Имелась и своя медицина. Фоскарино писал: “Врачи лечат по опыту и испытанными лечебными травами”. Была медицинская литература — “Травники”, “Громники”, “Лечебники”. Существовал Аптекарский приказ, ведавший подобными делами. А в Москве — Зелейный ряд, торговавший лекарственными растениями и прочими медицинскими снадобьями. Там же можно было нанять “лечьца”, “зубоволока”, “костоправа”, “кровопуска” и даже “бабичьих дел мастера”. Аптекарский приказ выделял лекарства и медицинский персонал для армии, сохранились росписи на этот счет — сколько направить “лечьцов”, хирургов, костоправов. А при царице упоминается “дохтурица” — русская, хотя звание “дохтура” стояло выше “лечьцов”, обычно доктора были иностранцы. Специалисты-врачи имелись среди монахов почти каждого монастыря. А в деревнях жили свои знахари и знахарки.

В простых случаях обходились и сами, без лекарей. Маржерет приводит рецепт, как при простуде русские засыпают в водку заряд пороха или толченого чеснока, выпивают и идут в баню. И надо отметить, народная медицина оказывалась эффективнее тогдашней европейской — впрочем, сказывалась и меньшая скученность людей, чистоплотность. Иностранцы удивлялись здоровью населения и долгожительству. “Среди них много людей пожилых, 80, 100-летних, 120-летних, только в этом возрасте они подвержены болезням” (Маржерет). “В России вообще народ здоровый и долговечный,… мало слышали об эпидемических заболеваниях… встречаются здесь зачастую очень старые люди” (Олеарий). В то время как в Европе человек в возрасте за 50 уже нередко считался и выглядел стариком, бедные — от лишений, знать — от излишеств.

Были высокообразованные специалисты в своих областях. “Арифмометры”, картографы, полиглоты-переводчики, знавшие в совершенстве по 5–6 языков. И, разумеется, безграмотный мальчик, “на глазок” отливающий колокол в фильме Тарковского — чушь собачья. Чтобы отливать колокола, имеющие “голос”, да еще и такие огромные, как 70-тонный “Реут” Чохова, требовалось иметь фундаментальные знания и опыт в области химии, теплофизики, металлургии, аккустики, а для отливки первоклассных орудий — физики прочности и баллистики. Отнюдь не достаточно было “русской смекалки” и для зодчих, решавших сложнейшие инженерные задачи при возведении храмов, крепостных стен и башен. И венецианец Руджиери, восхищавшийся быстрым и качественным строительством крепостей, прямо именовал русских градодельцев “инженерами”. Развивалась география. В конце XVI-начале XVII в. составляется “Большой чертеж земли Русской” с описаниями дорог, рек. А в 1620-х гг. эти данные уточняются и дополняются, появляется “Книга Большому чертежу”, содержащая карты и сводное описание как всей России, так и сопредельных стран.

Были и гениальные ученые-энтузиасты. Так, архив игумена Соловецкого монастыря Федора Колычева содержит описания десятков изобретений, внедрявшихся под его руководством. Это и гигантские гидротехнические сооружения монастыря с хитрыми трубопроводами, когда вода из 52 озер подавалась к мельницам, приводила в движение меха и молоты кузниц. И механическая сушилка, веялка, и устройство для разминки глины при изготовлении кирпичей, и даже оригинальные устройства, ускоряющие и облегчающие изготовление кваса. Появились уже и умельцы-механики. Среди подарков, присланных Лжедмитрием из Москвы Марине Мнишек поляки восторгались часами, которые “выделывали разные штуки московского обычая” — били в бубны, играли на флейтах и трубах. Как уже рассказывалось, и на Спасской башне поместили часы с затейливым перезвоном колоколов — производства русских мастеров.

Большое внимание уделялось изучению истории. Взять хотя бы традиции русского летописания. Лицевой свод, представлявший всобщую историю от сотворения мира и русскую с 1114 по 1567 г. был проиллюстрирован 16.000 миниатюр. Степенная книга содержала биографии русских правителей от киевских князей до Ивана Грозного. Фоскарино в 1557 г. сообщал: “У них имеются в переводе разные книги святых отцов и много исторических сочинений, трактующих как о римлянах, так и о других народах”. Исторической литературы было много, как отечественной, так и переводной: “Александрия” Гвидона Мессинского, “Повесть о Трое”, “История об Аттиле, короле угорском”, “История о Казанском царстве”, “О взятии Царьграда турками” “Повесть о прихождении Стефана Батория на град Псков”, “Сказание о князьях Владимирских” и др. А замкнутость русской культуры, ее оторванность от европейской — не более чем миф. Обнаружено, что монахи-летописцы приводили цитаты из Гомера. В росписях галереи, ведущей из царского дворца в Благовещенский собор, присутствовали портреты Аристотеля, Гомера, Вергилия, Плутарха и Фукидида. Следовательно, знали, кто это были такие, и чем Плутарх отличается от Фукидида. И античную мифологию на Руси знали. Стадницкий сообщает, что шатер Годунова был украшен изображениями Дианы, Марса, Сатурна, Меркурия, Юноны, Паллады, Вакха.

Ну а эпоха Михаила Федоровича и Филарета знаменовалась чрезвычайным культурным подъемом. Пережив Смуту, люди ощущали потребность осмыслить недавнее прошлое, запечатлеть как саму катастрофу, так и подвиг своих соплеменников, и донести до потомков. В этом русле появляется множество произведений: “Сказание” Авраамия Палицына, “Временник” Ивана Тимофеева, “Повесть известно сказуемо на память великомученика благоверного царевича Дмитрия” и “Повесть о некоем мнисе, како послася от Бога на царя Бориса” Семена Шаховского, “Повесть книга сея от прежних лет; о начале царствующего града Москвы” Ивана Катырева-Ростовского, “Повесть о Юлиании Осорьиной” Дружины Осорьина, “Повесть о победах Московского государства”, “Новая повесть о преславном царстве и великом государстве Московском” и т. п. При первом Тобольском архиепископе Киприане создается Сибирская летопись и “Повесть о покорении Сибири Ермаком”, в Соли Вычегодской появляется Строгановская летопись. Составлялись Новый летописец, Пискаревский летописец. Переписывались и украшались миниатюрами Троицкая, Ипатьевская летописи, “Четьи Минеи” — полное собрание житий святых в 12 томах (27 тыс. страниц).

Как уже отмечалось, всюду развернулось градостроительство, возводились великолепные дворцы и палаты — например, ставшие сейчас музеем палаты бояр Романовых. Строились храмы. И часто вместо погибших деревянных — каменные. Они становятся обычными даже в сельской местности. Не только для того, чтоб на века. В то время церкви играли и роль памятников — их строили в благодарность Богу за избавление от бедствий, за дарование побед. Для начала XVII в. был характерен “шатровый стиль”, где кровля повторяла форму “шатра”, обычную для деревянных церквей. Так строились храмы Вознесения в Коломенском, Св. Сергия Радонежского в Бусиново, Покрова в Медведково, Казанская церковь в Китай-городе и многие, многие другие. Их искусно украшали декоративными средствами, умело использовали игру объема, и возникало “дивное узорочье”, восхищавшее как современников, так и потомков. Появлялись и новые духовные центры. Жители Курска по обету, данному во время осады, построили монастырь Знамения Пресвятой Богородицы. Недалеко от Мологи, на р. Юге, куда пришел из Печорского монастыря схимник Дорофей, была основана Югская пустынь. На р. Песочне под Костромой на месте явления чудотворной иконы Богоматери возник Игрицкий монастырь. По грамоте великой старицы инокини Марфы под Шацком строился Вышенский монастырь.

Расцвело творчество иконописцев — в иконах для новых церквей и домов была огромная потребность. Расширяется центр в Соли Вычегодской, давший целое направление иконописи, известное как “Строгановская школа”. Возрождаются старые центры Ярославской, Новгородской, Псковской школ, Троице-Сергиева монастыря. И возникают новые — Палех, Холуй, где иконная и декоративная живопись приобретают яркие и самобытные народные формы. Среди новгородских мастеров появляются художники, работающие в стиле “фряжского письма” — старавшиеся приблизить иконописание к канонам западного искусства. И на Московском рынке возникает целый Иконный ряд. А по соседству — Книжный. То бишь спрос на интеллектуальную продукцию был значитальный. И если еще раз коснуться темы образования, то стоит вспомнить, что известные деятели второй половины XVII в., которых иностранцы признавали весьма просвещенными и высококультурными — боярин Морозов, Ордин-Нащокин, Алмаз Иванов, Артамон Матвеев, Василий Голицын учились и получали воспитание в эпоху Михаила Федоровича. И не за границей, а в России, от отечественных учителей.