— Я точно помню, как Борисович не разрешал купаться заболевшим пациентам. Если не веришь, могу позвонить и спросить.

— Верю, но ты всё равно уточни, — смущённо опустив взгляд, девушка старательно пыталась взять себя в руки, что ей удавалось с огромным трудом, так как её глаза уставились на мой пах, заявляющий, что невозмутимость, которую старательно выражало моё лицо, напускное, потому как возбуждение очень чётко выделялось через штаны.

— Без проблем, — не сдержал ухмылки, приподнимая лицо Наташи указательным пальцем, — только ты меня поцелуешь…

Ташкевич стала нервно покусывать нижнюю губу. Её дыхание сбилось, а зрачки расширились, поднимая мне настроения явными признаками желания.

С трудом сдержав излишнее довольство, набрал номер медицинского работника приюта, держа телефон в левой руке всё это время.

Когда Иван Борисович, через громкую связь, дал нам короткую лекцию о том, что медицина, все эти годы, не стояла на месте, и многие методы и способы лечения той или иной болезни так же претерпели изменения, моё беспардонное появление в ванной стало беспричинным. Кто же знал, что врачи кардинально изменили своё отношение к водным процедурам на момент протекания ветряной оспы, запрещая их лишь в том случае, если у пациента держится высокая температура?!

В общем, счастливая Наташа вытолкала меня из светлой комнаты, предвкушая долгожданный душ, чрезвычайно довольная собой, позабыв о плате, и мне не оставалось ничего другого, как топать на кухню, готовить завтрак.

«Благо продуктов накупил целых три пакета», — думал я, насвистывая мотив какой-то песенки, потому как ещё вчера холодильник миниатюрной брюнетки был совершенно пуст. — «Эта Вика, действительно, та ещё стерва».

Внезапно, в ванной комнате послышался разъярённая ругань. Надо сказать, довольно отборная даже для меня!

Я не успел положить деревянную лопатку, как маленькая фурия заскочила на кухню.

— ЭТО ЧТО ТАКОЕ?!?

Глаза Таши сверкали от ярости, довольно соблазнительно преображая бледное лицо. Хотелось прижать к себе девушку, обмотанную махровым полотенцем, и зацеловать до бессознательного состояния.

Я не привык отказывать своим желаниям, поэтому приблизился к Наташе на свой страх и риск, довольно улыбаясь:

— Где?

— Ящеров! По-твоему, в моём вопросе есть что-то забавное?! — Рычание брюнетки лишь укрепило эрекцию, а Таша, не замечая моего возбуждения, продолжала нагнетать: — немедленно отвечай, каким образом на мне появились эти зелёные п… пятна!?

Невозмутимое пожатие плеч превратило цвет лица Ташкевич в наливную вишенку. Решил ответить более конкретно:

— Оспины прижигают зелёнкой, чтобы они не лопались и не оставляли на коже некрасивых шрамиков, — разговаривал с Ташей, словно с ребёнком, нарочно выводя её из себя. — Ты не знала?

Стоило протянуть руку к вздёрнутому носику брюнетки, как меня звонко шлёпнули по ней, ловко увернувшись.

— Ты… ты меня раздевал?!?

— Да что ты так паникуешь? — Моя улыбка заводила девушку, натурально раздраконивая. — Я всего лишь обработал ранки, как положено.

— Ты — дебил?! У меня на груди написано «сосочки», а внизу живота… — девушка отчаянно покраснела, хватая ртом воздух, а мне снова захотелось посмотреть на дело своих рук, которое и тогда и сейчас смотрелось вполне безобидно, учитывая, что температуры и жалобных стонов на тот момент не наблюдалось. Это чуть позже, когда жар Ташкевич превысил сорок градусов, я почувствовал угрызения совести…

— И что же у тебя написано внизу живота? — Голос сел, и мой вопрос, произнесённый хриплым шёпотом, заставил девушку вздрогнуть.

«…روسلان، من را ببر», — фраза на персидском языке явно не могла быть понятной для девушки, да только её смущение говорило об обратном, ставя мою наблюдательность в тупик.

— Какая-то фигня, — немного подумав, выдохнула Таша, тут же добавив: — но зная тебя, ничего приличного там нет!

— Всё там прилично, малыш, — я притянул девушку к себе, нагнувшись, чтобы поцеловать за ушком.

Брюнетка задрожала в моих руках, позволяя почувствовать себя всесильным и выпустить своё желание наружу.

Наташа

«Руслан, возьми меня…» — это называется «прилично»?! Да я чуть удар не схлопотала, когда, держа в руке мягкую губку для тела, опустила свой взгляд вниз, до этого размышляя о недавнем появлении мужчины в ванной комнате, не замечая даже зелёных точек на коже»!

Сейчас все мысли снова свернули не в ту область. Злиться или ругаться становилось невозможным, когда руки Ящерова водили по моей спине, а его губы чертили линию от мочки уха до уголка губ.

— Перестань… — прошептала испуганно, хватаясь за мощные плечи гонщика, чтобы отстраниться, но у меня ничего не получилось.

Я не боялась силы его возбуждения. Нет. Всё было наоборот. Я безумно желала утонуть в этом урагане страсти, видя, как глаза Руслана становятся чернее обычного, и именно осознание этого сдавливало виски, умоляя потерпеть поражение, что не могло не пугать.

— Руслан, у тебя яйца сейчас сгорят!

— Не то слово, — хмыкнул парень, поднимая на меня тяжёлый взгляд. Тем не менее, Ящеров протянул руку, чтобы отключить подгоревшую на сковороде яичницу.

— Дурак, — констатировала факт, закусив губу, чтобы не засмеяться.

— Не делай так…

— Как? — Пристальный жадный взгляд мужчины, устремлённый на мои губы, заставил низ живота полыхнуть пламенем.

Руслан ничего не ответил. Он подхватил меня на руки, не переставая гипнотизировать чёрными глазами, и понёс в спальню, коротко бросив:

— Хочу посмотреть, в чём суть твоей претензии…

Сердце билось в груди так быстро, что, казалось, сейчас вырвется через солнечное сплетение.

«Почему не останавливаю его»? — Вопрос пульсировал тревогой в голове. Я верила: слово — и Русик отпустит меня, но молчала, сама желая любимого, которого, наконец, нашла, не меньше, чем он меня. Только одно смущение не позволяло окончательно решиться на момент близости — я некрасивая с этими зелёными пятнами и болезненным видом лица! — «Как он может меня хотеть»?!

Ящеров сдёрнул с меня полотенце, как только уложил на покрывало застеленной кровати, жадно рассматривая верхнюю двойную надпись, выполненную полукругом под каждой грудью русскими буквами.

Хищная улыбка расползлась на губах знакомой усмешкой. Стало как-то неловко, и я прикрыла грудь и низ живота руками, поёжившись от прохладного воздуха.

Руслан мотнул головой, мягко отстраняя довольно жалкую защиту, поднимая мои руки к изголовью кровати, перехватывая их своей ладонью.

— Знаешь, что тут написано? — Указательный палец провёл по зелёненьким словам на фарси, и мурашки покрыли всю мою кожу, предавая хозяйку. Соски напряглись, а Русик лишь довольно блеснул глазами, примечая, какое воздействие на меня оказывают его лёгкие касания.

Я нервно сглотнула:

— Нет…

— Если бы не знал, что положительный ответ невозможен, не поверил бы. У меня стойкое ощущение, что ты врёшь. Хм… там написана просьба твоего тела. Оно шепнуло мне о твоём желании вчера вечером…

Прикрыв глаза, сделала глубокий вздох и чуть не задохнулась на выдохе, так как тёплые губы мужчины накрыли правый сосок, обводя его горячим языком по окружности.

— Руслан… — резко распахнув глаза, натолкнулась на горящий взгляд Ящерова. Между ног стало так жарко и влажно, что я сжала их, скрестив, чтобы внутреннее томление не свело меня с ума окончательно.

— Ну, нет, — тут же протянул Русик, раздвигая и устраиваясь между ними, переходя ко второму соску. — Твоё тело не может забрать эту просьбу обратно… я не позволю.

Ладонь брюнета сместилась вниз, и я вцепилась уже свободными обеими руками в плечи Ящерова, чей палец бесстыдно коснулся половых губ, начиная рисовать узоры, кружа завихрениями, прежде чем погрузиться во влажную щель.

— Ох… — у меня потемнело в глазах от восторга.

Темп перемещения то замедлялся, то нарастал, а Руслан хватал губами мои стоны, награждая долгими поцелуями за самые громкие вскрики, как только во мне оказалось уже два пальца мужчины.