— Бедный Росс!

— Нет-нет. Возможно, из-за этого у меня развился более сильный инстинкт выживания. Думаю, отец был гораздо более уязвим, чем мы могли себе представить. После смерти матери он словно помешался. На женщинах, я имею в виду.

— Да, я знаю.

— Иногда мне кажется, что таким образом он ограждал себя от боли, одиночества. В то время, конечно... К счастью, большая часть его похождений проходила вдали от нас, в доме бывали только совсем случайные подружки.

— И уж точно без Джуда и Толли Трегирлса тут никак не обошлось, — скривилась Верити.

— Да, ты верно подметила, без Джуда и Толли никак не обошлось. Толли обычно приводил с собой женщину. А Джуду приходилось довольствоваться только выпивкой: Пруди дышала ему в затылок... Вероятно, я бунтовал против всего этого из чувства порядочности.

— Порядочности? О да, в некотором роде. Но двадцать лет назад мало кто согласился бы с этим! Или даже десять лет назад. Сам знаешь.

— Что ж, теперь я полосатый кот, греющий бока у камина, сообразно своему положению.

— Если ты начинаешь нести чепуху, это верный признак, что я слишком у тебя загостилась. Доброй ночи, дорогой.

Росс встал и поцеловал ее.

— Нет, серьезно... ты правда считаешь, что раз Валентин родился в доме Полдарка и во время лунного затмения, то помимо своих нездоровых наклонностей он перенял у моего отца чрезмерную увлеченность женщинами?

Верити чуть отстранилась.

— Что ж, в твоих устах это звучит глупо, да так оно и есть! Я только одно могу сказать: когда Валентин впервые пришел, сел и стал разговаривать, посмотрел на меня, а потом и на Джанет, которая принесла чай, то из-за его пристальных взглядов у меня появилось странное ощущение, будто я перенеслась на тридцать пять лет назад и увидела твоего улыбающегося отца, сидящего за столом напротив, как в те далекие дни. Прямо мистика какая-то. Я буквально похолодела.

Росс и Демельза ужинали с Энисами.

— Да, я знаю, — сказал Росс, — что заслужил осуждения за столь долгое отсутствие, но выхода не было. Вы не представляете. Меня задержали не только красивые глаза Каннинга...

— Осуждение — лишь твоя фантазия, — ответила Кэролайн, — просто нам больше нравится, когда ты здесь.

— Ох уж эти политические маневры... Всё это довольно сложно, но мне кажется, положение могло бы выправиться само по себе — имей мы сильную центральную власть в лице регента. Но принц погряз в переговорах и находится в ужасном состоянии: дурной от вина или лауданума, он может разразиться слезами, когда от него ждут серьезного решения, а получая некоторые письма, буквально бьется в конвульсиях от страха.

— Письма от кого?

— Анонимные. Или подписанные «Vox Populi» [8] или «Враг проклятой королевской семьи». Угрожающие ему участью Спенсера Персиваля в случае смерти Беллингема [9]. С угрозой отомстить, если того казнят. По правде сказать, на севере Англии можно увидеть много плакатов, сулящих сто гиней за голову регента. Даже на юге они встречаются. Речь идет не просто о душевном спокойствии, многие боятся, что принц следует по пути своего отца. — Росс взглянул на Дуайта. — Мы уже однажды обсуждали эту вероятность, помнишь? На приеме у герцогини Гордон.

— Я помню, — ответил Дуайт, — когда страна в руках двух безумных монархов, варианты развития событий очень болезненны.

— Принцесса Шарлотта, — сказала Кэролайн, — несовершеннолетняя, с дядюшкой Уильямом в качестве второго регента. Или он будет третьим?

— Что слышно о выборах? — спросил Дуайт.

— В конце месяца парламент будет распущен.

— И ты твердо решил не переизбираться?

— Я твердо решил не высовывать носа дальше этого округа, пока Демельза в положении, — сказал Росс.

Губы Демельзы дрогнули в улыбке.

— Видите. Он в нерешительности.

Росс улыбнулся в ответ:

— Она знает, насколько трудно порой выбирать.

— Не трудись объяснять нам, — сказала Кэролайн.

— Это будет излишне утомительным. Пришлось бы повторять уже известное.

— Если нам станет совсем невыносимо, мы сразу тебе сообщим.

Повисла тишина. Демельза ощутила, как шевелится ребенок.

— Здравый смысл подсказывает, что я уже слишком долго был членом парламента, — прервал молчание Росс. — Я не активный член Палаты. Иногда я был нужен за кулисами, а изредка в комитете. Но в основном я выполнял поручения за границей. Считал, что они имеют важное значение. Но теперь активной работы не будет. И виной тому моя возрастающая хромота; во всяком случае, я выполнил всё от меня зависящее и дал обещание себе и Демельзе, что покончу с этим. Решение окончательное, и у меня нет желания его менять.

Кэролайн передала Демельзе конфеты.

Демельза сунула в рот леденец и стала задумчиво его посасывать, а в темных глазах отражался слабый вечерний свет из окна.

— Я сказал Фалмуту в прошлом году, — продолжил Росс, — что не буду снова выдвигаться в его округе. Таков мой выбор, и он не изменится. Что касается последней моей поездки в Вестминстер — то я мучился угрызениями совести из-за незавершенных дел.

— Следовательно?..

— После смерти сэра Персиваля я вдруг понял, насколько малоубедительно наше стремление продолжать войну. Не стоит полагаться на принца: его больше беспокоят долги и любовницы, чем борьба с Наполеоном... Когда принц стал регентом, был точно такой же кризис. Он никуда не исчез. Я так понимаю, в июле он фактически пригласил Грея и Гренвиля сформировать правительство, но их условия относительно придворных оказались слишком несоразмерными, так что это ни к чему не привело. А между тем, опасность никуда не делась.

— Так ты думаешь, что можешь выдвинуться еще на один срок? — спросила Кэролайн.

— Нет. Хотя предпочел бы сложить полномочия в более подходящее время.

— Что ж, ты всегда можешь передумать и остаться.

Из коридора послышались топот и крики девочек. Кэролайн нахмурилась, но без особого гнева.

— Тебе когда-нибудь хотелось, — вдруг спросила Кэролайн, — надеть на своих детей конный ворот или еще какой-нибудь полезный механизм, лишь бы с пользой потратить их необузданную энергию?

— Частенько, — ответила Демельза.

— Если выступать не за Боскауэна, — заговорил Дуайт, — то можно за Бассета. Данстанвилль найдет тебе местечко.

Росс отпил глоток только что поданного чая.

— К сожалению, наши с Фрэнсисом взгляды относительно продажных округов расходятся, и вряд ли я приму его покровительство, чтобы потом выступить за упразднение тех мест в парламенте, которые он контролирует.

— Именно этим ты и занимаешься, выдвигаясь с поддержкой лорда Фалмута.

— Да. Но прежде всего я отстаивал его интересы в достижении цели — или цели его отца — отделаться от Джорджа Уорлеггана. Дважды я подавал в отставку и дважды мне отказывали; полагаю, из этого можно сделать вывод, что он с некоторой выгодой для себя воспользовался создавшимся положением, хотя выгода явно несущественна. И по этой причине я никогда не молчал и не сдерживался в словах и поступках. Если я выдвинусь от Бассета, то буду связан обязательствами. В самом деле, Данстанвилль куда решительней выступает против проведения реформ, чем Боскауэн. Наша дружба омрачилась три года назад, когда по стране прокатились волнения, а я поддержал Колмана Рашли и остальных.

— Я помню, — согласилась Кэролайн, — Дуайт горячо тебя поддерживал.

— Как и сейчас, — добавил Дуайт, — хотя к концу войны грядут большие перемены, в особенности это касается положения на севере Англии.

— Не только на севере, — возразил Росс. — Когда от каждого из четырех корнуольских округов, к примеру, самых мелких — Восточного Лоо, Сент-Майкла, Боссини и Сент-Моуса — избирается столько же членов парламента, сколько от Лондона и Вестминстера вместе взятых и графства Мидлсекс, в которых живет около миллиона человек, а их взносы в казну государства составляют шестую часть... Что ж, такое представительство — просто жалкая комедия.