— Почему? Ты не станешь баллотироваться?

— Я сказал, что подумаю и напишу ему в течение недели.

— Что ж, тогда... Ты говоришь, что соперников не будет?

— Не в Труро. Кандидат лорда Фалмута будет единственным.

— Но ты по-прежнему колеблешься?

Повисла долгая пауза.

— Ты правда хочешь, чтобы я согласился, дорогая? — спросил Росс.

— Хочу ли я?

— Разве ты не твердишь об этом в последнее время?

— Вовсе нет. Я хочу, чтобы ты делал то, к чему лежит душа.

— Но твой совет...

— Я хочу, чтобы ты делал то, к чему лежит душа.

— И ты считаешь, что я хочу получить это место?

Демельза задумалась и ответила:

— Мне кажется, что да.

— Интересно, почему ты так решила?

Демельза посмотрела на него, в ее глазах отразилось пламя свечи, и потому трудно было прочесть их выражение.

— Потому что таков уж ты есть, таким родился — неугомонным, вечно тебя тянет на приключения... А если не на приключения, то хоть что-то предпринять. Если это будет означать новые поездки за границу, я категорически против. Но мне кажется, что в глубине души ты хотел бы продолжить хотя бы до конца войны. В конце концов, как ты часто говорил, члену парламента необязательно надолго покидать родной дом. Достаточно уезжать в Лондон трижды в год. Тебе точно нет необходимости отсутствовать дома больше трех месяцев в году. И таким образом ты по-прежнему будешь способствовать военным успехам, но при этом жить с семьей три четверти времени. Как-то раз я сказала, что ты носишь своего рода власяницу. Ты постоянно укоряешь себя, вечно собой недоволен. Разве парламент — не лучший способ это облегчить, сдержать, не позволить тебе так беспокоиться?

— Вот как, — задумчиво произнес Росс.

— Вот как, — повторила Демельза.

Внизу раздались крики. Изабелла-Роуз вернулась из конюшни. Послышался и голос миссис Кемп — они спорили.

— Пора дать ей ремня, — сказал Росс.

— Я знаю. Ты этим займешься?

— Это долг матери.

— Что? В моем-то положении?

— Тогда это подождет, — сказал Росс. — Я всегда мог ее в лучшем случае только слегка шлепнуть.

— А в результате она со всех ног бежала ко мне и требовала, чтобы я побила тебя в ответ.

— Вот как? Ну и ну.

Они прислушались, голоса постепенно затихли.

— Джереми сегодня был с девушкой, — сказал Росс. — Думаю, с той самой. Я видел их вместе.

— Надеюсь, это хороший знак. Хотя если ее брат так настроен против нас, то особой надежды нет.

— Пока двое любят друг друга, всегда есть надежда.

— Джереми ее не теряет, — согласилась Демельза.

Когда Росс спустился ужинать, Демельза вытянула ноги, чтобы разместиться поудобней. Сегодня ей нездоровилось. У нее был небольшой жар, но быстро прошел. В семь часов она легла.

После долгой совместной жизни Россу и Демельзе с трудом удавалось друг друга обмануть. Их слух улавливал мельчайшие нюансы, любой намек на неискренность или недоговоренность тут же чувствовался. Но сегодня ей это удалось, даже дважды. Во-первых, она обманула Росса, заверив в несущественности своего недомогания. А также в том, насколько несущественно для нее сохранение за ним места в парламенте. Сказанное мужу не было совсем уж ложью, Демельза считала, что ему необходимы стимулы, даже неудовлетворенность, которые принесет эта должность. Но подстегивая его, она думала больше не о Россе, и даже не о себе, а о Джереми.

Любящим, но наблюдательным взглядом она поняла, насколько трудно ему вырвать из сердца Кьюби Тревэнион. Она также знала, что побудительным мотивом открыть Уил-Лежер не в последнюю очередь стало его желание заработать денег и завоевать благосклонность Кьюби. Более того, из разговора с Джереми до его встречи с мистером Тревитиком Демельза поняла, какие надежды он возлагает на создание парового экипажа.

А теперь ему досталось лишь разочарование и неудачи, она вспомнила их разговор за ужином в мае. Оставить все неудачи позади и уйти на войну, начать всё с чистого листа. Как патриот, Росс не стал бы его отговаривать. Да и как бы посмела она?

И потому Демельза со всей деликатностью рассудила, что лучше потерять Росса на несколько месяцев в году, ему от этого хуже не будет. Когда Росс дома, у Джереми нет нужды заниматься шахтой, когда же Росс отсутствует, ответственность ложится на плечи его сына. К счастью, теперь, после пары лет неровных отношений, они поладили, но если Росс уедет в Вестминстер, Джереми останется единственным мужчиной в доме.

Может, это и не перетянет чашу весов, но это вполне вероятно. Когда речь шла о том, чтобы оградить сына от опасностей войны, Демельза была готова на любые уловки.

Просочились ужасные новости о разгроме русской армии в местечке под названием Бородино, французы с триумфом двинулись дальше. Генерал Кутузов, как говорили, оставил Москву, и французы уже заняли город.

Даже в Испании положение уже не выглядело таким радужным. После триумфального входа в Мадрид, когда жители приветствовали армию освободителей криками восторга, Веллингтона чествовали повсюду, но за бурными праздниками последовала суровая реальность. Командуя армией из восьмидесяти тысяч человек разных национальностей, разделенной надвое ста пятьюдесятью милями труднопроходимой местности, Веллингтону приходилось противостоять четырем французским армиям, втрое превосходящим по размеру. И если Наполеон вернется из России с победой...

Нужно было что-то предпринять, и быстро, и Веллингтон спешно покинул Мадрид и с четырьмя дивизиями отошел на сто шестьдесят миль, к Бургосу. С тех пор новостей не поступало. Не исключено, что однажды быстрый фрегат принесет известия о падении города-крепости и очередной великой победе. Но Бургос, как рассказывали, совсем не Бадахос, а у Веллингтона не было осадных орудий.

Разглядывая карту вместе с Джереми и Дуайтом, а иногда и Стивеном, Росс высказал свои опасения. Он считал, что в опасности не только Мадрид, если его отобьют — это полбеды, опасность в том, что армия Веллингтона может оказаться между Клозелем на севере и Сультом [11] на юге.

Урожай выдался лучшим за многие годы, и к выборам сельская Англия чувствовала себя благодушно, а от настроений в сельской местности сильно зависела и остальная страна.

Не то чтобы процветание или недовольство могли как-то повлиять на выборы, ибо дни, о которых грезил «Западный Брайтон», еще не настали. Лорда Ливерпуля скорее всего поддержит в парламенте внушительное большинство. В Корнуолле было несколько округов, где шла жесточайшая борьба за место, к примеру, в Пенрине и Грампаунде — там выборы заняли три дня. В Труро, как и ожидалось, они состоялись в пятницу, девятого числа, и всё закончилось за полчаса. Городские выборщики проголосовали за кандидатов лорда Фалмута единогласно, как подчеркнул мистер Генри Принн Эндрю. Членами парламента стали полковник Чарльз Лемон и капитан Росс Полдарк.

Джорджа Каннинга убедили покинуть спокойный округ и попробовать свои силы в открытом округе Ливерпуля, с «народным» голосованием, так сказать. Из ста тысяч жителей право голоса имели три тысячи, хотя голосование не было тайным. Как позже написал Каннинг Россу, выборы заняли восемь дней и совершенно его вымотали, потому что каждый день соперникам требовалось приходить на избирательный участок, пожимать всем руки и говорить хотя бы пару слов каждому выборщику, который того пожелает. Двое были убиты в стычках противоборствующих сторон и пара сотен получили увечья, но для Ливерпуля это считалось тихими выборами.

Когда Каннинга наконец-то объявили победителем, его три часа носили по улицам. «И вскоре я был уже в Манчестере, — писал он, — где выступил с длинной речью, хотя и не в поддержку расширения избирательных прав этого крупного города, как того ожидала толпа. Как ты знаешь, я считаю, что лучше потерпеть несколько несправедливостей, чем рисковать, реформируя всю систему, ведь это может нанести непоправимый ущерб ее балансу».