— Я никогда не был пиратом, — возразил Стивен, — даже и не собирался, и ты прекрасно это знаешь. Приватир, невежда ты мелкий, это совсем другое, я уже сто раз тебе объяснял. Они получают каперский патент. И вполне легально занимаются этим в военное время. Дерутся с врагом, но только по частной инициативе. Вот почему я так стремлюсь снова выйти в море, пока еще не кончилась война. — Он стукнул по столу, подзывая Эмму. — Нет, я тоже не любитель черных масок, не больше тебя, Пол, хотя готов воспользоваться шансом и кулаками пробить себе путь в жизни. И у меня хватает шрамов, чтобы это доказать! Правда, у моих соперников их поболе.

— Как у того моряка из рекрутеров, — ответил Пол.

— Ага, как у него.

— И у Бена Картера.

— Ладно, хватит об этом, — буркнул Стивен. — Пока что. Если не возражаешь.

Пол вернулся к столу, но не сел.

— И всё же...

— Что?

— Мне безумно хочется знать, как из брайтонского дилижанса исчезли деньги. Если это просто или достаточно разумно, или не слишком рискованно... Я бы испытал удачу.

— Ты никогда этого не выяснишь, — ответил Стивен, — это всё сказочки! Никто не узнает, как это произошло.

— Я в этом не уверен, — сказал Джереми.

Оба уставились на него.

— Ты о чем?

— Эти кареты, Пол. Те же самые, что ездят и по Корнуоллу. У всех по два кучера?

— Да. А иногда еще и охранник. Когда они перевозят деньги, то обычно едет охранник.

— А сколько внутри пассажиров?

— Четыре, а не шесть. Наши дороги недостаточно широки.

— Карета вроде той, что едет из Плимута? На которой вы ехали после драки с рекрутерами?

— Да. Они все примерно одинаковые по размеру. Два кучера, четверка лошадей, иногда охранник, четыре пассажира внутри и восемь снаружи.

— Ясно.

Они замолчали в ожидании.

— Я так и не понял, о чем ты говорил, — сказал Стивен. — В чем ты не уверен?

— В том, что не знаю, как это произошло.

— Говори!

— Что ж, — продолжил Джереми, — разумеется, я не могу сказать наверняка. О том, как это случилось, да и никто не скажет. Вероятно, никогда. Но кажется, я знаю, как это могло произойти. Думаю, я догадался, как это можно сделать.

Отношения сэра Джорджа с сыном во время долгих рождественских каникул становились всё более напряженными. Валентин был общительным молодым человеком, не любившим одиночество, а раз Кардью превышал размерами дома большинства его друзей, он решил, что проще приглашать их к себе, чем ходить по гостям.

И потому не проходило ни дня, чтобы за ужином не присутствовали какие-нибудь юнцы или девицы, они поглощали съестные припасы Джорджа, жгли его свечи и уголь до самой ночи. Иногда они танцевали под аккомпанемент местного скрипача, живущего неподалеку от Перранарвортала, иногда играли в нарды, а иногда — и в более шумные игры. Джордж счел бы более подобающим, если бы гости были детьми из благородных семейств центрального и западного Корнуолла, а не выходцами из семей местных сквайров, не особенно знатных или состоятельных. Джордж знал, что от них скорее получишь просьбу, чем с какой-либо просьбой обратишься.

После отвратительной сцены в Кардью в ночь танца мельника, когда Валентин забрался на лучший стол прямо в сапогах, до конца каникул Джордж ввел в доме карантин. Весь тот прием был возмутительным, ему нужно было положить конец задолго до того, как всё вышло из-под контроля. К сожалению, во время этих каникул Валентин обрел стойкого союзника в лице Харриет. Они вместе охотились, а когда становилось слишком темно, чтобы заметить лису, приводили в дом шумную и грязную молодежь и превращали ночь в день. Она также защищала Валентина в разговорах с Джорджем и одалживала пасынку деньги, когда он просил. Всё это весьма раздражало Джорджа. А порой даже вызывало уколы ревности.

Он собирался рассказать Валентину о планах, которые строил по поводу его будущего, но подходящий случай никак не предоставлялся. Все три вечера накануне отъезда в Кембридж Валентин для разнообразия сам ушел с визитами и возвращался очень поздно. И хотя тактичность в подобных делах не была характерна для Джорджа, он всё же не стал вызывать сына в кабинет, чтобы объявить о планах по его женитьбе тем же образом, как сообщал об изменении суммы месячного содержания. Идеальное время было бы после обеда, лучше в отсутствие Харриет, с бокалом умиротворяющего портвейна.

Не то чтобы Джордж полагал, что Валентина нужно умиротворить, чтобы он принял этот план — Кьюби, как не уставал повторять майор Тревэнион, была хорошенькой, здоровой, юной, податливой и хорошо воспитанной, а также принадлежала к одной из старейших и самых выдающихся семей графства. Они поселятся в единственном современном замке Корнуолла, в окружении пятисот акров парка и сельских угодий, спускающихся к морю. Джордж больше интересовался акционерными обществами и дисконтами на векселя, но даже его Каэрхейс потряс с первого взгляда. Когда появлялись пролески и свежие березовые листья, он становился похожим на сказку. Ни один юноша, находясь в здравом уме, не станет раздумывать ни минуты.

Вероятно, это обойдется дороже, чем в первоначальном соглашении, потому что молодой паре понадобятся деньги на жизнь. Но Джордж и об этом подумал. По совету сэра Кристофера Хокинса и при поддержке своего партнера по банку сэра Хамфри Уильяма он начал заниматься относительно новой отраслью — добычей глины для производства фарфора неподалеку от Сент-Денниса и Карлоггаса. Через два-три года, если всё пойдет гладко, он получит контроль над одной из работающих там компаний и поставит во главе Валентина.

К тому времени Валентин будет жить совсем рядом, и лишь от его предприимчивости и сообразительности будет зависеть, сможет ли он развить предприятие до соответствующих масштабов. Постепенное лишение его денежных ассигнований станет стимулом для его усердия, но, разумеется, пока что не нужно ему об этом говорить. В результате немногочисленных бесед с Кьюби, Джордж пришел к выводу, что она в противовес братьям обладает сильным характером, и ее влияние вкупе с владением собственностью и ответственностью поможет отрезвить Валентина и поставит его в то положение, какое он должен занимать по праву.

Тем временем Джордж пытался посмотреть на сумасбродные выходки сына под другим углом, решив по возможности сохранять с ним хорошие отношения, чтобы, когда придет время объявить о его планах, можно было сделать это в дружеской манере, как предложение щедрой награды любящего отца, а не холодный и расчетливый приказ.

Джордж подумывал обсудить это с Харриет, но решил, что это ни к чему не приведет. В прежние времена он непременно бы всё рассказал Элизабет, но новый брак был пусть и не таким бурным, но и не таким доверительным.

Перед лицом Элизабет Джордж был совершенно беззащитен. А кроме того, реакцию Харриет совершенно невозможно предсказать. И только начнешь догадываться, как она уже переменит мнение.

Да еще и ее растущая близость с Валентином делала ее суждения предвзятыми.

Он расскажет ей накануне объявления о помолвке.

Джордж еще не строил планов относительно малышки Урсулы, только что отпраздновавшей тринадцатилетие, но пару раз, мысленно перебирая список титулованных или состоятельных родителей с сыновьями подходящего возраста, не мог не поразмышлять о возможностях. Урсула была светом его очей, хотя иногда он желал, чтобы она была чуть красивее. Если Валентин ничуть не напоминал Уорлегганов, то Урсула, казалось, была похожа на всё семейство сразу. У нее было сильное и крепкое тело, легкая сутулость, крупные черты лица и широкие ладони. Двигалась она несколько замедленно, но ее глаза, небольшие и круглые, как полированные орехи, были проницательными и смышлеными. Бабушка ее избаловала, ни в чем не отказывая, да и отец почти ни в чем, он видел в ней собственную плоть и кровь — а обстоятельства помешали ему смотреть подобным образом и на Валентина.