Увы, удрать от древнейшей мудрости так и не удалось. Стоило как следует разогнаться, как я врезалась во второй ее источник, со всей силы впечатав локти в появившееся точно из ниоткуда поджарое тело.
— Ау!
От неожиданности и боли я завопила, судорожно тряся в воздухе ушибленной кистью. А ему — хоть бы что. Точно о железяку приложилась, а не о собственного Учителя.
— Спешите куда-то, леди Хранительница?
Глаза и имплантант — синие. Сине-сине-синие. Нет, не так. Полночно-бирюзовые, темные, наполненные цветом и смехом. Огромные, глубокие, бесконечно синие глаза, лишенные белков и со зрачками столь тонкими, что, кажется, их и вовсе нет. Омуты тщательно сдерживаемой силы.
Волосы цвета воронова крыла, небрежной гривой падающие на плечи, белейшая кожа. Макияж синеватых узоров, асимметрично взлетающих к уголку правой брови. И фигура, хрупкая и тонкая, изящная до потери любого сходства с людьми, очень мужественная. Не та красота, что приковывала взгляд в Арреке, и не та, что привлекала в Л'Рисе. Раниэль-Атеро отличался тем великолепием, которое ничего общего не имело с совершенством. Красота, так напитанная силой, что смотреть на нее было больно. И я отвернулась, пытаясь спастись от этой боли, как всегда безуспешно.
— Антея? — Ах, прогресс. Раниэлю-Атеро не нужно ждать, пока я засну посредине разговора, чтобы почуять неладное. Этот наверняка узнал о том, что грядут неприятности, задолго до того, как меня разбудил достопамятный сон.
«Будь честна хотя бы перед собой. Не сон. Кошмар».
— Учитель. — Я склонилась, отведя назад крылья, как склоняется младший перед страшим. Поклон, который Хранительница не выполняет ни перед кем. — Полагаю, нам нужно поговорить.
Отчим уронил голову набок, птичьим, полным неожиданного достоинства жестом. Позади танцевали сен-образы такой сложности, что мне и думать было нечего пытаться их понять. Можно было считать лишь общий эмоциональный фон — мрачновато-ироничный.
— Я искал вас, Хранительница. — Ага, мы снова вернулись к деловому стилю. — Пройдемте.
Пальцы, знакомо сомкнувшиеся чуть повыше локтя, были тонкими, с черными когтями. Очень красивыми, блестящими когтями, способными при желании резать тианитовые алмазы, как масло. Он привел меня в какую-то пустынную оранжерею, полную теней и запаха цитрусовых, усадил на толстый ствол с такой осторожностью, будто ожидал, что я в любой момент рассыплюсь. А если Раниэль-Атеро действует так, словно вы сделаны из хрусталя, то следует готовиться к тому, что вас скоро разобьют. На много-много хрустальных кусочков.
— Так плохо, Учитель?
Он ходил туда-сюда, подметая пол полночной чернотой крыльев и глядя прямо перед собой.
— Где твоя охрана?
И как они узнают? Северд ведь на то и Безликие, чтобы их практически было невозможно заметить.
— Отослала.
Он споткнулся. Нет, кроме шуток, действительно споткнулся, крылья взлетели вверх поглощающим свет туманом.
Я вопросительно вздернула уши.
— Ты всегда умела принимать решения между делом, удивляя нас всех, Анитти.
— Ага. Особенно саму себя. Вы получили мой сен-образ, Учитель?
— Шедевр полунамеков. Так что же тебе известно, девочка?
— Это вопрос, который я хотела адресовать вам, аналитик.
Он вдруг оказался рядом, буквально в нескольких сантиметрах, тонкие белые ладони держали мое лицо, а синие омуты глаз всматривались в самую душу. Там, где он прикасался, тело горело и плавилось болью, больше всего хотелось отшатнуться и забиться в дальний от этого клубка энергий угол. Обычно мне удавалось гораздо лучше экранироваться, особенно с помощью нового имплантанта. А сейчас — будто кожу содрали, оставив обнаженные нервы.
Он исчез так же незаметно, как и появился, просто материализовался на другом конце комнаты.
— Да, Хранительница. — В его устах титул вовсе не звучал принадлежащим мне не по праву. — Я провел небольшое исследование...
— Популярное занятие в последние дни...
— ...и результаты... скажем так, показались интересными.
Вообще-то сен-образ, который он тут использовал, перевести как «интересный» можно было лишь с большой натяжкой. Волна жара, страха и возбуждения окатила меня, электрическими разрядами побежала по позвоночнику, сжалась где-то в районе желудка, вызвав еще один приступ дрожи. Я обернулась золотым туманом крыльев, этой иллюзорной, но такой успокаивающей защитой.
— Изменения стали заметны несколько недель назад, когда развернулось дилетантское заклятие Круга Тринадцати. Халтура. Вот то, что творилось до этого, отследить куда как сложнее. — Судя по мурлыкающим интонациям довольного слопанными мышами котяры, Раниэль-Атеро умел по достоинству ценить задачи, бросающие вызов его фактически неограниченным способностям. — Люди... Полагаю, с аррами и другими народами, веками культивировавшими свои экстрасенсорные способности, проще. Эти хоть примерно представляют, на что способны, и, до определенного предела, умеют держать себя в узде. Однако существуют еще бесчисленные орды обитателей Ойкумены, пребывающие в уверенности, что даже ради сохранения собственной жизни и пылинки не смогут мысленным усилием сдвинуть. Реально же обладающие вполне настоящим, генетически заложенным в них потенциалом способны двигать горы. Как сказала бы одна ваша подруга, вы не видите здесь небольшого противоречия?
— По размеру как раз подходящего, чтобы туда провалилась сфера Эль-онн вместе со всеми обитателями? Ну еще бы мне не видеть!
— Таким образом, мы имеем биллионы ограниченно разумных существ, одна Ауте знает, на что способных. И ни малейшего контроля за этой массой.
Мне заранее стало дурно. Люди и сами по себе не подарок, а уж если собираются в толпу...
— Последние дни я занялся этой проблемой вплотную. И среди многих обнаруженных эффектов наблюдаются в том числе и очень забавные явления... Что-то такое стадное, что у эль-ин начисто отсутствует, но немного напоминает Эль. Что-то, что позволяет им сосуществовать друг с другом и даже функционировать как единое целое. Как общество.
Я понимающе склонила уши.
— Да. Меня всегда поражали эти механизмы. Социализация новорожденного младенца, чья психика поначалу почти так же гибка, как и у эль-ин, в закостенелое, намертво вплетенное в основу воспитавшей его культуры человеческое существо.
— Или те изменения, которые происходят в личности, когда резко меняется восприятие ее окружающими. Я был искренне поражен, увидев, как некоторые сообщества умудряются чуть ли не силой запихивать особо выделяющихся индивидов в жесткие рамки ролей. — Он сделал паузу и знакомым жестом приподнял ухо, точно предлагая мне самой продолжить его мысль.
— Вы считаете, что люди пытаются переделать нас на свой вкус, Учитель?
Он вновь начал ходить из угла в угол, но не нервно, а размеренно и задумчиво. Чернота крыльев то сжималась до размеров развевающегося за плечами плаща, то разлеталась по всей оранжерее клубящимися вихрями, черные волосы били по плечам, четко выделяясь на фоне белоснежной рубашки.
— Разве тебе такая мысль не приходила в голову? — Типично раниэль-атеровская манера отвечать вопросом на вопрос.
— Много раз. Но это не единственное... В конце концов, мы и сами пытаемся стать похожими на них. В своем роде. Я сама лично производила все изменения.
— Да, твое первое деяние на посту Регента. — Он улыбнулся, лишь чуть-чуть показав кончики клыков. — Кстати, отличная работа. Прекрасно пойманный баланс. Но все-таки взрослые Хранительницы не должны быть одновременно и вене, как Теи, последние события это ясно демонстрируют. Надо будет что-нибудь сделать с геном линии Уору... — Он выглядел таким... просчитывающим варианты аналитиком. Естественно и непринужденно принимающим решения, последствия которых проявятся не раньше чем через несколько столетий и будут иметь гораздо большее значение, чем все мои сегодняшние трепыхания.
— Не будем отвлекаться. — Тон мой был несколько суховат. — У вас есть основания считать, что на эль-ин действительно было оказано нежелательное влияние?