за ухом родимое пятно, которое переходит на шею.

— Увы, мне никогда не удавалось увидеть их шеи так близко! Да я никогда и не пыталась! Итак, расскажи, чем ты занимался в последнее время? Есть ли еще спасательные лодки на продажу?

Стивен вкратце рассказал, чем занимался на прошлой неделе. Ему удавалось представлять совершенно обычные события в таком свете, что слушатель никогда не скучал. «Дар балабола» — как назвал это Бен Картер. На несколько минут рассказ увлек Вайолет. Когда он подошел к концу, она предложила Стивену конфету. Он взял ее, и они принялись молча жевать.

— Вчера заезжала миссис Поуп.

— Правда? Добрым соседям так и полагается поступать.

— Я ломала голову, было ли это для нее простым светским визитом или она считает своим долгом навестить несчастную больную.

Стивен расхохотался.

— Тебе такое не к лицу, Вайолет. Но давай простим ее, ведь ее муж похож на старую дырявую водосточную трубу.

— Ты всегда всё прощаешь красивым женщинам, — сказала Вайолет. — Я давно заметила!

— Это правда. Поэтому я и тебя прощаю. Но только подумай, на что похожа ее жизнь рядом с больным стариком?

— Знаешь, что она вчера сказала? «Когда я выхожу в свет без мужа, который, как известно, стар и болен, я становлюсь так беззащитна перед лицом дерзостей молодых холостяков». Мне так хотелось рассмеяться!

— Мне тоже. — Стивен нахмурился. — Знаешь, глядя на нее, я не сказал бы, что эти дерзости так уж ее возмущают.

— Слишком уж много она печется о том, как это выглядит, вот в чем беда.

Они съели еще по конфете.

— Вайолет, что ты собиралась сказать?

— Когда?

— Только что. Ты начала говорить, но остановилась.

— Ах, это. Я не смею тебе это сказать.

— По-моему, нет ничего такого, о чем ты не могла бы мне рассказать. Ничего такого, что ты должна скрывать.

Она загадочно улыбнулась, бросив взгляд в сгущающиеся сумерки, на лице выступил румянец.

— Да будет тебе известно, что я воспитана как леди, куда строже, чем миссис Поуп, но мне неважно, как низко я пала, влюбившись в тебя.

Он снова рассмеялся, но тише. Шутка и правда переплетались, и было совершенно неясно, в каких пропорциях.

— Ну-ну, хватит, старушка. Однажды я приму тебя всерьез.

— Примешь меня всерьез, когда я умру, — сказала Вайолет.

— Ну, раз ты собралась помирать, то я лучше пойду.

— Лучше иди, — сказала Вайолет. — Тем более, то, что я собиралась сказать, напугает тебя еще сильнее, чем тот паршивый шмель. Отправляйся прямо сейчас. Беги, малыш. И купи очередную спасательную лодку.

Стивен взял ее за руку.

— Говори. Давай, шокируй меня, посмотрим, получится ли. Что не так? Скажи своему старому другу-моряку.

Вайолет отняла руку.

— Что не так? — тихо спросила она. — Да так, ничего. Ничего важного. Я собралась умирать, только и всего. Помнишь, я говорила. Конечно же, это ничего не значит. Люди то и дело умирают, как и рождаются. Единственный человек, кому важна моя смерть — это я сама.

— Если я ...

— Погоди. Помнишь, я уже говорила. Я так мало знаю, так мало сделала, так мало испытала — вот что меня расстраивает. Да и сколько можно пережить в двадцать два года? Я никогда не была в Лондоне, никогда не ходила в море, у меня не было любовника, не было ребенка, я никогда не повзрослею в этом мире, прежде чем настанет время уйти из него. Всё это, дорогой Стивен. Как горько и сильно меня это возмущает!

Несколько черных галок уселись на крышу прямо над спальней. За окном на миг стемнело, когда они все поднялись в воздух. Занавески закачались, будто от порыва ветра, вызванного хлопаньем крыльев.

— Вайолет, — сказал Стивен, — это скверные мысли, это... Я вроде как шокирован.

— Нет, это не то. Это не самая шокирующая часть моего рассказа. Вот что я собиралась тебе сказать: я девственница.

Он растерянно посмотрел на нее и криво усмехнулся.

— Мда, так далеко мы еще никогда не заходили.

— Никто не заходил.

— Что ж... — сказал он. — Ну и хорошо. По крайней мере...

— По крайней мере, это не хорошо. Я никогда не знала, что такое быть с мужчиной. Нет, это совсем не хорошо. В прошлом году было несколько туманных дней, когда мне казалось, что еще есть время.

— Конечно, еще есть время.

— Не лги мне, пожалуйста. Я знаю, что нет.

— Что ж, — повторил Стивен и улыбнулся.

— Что ж, — повторила она за ним. — Это неприятная тема для разговора?

— Но я и не шокирован.

— Пока что. — Вайолет чуть-чуть отодвинулась от него, снова выдернув руку. — Скажи, ты сейчас испытываешь ко мне отвращение?

Стивен смотрел на нее.

— Я не совсем понимаю...

— Мое лицо еще красиво. Каждое утро я ищу в нем недостатки и не нахожу. Но тело сильно потеряло в весе, с тех пор как ты обнимал меня тогда в церкви, год назад. Оно... зачахло. Не думаю, что ты захотел бы еще раз к нему прикоснуться.