— Хотя ты выглядишь расстроенной, — сказал он, игнорируя вспышку. — Ты проиграла? Должен признаться, я не помню, как играл с тобой, и чувствую, что запомнил бы эту игру.

У Кодэша было узкое лицо и длинный нос. Он носил повязку на правом глазу, хотя она была уверена, что это только для красоты. Мастер гильдии, казалось, чувствовал себя лихим, хотя, по ее мнению, он больше походил на замкового бормотуна, чем на городского пирата.

— Я не играю с тобой в игры, — сказала Велиана. — Ваши люди вторглись на нашу территорию. Все Южной железной дороге наша, но ежедневно я нахожу высоты птичьего полета нацарапал над нашим пеплом.

— Ты же знаешь, ЧТО ТАКОЕ гильдии, — сказала Кодэш, махнув рукой. — Сильные берут у слабых. Если вы так беспокоитесь о потерянных домах и базарах, то защитите их.

— Не здесь, — добавил он, увидев, как она потянулась за кинжалами.

— Это игра. — сказала Велиана. — Ты не сильнее. Мы могли бы похоронить тебя за несколько дней, если бы между нами вспыхнула война. Откуда такая внезапная уверенность? Ты бесхребетный, как змея. Откуда взялось это новообретённое мужество?” Велиана ожидала, что оскорбления заденут гордеца, но вместо этого он рассмеялся, словно она его пощекотала.

— Смелость — забавная штука, — сказал он. — То, что вы считаете мужеством, я считаю мудростью. Ты уже не так сильна, как раньше. Эго Берина победило тебя. Ты бы не ворвалась сюда, красной от ярости, если бы это была просто потеря нескольких жалких домов и торговцев. Но подожди! — Кодэш сделал паузу — Не говори мне, иначе ты испортишь игру. «Змеи» тоже пришли, не так ли? И бьюсь об заклад, символ волка покрывает много твоего пепла на востоке.

— Все это не надолго, — сказала Велиана успокаивающим голосом. Смертельная серьезность сменила гнев. — Скоро все символы будут пауком. Ты знаешь это, не так ли?

— Ты ничего не знаешь, — сказал Кодэш, почесывая кожу под повязкой. — И ты не можешь видеть будущее. Однако я достаточно умен, чтобы видеть настоящее. Пока ты держишься за Аргона и его паучью Гильдию, ты пропала. Мы заберем ваших членов, ваши улицы, а если придется — ваши жизни. Мы все хотим, чтобы эта война закончилась; мы не позволим Берину помешать нам. Скажи ему, что если он хочет иметь гильдию к концу месяца, он должен отдать своих людей Аргону Ирвингу.

— Ты знаешь, — сказал один из мужчин рядом с Кодэш, уродливое животное со шрамом на губах и без уха. — Возможно, Джеймс был бы более сговорчив, если бы мы получили за него выкуп.

На этот раз Велиана вытащила кинжалы, но Кодэш стоял и свирепо смотрел на своих людей.

— Собрание окончено, — сказал он всем. — Мы не будем унижаться такими разговорами. Гильдия Ясеня увидит мудрость. Добрый день.

Женщина развернулась и вышла, захлопнув за собой дверь. Когда она ушла, Кодэш потер подбородок, а его подчиненные хихикали и отпускали непристойные замечания.

— Они уязвимы, — сказал он. — Раста, возьми нескольких своих ребят и пусть они прочесывают улицы Гильдии ясеня. Выясните, насколько сильно на них давили.

— Планируешь что-то грандиозное? — безухий человек сказал.

— Пока держи рот на замке, — сказал ему гильдмастер. — Но если Берин потерял больше, чем мы ожидали…

Угроза повисла в воздухе. Раста встал и ушел, а безухое животное подняло с пола кости, потрясло их в руках и покатило.

***

Ромул поморщился, когда шёл по коридору, плечо у него болело от удара Сэнкэ. После собрания и обещания Аргона включить его во все дела отец заставлял его часами тренироваться. Чаще всего Сэнкэ был его тренером, жилистым негодяем, уступавшим по мастерству владения клинком только Аргону.

— Вы готовы? — Спросил Сэнкэ, когда они закрыли дверь в большую открытую комнату. Ромул кивнул, но промолчал.

— Хорошо. Давайте танцевать с кинжалами.

И вот они танцевали, тупые тренировочные мечи кружились и звенели, когда они парировали, парировали и блокировали. Из всех учителей боя Сэнкэ был самым лучшим и самым приятным. Он смеялся, шутил, говорил о женщинах такие вещи, от которых Ромул краснел. Когда он пришел к пикировке, хотя, он взял в танце. Радость исчезала из его глаз, как огонь, погребенный в грязи, и тогда он объяснял ошибку или подробно улучшал реакцию. Чаще всего он бил парня мечом, и позволял боли учить.

В тот день новый учитель был полон решимости отточить способности Ромула уклоняться. Меч ударил слишком быстро, и первой реакцией наследника Паука, всегда было блокировать или парировать, а не уклоняться. Другие учителя могли бы отобрать у него меч, но Сэнкэ не захотел. Его ученик научится контролировать свои инстинкты, иначе они будут контролировать его. Снова и снова меч ударял его по плечам, голове и рукам. Всякий раз, когда он пытался поднять свой меч, другой клинок Сэнкэ вылетал, парировал удар и бил его по лицу.

Юноша потер плечо, желая попросить слугу помассировать его. Но массаж означал боль, а боль означала неудачу, по крайней мере, когда дело доходило до тренировок с Сэнкэ. Поэтому он постарался выбросить это из головы, вытер рукавом пот с лица и вошел в комнату Риборта Гёрна. Мебели было немного, но она стоила дорого. Кресла были мягкие и удобные, стены выкрашены в мягкий красный цвет, а ковер-в роскошный зеленый. Риборт сидел на кровати, по обе стороны от него лежали стопки книг. Ромул удивился, как он может спать на нем, а потом подумал, спят ли вообще старики.

— Ты здесь, — сказал Риборт, улыбаясь, когда поднял глаза. — Я уже начал беспокоиться, что Сэнкэ вышибет из тебя всякую разумность и мудрость.

— У меня заложило уши, — сказал Ромул. — Мудрость остается.

Старик усмехнулся.

— Тогда тебе повезло. Сидеть. Нам нужно заняться старыми делами.

Ромул сел, не понимая, что он имеет в виду. За последнюю неделю Риборт много рассказывал о различных гильдиях и их хозяевах. Это шло дальше недавних времен и в прошлое, вбивая в голову Ромул, почему их цвета были тем, чем они были, почему каждый символ был выбран, как они выглядели, как они были нарисованы, и все другие возможные факты, которые казались совершенно неуместными. Как бы туманно это ни звучало, Риборт хмурился и делал выговор всякий раз, когда Ромул пропускал ответ.

— В темноте я мог бы взять фонарь, — сказал Риборт. — Но здесь мне нечего у тебя отнять, поэтому я поступаю так: за каждую твою ошибку я буду обращаться с тобой, как с ребенком. Я буду рассказывать тебе сказки вместо правды. Я отмахнусь от ваших вопросов, как от глупых расспросов, вместо того, чтобы обсуждать вопросы, которые интересуют только мальчика.

Угроза сработала.

— Какие старые дела? — Спросил Ромул, сидя на ковре, скрестив ноги.

— Помнишь тот первый день? Я должен был получить от тебя ответ, но забыл после моего…краткого пребывания в подземелье. Я спросил тебя, почему Ролэнг объявил войну твоему отцу после того, как за три года он создал Союз гильдий. У вас есть ответ?

Ромул не придал этому особого значения. Он сделал первое предположение, надеясь, что оно окажется верным. Риборт всегда настаивал на том, что знает ответы на все вопросы, которые задавал, но ни один другой не приходил ему в голову.

— Аргон стал слишком могущественным, — сказал Ромул. — Он украл слишком много золота, поэтому Ролэнг развязал войну с ним и гильдиями.

Риборт усмехнулся.

— Детский ответ, — сказал он. — В сочетании с доверием ребенка к отцу. Ты сильно ошибаешься, парень. Возможно, нам стоит прочитать историю о пасторе и Льве, вместо того чтобы обсуждать такие взрослые вопросы.

— Подожди, — прошептал Ромул. Риборт заметил это и обрадовался.

— У тебя есть ответ получше? — спросил он. — Ты знаешь, почему твоя первая ошибка?

Мысли Ромула понеслись. Он должен знать. Все лучше, чем сказки.

— Аргон не стал слишком сильным, — рискнул сказать он, и каждая фраза звучала так, словно он наступал на лед, чтобы проверить свою силу. — Если бы он был, то Ролэнг не открыто выступали против него. В Ролэнге взвешивает все варианты, а эта война обходится им значительно. За десять лет отец мой не украл бы столько, сколько они потратили за последние пять.