То ли вдохновленный моим пристыженным видом, то ли спланировав все заранее, дарай-князь пускается в расспросы.
– У вас очень интересное внутреннее строение. Такое… гибкое. Я никогда не сталкивался ни с чем подобным. – Он выжидающе замолкает.
Обреченно вздыхаю. Те же законы, которые запрещали убивать Целителей, велели отвечать на их вопросы, связанные с Исцелением. Независимо от того, насколько ценной и секретной является информация. Но в любом случае мне пришлось бы ему рассказывать – теперь лишь появился повод.
– Гибкое – это слабо сказано. Когда-то мои предки, как и ваши, были людьми, – арр-Вуэйн удивленно вскидывается, – какое-то меньшинство, обладающее тем, что вы называете «экстрасенсорные способности» и вынужденное бежать куда глаза глядят от своих… не важно. В конце концов они нашли пристанище в месте, которое мы теперь называем Небесами Эль-онн. И Эволюция сошла с ума. Сейчас от предков у нас осталась только внешняя форма, жестко фиксированная в… Ну, это не гены, как вы их понимаете. Скорее, то самое коллективное бессознательное, которое вы считаете нашим Богом. Но оно выполняет ту же функцию. И хотя внешне мы почти люди, на самом деле ближе к амебам, чем к своим «предкам».
У эль-ин внешний облик почти столь же неизменный, как и у человека. Но внутри организма возможны любые, самые невероятные перестройки. За доли секунды можно превратиться в растение, затем в камень, затем в животное – внешне вы бы даже не заметили разницы. Однако если нарушена… «форма», вот как моя нога сегодня, то регенерация дается гораздо сложнее. Я не знаю, как объяснить. В вашем языке нет таких терминов.
– Оборотни?
– А, это. Ну, менять внешнюю оболочку тоже можно. Это требует больших энергетических затрат и определенного мастерства. Одним дается легко, другим вообще недоступно, третьи меняют облик, как вы меняете одежду. Все очень индивидуально.
– А вы можете?..
– Не в нынешнем состоянии.
Дарай-князь выглядит задумчивым, сияющее лицо совершенно в своей отрешенности. За последнюю минуту он узнал о нас больше, чем все исследователи за несколько лет. Чувствую, как новая информация укладывается у него в голове. По полочкам. Щелк, щелк.
Если спросит об этом эквиваленте генетического кода, мне придется проявить грубость.
Но он спрашивает о другом:
– А ваш язык? Почему он такой… странный?
И как на такое прикажете отвечать?
– Полагаю, основная странность в том, что его никто никогда не слышал. Точнее, не слышал ВЕСЬ наш язык. Понимаете, знаковая система общения – это больше, чем набор звуков. Даже у людей она включает в себя жесты, мимику, скрытый смысл – то, что практически недоступно постороннему. У нас все сложнее. Звуковая речь – ничтожная часть. Остальное передается иначе. У людей, которые пытались изучать нас, просто не было органов чувств, чтобы хотя бы воспринять, не говоря уж о понимании.
– Но там были телепаты.
– Разве я говорила о телепатии?
Молчание.
Беспомощно повожу ушами. Ладно, попробуем еще раз.
– Человеческий язык содержит огромное количество понятий, означающих различные оттенки одного и того же явления. Например, то, что вы называете «жизнь» – наше ту. Но ту на ваш язык можно перевести и как «смерть», и еще десятком других слов. И все эти слова – только грани ту. Понимаете?
– Жизнь есть смерть. И каждое рождение несет в себе зерно новой смерти. Единство и борьба противоположностей.
– Только не нужно цитировать учебники по философии.
Он чуть приподнимает брови, выражая легкую иронию. Не могу не восхититься красотой этого лица и бесподобностью самоконтроля арра.
– Вы все-таки… разграничиваете. А это просто различные фазы одного процесса. – Ушами повожу сначала направо, а потом налево, показывая, как далеки эти фазы друг от друга и в то же время как они близки.
– Но как вы передаете эти самые фазы, грани, оттенки? Ведь вы понимаете разницу между жизнью и смертью, иначе не смогли бы сейчас разговаривать со мной.
– Оттенки, эмоциональная окраска и прочее передаются по-другому. Ну, как вы можете произнести одно слово с различными интонациями. Я говорю ту, одновременно формируя что-то вроде эмпатического образа – видите, над головой? – который, как субъективная шкала, показывает степень приближенности ту к фазе жизни или к фазе смерти. – Замолкаю. Мне никогда раньше не приходилось вот так объяснять, и задача кажется труднее, чем казалась на первый взгляд. Но, по крайней мере, за ее решением можно отвлечься от желания вцепиться кое-кому в горло. Интересно, арр-Вуэйн на это рассчитывал, когда стал бомбить меня вопросами? – На самом деле образы – очень сложная система, чем-то напоминающая древние иероглифы в пятимерном пространстве, и… у вас просто нет слов, чтобы это описать. Они очень индивидуальны. Образы – это вид искусства, которое зависит от развития личности. Например, речь некоторых Старших я не то что не всегда могу понять – даже разглядеть во всей ее полноте. Улавливается лишь доступный моему пониманию смысл. Тем не менее общаться с ними – огромное эстетическое удовольствие.
– Это действительно… красиво. Хотя я с трудом понимаю, что ЭТО. А вы не пробовали фиксировать свою речь?
– Письменность? Она нам не нужна.
– То есть…
– Оставим эту тему.
Он замолкает, но в сощуренных глазах угадывается напряженная работа мысли. Понял, что наткнулся на что-то интересное. Ну и пусть себе размышляет. Может, через пару тысяч лет додумается. И вообще, теперь моя очередь задавать вопросы:
– Почему мы прошли этим путем?
– Я не понимаю…
– Вы прекрасно поняли мой вопрос, дарай-князь. До сих пор считалось, что пройти через иную меру реальности невозможно. Это вам не другое измерение. Некоторые даже сомневались в существовании меры. Но мы здесь. Зачем? Это все равно, что, – я на секунду задумываюсь, подбирая подходящее сравнение из своего небогатого словарного запаса, – все равно, что глушить рыбу атомной бомбой. Разве не было пути проще?
Улыбается. Похоже, я сказала что-то забавное. Знать бы что.
– Атомная бомба – она, конечно, немного великовата, но рыбу глушит. Очень точное сравнение. Дело в том, Антея-эль, что, удирая, вы замкнули за собой… петлю. Очень качественно замкнули, не каждый дарай смог бы так. К нам НИКТО не мог пробиться извне, но и мы не могли оттуда выйти. Не знаю, как вам это удалось. В общем, пришлось искать обходные пути. Перейти в другую меру реальности, а затем вернуться назад. Это как если бы вас заперли в комнате, а вы перешли бы в другой слой реальности, прошли сквозь стены, а потом вернулись.
Я киваю, хотя аналогия кажется несколько шаткой.
– Кстати, а откуда вам известно про меры!
И снова к допросу, да?
– Не стоит воспринимать меня как мелкого варвара, дорвавшегося до библиотеки и успевшего прочесть кое-что из открытых фондов. У эль-ин есть некоторый… аналог науки, и по-своему мы знаем об окружающем нас мире не меньше, чем человечество.
Я ненадолго замолкаю, расстроенно опустив уши.
– Я занималась изучением людей, но, кажется, безуспешно. Только мне начинает казаться, что я что-то поняла, как поворачиваю за угол и натыкаюсь на очередной…
Он забавляется, хотя не знаю, откуда ко мне пришло понимание этого. Ни в мимике, ни в языке тела, ни даже в ауре нет ни малейшего ключа к внутреннему состоянию. Только ощущение легкой иронии, как бриз в лицо.
Резко дергаю ушами:
– Я сказала что-то смешное?
– Нет, эль-леди. Эти изменения в организме, о которых вы говорили, они ведь относятся не только к физиологии?
Резкий поворот в разговоре застает меня врасплох.
– Простите?
– Фиксированная внешняя форма и какие угодно трансмутации внутри. Вы ведь говорили не только о теле, правда? В сознании – то же самое.
Удивление, печаль, ярость, согласие.
Я только киваю. Мы действительно можем с собственным сознанием творить что угодно. Не нравятся эмоции – их чуть-чуть изменим. Чтобы не было клаустрофобии. Прекрасно. Не устраивает запах ужина – сейчас ма-а-аленькое самовнушение – и он станет вкусным. Здорово. Нельзя убивать Целителей (есть такой закон). Ну что ж-ж-ж, закон придется изменить. На один раз. Потом вернем на место. В конце концов – это всего лишь установка на самосохранение. Если перебить всех Целителей, кто же будет лечить? Мораль – удобное приспособление, когда она устаревает, ее нужно менять. Так проще.