— Нелегко им обоим придется, — сказала Демельза.

— Да уж.

— Может, время пойдет им на пользу.

— Тебе бы этого хотелось?

— А тебе?

— Не знаю. Я понимаю Клоуэнс. Но всё же общество Стивена действует как-то раздражающе...

— Я лишь хочу видеть ее счастливой.

— Как и мы все. Кроме Стивена. Он понимает это совершенно в ином ключе.

Демельза отошла от стены. Ноги отдохнули, а вот телу было неудобно. Ей это совсем не понравилось.

— А что с Кьюби?

— Ты знаешь, что я встретил ее на скачках?

— Да-да.

— Что ж, не сразу, но встреча значительно помогла. Она была... легкомысленной. Мы оба изрядно выпили, а солнце скрылось, но не могу поверить...

— Прекрасно. Я этому рада... Хотелось бы познакомиться с ней.

— Познакомишься... если мои ухаживания возымеют действие.

Они приближались к Нампаре. Джереми вновь взял ее за руку.

— Когда семья дружная, как у нас, — сказала Демельза, — то она ужасно уязвима. Любого чужака, который входит в семью, следует приветствовать и дать почувствовать, что он является ее частью, но опасность...

— Опасность?

— Опасность в том, что этого чужака, его или ее, интересует только один человек, с которым они хотят вступить в брак, но им не нравится вся предыдущая жизнь того человека. Не нравится до такой степени, что хочется просто взять это и перечеркнуть. Все эти ненавистные лица вокруг их возлюбленных принадлежат уже другой эпохе и являются пережитком прошлого. Им хочется забрать своего мужа или жену и только вдвоем идти по жизни.

— Как тебе пришли в голову такие мысли? — удивился Джереми. — Ведь с тобой такого никогда не случалось.

— Да, не случалось. Но я видела, как это происходит с другими.

— Если честно, я бы предпочел, чтобы Клоуэнс вышла за Стивена, чем за какого-нибудь мягкотелого тихоню, который только и думал бы о том, чтобы угодить ей, — признался Джереми. — Но как брат я чувствовал ответственность за нее, и это замужество внушало мне опасения. Как знать, может, им просто надо дать еще немного времени.

Демельза разглядывала какую-то живность в спутанной траве рядом со стеной.

— Кстати говоря, Эмма сказала, что слышала о победе, великой победе русских над Наполеоном. Не знаю, правда ли это. Говорит, Стивен ей сообщил.

— Будет здорово, если наши союзники сделают наконец что-нибудь полезное! На днях я читал, что Англия платит субсидии всем европейским странам, желающим сражаться с Наполеоном. Это будет стоить многих миллионов каждый год, а ведь у нас маленькое государство! Но толку от их помощи пока что очень мало.

— Меня встревожило вчерашнее письмо от Джеффри Чарльза. Такое впечатление, будто опять всё вернулось на круги своя.

— Надеюсь, всё не так скверно, — сказал Джереми, — но всё-таки иногда меня мучает один вопрос...

— Какой?

— Ты знаешь. Разве мне не следует быть с ним рядом?

Демельза подумала, что, наверное, зря спросила.

Однако, может, лучше уж сразу выложить все карты?

— Полагаю, твой отец отправится в Лондон в начале следующего года.

— Да... Иногда в семье два мужика. Всё зависит от того, кто из них одержит верх... — Джереми пнул камень, — не хочу, чтобы Бен совершал глупость. Хочу, чтобы он вернулся, как и все мы. Уперся, как баран, никак не могу его сдвинуть с места... Он знает о шахтах достаточно, чтобы ими управлять. А Карноу и Нэнфан могут позаботиться о паровых машинах не хуже меня.

— А как же новая паровая лебедка?

— К марту-апрелю машина уже начнет работать. Она достаточно проста, если принять во внимание основную схему, проблем не будет. Но честно говоря...

— Что же?

— Признаюсь, я не мечтаю стать военным. Не в моей природе искать славу или смерть. Даже дисциплина, наверное, будет выводить из себя... И разумеется, можно бесконечно себя оправдывать, что насос для Уил-Лежер только начал работу и проявит себя еще не скоро. Да еще эта неопределенность с Кьюби... Если уеду сейчас, то навсегда упущу шанс сблизиться с ней... Как видишь, трус всегда найдет причины...

— При чем здесь трусость? Разве у тебя нет свободы выбора? Ты ведь прекрасно знаешь, Джереми, если тебе и вправду хочется стать военным, мы с отцом даже слова тебе не скажем. Но если желание не от сердца, то пусть мысль о страхе тебя совсем не посещает. Стивен Каррингтон тоже не особо хотел служить на флоте; как говорит Клоуэнс, он наоборот изо всех сил старался держаться подальше от всего этого! Как и твой друг Пол Келлоу. Хорри Тренеглос тоже на рожон не полезет. Да я могу назвать еще с десяток юношей твоего возраста, которые не хотят быть военными, так что ты имеешь на это полное право.

— Да, — согласился Джереми. — О да. Скорее всего, у них просто нет отца-военного.

— Это неразумно, — сказала Демельза, — настоящая дурость. Твой отец служил в армии четыре-пять лет. В Корнуолле его называют капитан Полдарк не потому, что он участвовал в войне с Америкой, а потому, что он владеет шахтой. Если примером тебе служит отец, то с таким же успехом можешь выставить свою кандидатуру в парламент!

— Ага, вместе с Валентином, — рассмеялся Джереми.

— Эмма рассказывала, — продолжила встревоженная Демельза, — что вы с Полом и Стивеном сидите в «Гербе пройдохи», как на военном совете.

— Она знает?

— Да, знает.

Джереми снова рассмеялся, но уже не так весело.

— Поверь, мама, мы не в таком ключе обсуждали войну. В любом случае это всего лишь пустая болтовня.

— Надеюсь.

Они вышли в долину. Демельза покачнулась.

— Мама, тебе нехорошо?

— Нет, — поспешила ответить она, — вовсе нет. Мне кажется, этот ребенок сидит у меня набекрень и порой меня перевешивает. Неудивительно, когда вся семья так и трясется над ним.

— Наверное, я стану ревновать, если родится мальчик, — произнес Джереми. — Он заберет все мои деревянные игрушки, которые я держал подальше от загребущих ручонок Клоуэнс и Беллы.

— Вон Дуайт с твоим отцом, — сказала Демельза. — И чего они так всполошились? Курицы-наседки, ей-богу. Как думаешь, Джереми?

Легкая испарина послужила знаком вновь приближающейся лихорадки Демельзы.

Джеффри Чарльз писал:

Итак, это был бы величайший триумф. Завершить год на такой победной ноте, как битва при Саламанке. Но в итоге под крепостью Бургоса всё пошло наперекосяк. Не знаю, может, его светлость просчитался, меня там не было; но очевидно одно — нам предстоит еще долго сражаться, чтобы изгнать французов из Испании.

Легкая дивизия осталась позади вместе с Роландом Хиллом в Мадриде (к своему неудовольствию). Покинув через полтора месяца столицу и направляясь на северо-запад, восьмого ноября на реке Тормес мы встретили Веллингтона с отступающими войсками. К тому времени его Первая дивизия находилась в плачевном состоянии: тысячи солдат нашли утешение в винных бочках Торквемады. Они напивались до беспамятства и попадали в руки следующим по пятам французам.

Но даже так мы бы справились, если бы не этот бестолковый Гордон. Наше подразделение — армия Хилла — была в отличной форме. К тому времени, когда мы присоединились к Веллингтону, дисциплина в его армии ухудшилась, но солдаты были готовы к бою, на случай если французы подойдут слишком близко. Но вот Гордон, главный квартирмейстер, ошибся на двадцать миль, когда направлял запасы продовольствия, так что ограничив рацион в первую неделю, последние четыре дня мы бродили совсем без пищи, за исключением диких орехов в лесах, либо того, что можно найти или украсть. Со временем мы превратились в насквозь промокших оборванцев, заболели лихорадкой, утопали в грязи, ссорились, дрались друг с другом и умирали пачками. Когда же наконец мы добрались до Сьюдад-Родриго, то выглядели так, будто потерпели сокрушительное поражение от французов, хотя была всего пара перестрелок и никаких сражений!

Старик Дуэро был вне себя от гнева и разочарования.