В то мгновение, которое профессор Университета Пенсильвании (США) Мартин Селигман назвал «озарением свыше», он понял главное: жизнь может пройти мимо, если не обратить свой дух на восприятие хороших и радостных вещей, вместо того чтобы концентрировать внимание лишь на жизненных трудностях. И основную задачу психологии стоило бы понимать так: помогать каждому из нас обрести равновесие, двигаясь к позитиву, как сделала это Никки, причем совершенно самостоятельно[74].
Вот уже около ста лет — со времени возникновения современной психологии — обретение «душевного здоровья» в основном сводится к излечению от неврозов, страхов, неуверенности в себе. Еще лет десять назад девяносто процентов научных статей в психологии были посвящены таким феноменам, как тревожные состояния или депрессия. Психиатрия, основанная на биологическом подходе к здоровью человека, трактует состояние покоя как результат равномерной передачи нервных импульсов — равновесие, которое в любой момент может быть нарушено. В понимании классической психологии каждый индивид не более чем результат взаимодействия неразрешенных детских конфликтов, более или менее усмиренных нездоровых инстинктов и сил биологического характера, контролировать которые он сам не в состоянии.
Новая психология, провозглашенная Селигманом, использует совершенно другой подход. Ее задача уже не в том, чтобы поднять человека с минусовой отметки до нуля по шкале удовлетворенности жизнью, но помочь ему перейти через «ноль» в градацию «плюс».
«Психология позитивизма» революционна, поскольку занимается тем, что может сделать человека счастливым. Ее цель — развить в нас способность любить и быть любимыми, видеть смысл в каждом своем действии, быть ответственными за то, что мы в состоянии изменить, и стойкими перед лицом неизбежного. Одна из прекрасных иллюстраций этой новой психологии — международная программа исследований, посвященная способности тибетских монахов сознательно наполнять себя позитивными эмоциями. Используя буддийские практики, эти монахи способны радикально изменять состояние своего мозга, обретая чувства покоя и сострадания, приближаясь к «территории» счастья…[75]
Тем же из нас, кто не собирается в монашество, первые серьезные работы в области позитивной психологии открывают и более простые пути: можно, к примеру, хотя бы раз в неделю записывать в дневник самое положительное из того, что с нами за это время произошло, отмечая и то, каким образом мы этим событиям способствовали. Всего шесть недель (примерно столько же нужно, чтобы получить эффект от приема антидепрессанта!), и жизнь станет приносить нам гораздо больше удовольствия[76].
Один из самых серьезных выводов позитивной психологии говорит о том, как важна наша связь с другими людьми. Известный американский психолог Михай Чиксентмихайи, открывший феномен «поглощенности деятельностью», названный «потоком» (flow), отмечает: «Люди наиболее счастливы тогда, когда находятся в обществе себе подобных. Худшее, чего человек может себе пожелать, — это оказаться дома в тишине и спокойствии, без неотложных занятий и дел. А ведь большинство людей уверены, что мечтают именно об этом!» Элементарный поиск удовольствия, утверждает Селигман, не ведет к устойчивому ощущению благополучия. Счастье дает лишь состояние вовлеченности (в любовные отношения, семейную жизнь, работу, существование в социуме…) или же «осмысленность собственной деятельности», когда мы используем лучшие свои черты и способности, чтобы действовать во благо других.
И все же самую главную идею новой психологии лучше всего объясняет нам маленькая Никки: в каждом из нас заложена естественная способность быть счастливым, и, по большому счету, лишь нам решать, дать ли ей шанс воплотиться для нас в реальность.
Вырастить ребенка лучшая терапия
Наташа в растерянности смотрит на свою плачущую четырехлетнюю дочь Лизу. Она-то думала, что поступила правильно, решив доделать за Лизу глиняный горшочек, прежде чем учитель перейдет к следующему заданию. Ей очень хочется прикрикнуть на дочь: «Ну-ка, перестань хныкать!»
Но в этот момент она словно слышит свою собственную мать, произносящую эти слова, и берет себя в руки: ей самой в детстве такие увещевания никогда не помогали. Тогда она вдруг понимает, что поторопилась закончить Лизин горшочек из-за собственного беспокойства по поводу того, как оценит их работу учитель. И этим испортила удовольствие, которое они обе получают от этих занятий по выходным, где ее дочке просто нравится забавляться с глиной, сидя у мамы на коленях.
Какому родителю не приходилось иметь дело с гневными воплями своего малыша в магазине? Или вскакивать среди ночи, чтобы унять безутешные рыдания дочери-подростка, которая разрывается между преданностью лучшей подруге и желанием ответить взаимностью ее неотразимому бой-френду? Эти ситуации казались нам неразрешимыми, но, столкнувшись с ними, мы нашли в себе ресурсы, о которых не подозревали. Преодолев самую первую реакцию — бессилие или раздражение, мы справились, а заодно стали взрослее.
Цель успешной психотерапии именно в том, чтобы открыть наши ресурсы, позволяющие «прыгнуть выше головы» в распознавании эмоций и умении управлять ими — и своими, и чужими. И это особенно важно для отношений, которые складываются у нас с детьми. От этих отношений невозможно уклониться. Дети — это безусловная данность. Они не удовлетворятся одним телефонным звонком или одним электронным письмом. Им нужно личное общение, лицом к лицу, и побольше. А нам нужно предвидеть их потребности, развивать в себе умение сопереживать, менять из-за них наш распорядок дня, мириться с тем, что они оценивают и испытывают нас… И у нас нет выбора: мы ДОЛЖНЫ этому научиться!
Под влиянием детей у родителей иначе развивается мозг. Не так давно мы узнали, что в мозге взрослого человека продолжают возникать новые нейроны. Причем их тем больше, чем сильнее действуют на наш мозг новый опыт и эмоции. У родителей не только возрастает скорость появления нейронов, но и вырабатываются гормоны, в частности окситоцин, повышающие устойчивость к стрессу и способность к эмоциональной привязанности. Похоже, улучшаются и способности к учебе: в Университете штата Вирджиния (США) исследования показали, что самки крыс, став матерями, быстрее учатся и лучше запоминают свои решения. Авторы работы приходят к выводу, что материнство, стимулируя нейроны, тем самым реорганизует мозг[77]. А Майкл Мерзенич из Калифорнийского университета в Сан-Франциско даже называет родительство «революцией для мозга»[78].
Недавно моя приятельница, работающая в крупном издательстве, рассказала, что уже давно заметила одну интересную вещь: с теми из коллег, кто имеет детей, ей общаться легче, чем с остальными. Может, потому что их мозг и они сами научились лучше улавливать то, в чем нуждаются другие. А возможно, дело в том, что жизнь подарила им лучшую из терапий…
Независимость мышления
Максим листает журнал в зале ожидания. В какой-то момент ему начинает казаться, что из вентиляционной решетки над входом тянет запахом дыма. Он поднимает голову, украдкой оглядывает своих соседей — нет, похоже, никто ничего не замечает. Максим снова пытается читать…
Тем временем запах становится все сильнее, в помещении действительно пахнет гарью! А что соседи? По-прежнему никакой реакции: каждый погружен в свой журнал. Может, запах не такой уж и сильный? Странно… И Максим переворачивает страницу…
Собравшиеся в зале ожидания люди были участниками эксперимента: организаторы заплатили им за то, чтобы они не реагировали ни на что. В результате Максиму потребовалось около десяти минут, чтобы осознать происходящее: он почти задыхался от дыма, когда решился покинуть помещение и поднять тревогу!
74
М. Е. P. Seligman, М. Csikszentmihalyi. Positive Psychology: An Introduction. American Psychologist. 2000. Vol. 1 (55).
75
А. Lutz, L. L. Greischar и др. Proceedings of the National Academy of Sciences of the USA. 2004. Vol. 101.
76
R. A. Emmons, M. E. McCullough. Journal of Personality & Social Psychology. 2003. Vol. 2 (84).
77
С. Kinsley, L. Madonia и др. Motherhood Improves Learning and Memory, Neural Activity in Rats is Enhanced by Pregnancy and the Demands of Rearing Offspring. Nature. 1999.
78
K. Ellison. This Is Your Brain on Motherhood. The New York Times, 2005.