И, казалось, что я излечилась. Смогла справиться с преданной любовью. Но месть не лечит и не дает успокоения. Особенно неправильная месть. И с тех пор мне иногда отчаянно хочется закрыть глаза, закусить до боли губу и отдаться незнакомцу, позволить ему делать с собой все что угодно, чтобы в ответ рвать его на части, стонать, слизывая кровь, слушая недовольное ворчание. Низменные, звериные желания. Мои темные фантазии, пугающие яркостью и эмоциональностью, тем, чего больше нет в моей реальной жизни».

Тяжело вздохнув, Феликс отложил нанотоп. Опять какой-то незнакомец хозяйничал в голове его ненаглядной. Непорядок! Определенно, с этой тайной фантазией жены надо что-то делать. Мало ей было лежать прикованной к кровати с завязанными глазами, видимо, захотелось повторения, чтобы получить этот драйв от фантазии о незнакомце. И Феликс мог создать полное погружение, дать Виолетте с лихвой насладиться острыми ощущениями, останавливала шиянарца лишь беременность. Действовать придется крайне осторожно и первым делом сменить парфюм. Именно это даст волю воображению изголодавшей по экстриму женушке. Он покажет ей, что даже в образе незнакомца муж роднее, приятнее и аккуратнее.

Альбинос даже усмехнулся, предвкушая развлечение для себя и любимой. Все же она у него искусительница. Ведь хотел беречь ее, да сил нет, руки так и чесались дорваться до желанного тела с таким большим округлым животиком, который так и манил к себе, притягивал, словно магнит. И будь на то воля Феликса, он бы наглаживал его и наглаживал, прижимаясь щекой, внимательно слушая сердцебиение своего ребенка.

Новоман

Даша

Сердце в груди просто зашкаливало от адреналина. Я давно не совершала столь безрассудных выходок. Так дико я себя чувствовала, когда выкрала дневник дедушки, Ясина Самира, а он — на минуточку! — как-никак сам сенатор республики Унжир. В общем, дневник давно попался мне на глаза, он был старинный, то есть обычная рукописная книга, я такие видела только в старых кинолентах. И, конечно же, мне захотелось узнать, что в этой книге, а когда украла и прочла, поняла насколько влипла. Как выяснилось, дедушка не такой уж и безобидный мирный унжирец, каким я его видела. Да с моих глаз пелена слетела, когда я осознала, о чем писал дедушка. Нет, уже в десять лет я прекрасно понимала, что для всех унжирцев наука превыше всего, а личные опыты — это цель их жизни. Так вот у дедушки была цель создать универсальное существо на основе манны, некий Абсолют. Однако была одна загвоздка: не манаукцам заполучить манну практически невозможно до сих пор, но дедуля выкрутился. Раз он сам не мог заполучить ценный материал, то он запрограммировал эмбрион на поиск и добычу особенного сырья для создания Абсолюта.

Тогда это объяснило мне то, почему мама не испытывала по отношению ко мне каких-либо душевных чувств. Просто я то самое сырье, которое нужно для создания Абсолюта. А мама запрограммирована на папу, на его ДНК, на манну, которая в его крови, в каждой клетке его тела.

Ужасно узнать что-то подобное в десять лет. Я долго ходила потерянной, пытаясь как-то примириться с этой реальностью своей жизни. Я даже поговорила с дедушкой, когда отдавала ему дневник.

Он лишь погладил меня по волосам и грустно признался:

— В молодости все видится иначе. И далекие звезды кажутся настолько близкими, что можно сорвать рукой. Но с возрастом приходит мудрость, что рвать их необязательно, а можно любоваться ими вечность, лежа в густой траве, вдыхая ароматы пряной летней ночи в обнимку с той, что светит ярче любой звезды на небосклоне. Светит только для тебя, понимаешь?

Я тогда кивала, хотя, конечно же, ничего не понимала, да и как понять, когда в тебе роста дедуле по грудь, а в голове мысли о справедливости. Глупая я тогда была, важничала от того, что дедушке пришлось оправдываться передо мной, такой взрослой уже и серьезной.

— Я не жалею ни о чем, Дарья. Мой эксперимент имел успех. И если бы выпал шанс все исправить, все бы повторил, кроме одного. Я бы никогда не оставил Елену. Вот тогда я совершил ужасную ошибку. Не повторяй ее и ты. Доводи свои эксперименты до конца. Не бросай все на самотек.

Вот это правило я взяла на вооружение и теперь всегда полагаюсь на себя, если хочу добиться успеха. Заметила, что мои советы в чужом исполнении не имеют того задуманного эффекта, если бы я сделала это сама. Но влезать в чужую жизнь я не хотела, мой совет сестре и подруге уже большой и щедрый подарок им, а если не сумели правильно воспользоваться, то я тут ни при чем — сами виноваты. Так вот себе давать советы я не планировала. Моя месть имела исключительно эффект маленькой шалости, но взрывной, как настоящая бомба.

Торжественная часть по вручению портрета юному нонарцу заняла чуть больше пятнадцати минут. Речь я не придумывала заранее, импровизировала на ходу, максимально льстя послу Оторуну, отмечая, как при этом кривилась моя тетушка. Поэтому не могла не кольнуть ее, поблагодарив заодно посла за помощь в практике тети Линды на станции «Астрея». Да, именно за ту самую практику, от воспоминаний о которой тетушку до сих пор воротит.

Подтолкнув Лизу, я попросила ее помочь снять белое полотно с портрета. Под тихий вздох восхищения ехидно подмигнула Лапушке и указала ему глазами на малый зал, откуда мы все только что пришли. Там как раз все было готово для моей маленькой мести. И Лапушка криво усмехнулся, еле заметно кивнул. Ты глянь, какой смелый. Миленько. Посмотрим, как он будет улыбаться чуть попозже.

Я пригласила всех к столу отпраздновать передачу подарка из рук в руки. Намекнула молодому Конууну, что я все еще жду, когда он вырастет, чтобы стать ему женой. Посол в тот миг подавился вином, а тетушка заботливо похлопала его по спине от всей души так, что его пришлось придерживать жене, чтобы не свалился.

— Не об-о-ойтесь, апа Оторун, сын Какхана. Это она-а-а та-а-ак шу-у-утит у на-а-ас.

— Я не шутила, — с самой беззаботной улыбочкой отбила укоризненные взгляды Лизы и тетушки.

— Шутит, шутит, — заверила зашедшегося в кашле посла Лиза.

— Ты страшная, — неожиданно выдал Конуун, надув губы, и важно сложил руки на груди.

Его братец посмел усмехнуться прямо мне в лицо, а я разозлилась. Подошла ближе к серокожему зазнайке, склонилась к нему и тихо шепнула:

— Ты тоже, мой кошмарик, не красавец. И не думай, что я забыла твое обещание. За свои слова отвечать надо. Ты все равно моим будешь. Никуда не денешься. Или умреш-ш-шь!

Нежно проведя пальцем по подбородку, закрыла распахнутый в беззвучном крике рот Конууна, подмигнула ему, замечая влагу в его зеленых глазах.

— Я никогда не женюсь на тебе. Ты страшная!

Полукровка бросился от меня прочь, его мачеха за ним. Посол стал извиняться перед наместником и остальными. Лиза тоже отвлеклась, поэтому я быстро кивнула Лапушке в зал и сама ушла туда.

Я ждала, глядя на картину тетушки Линды, прикидывая в уме, как подкорректировать ее идею под себя, прежде чем дарить эту мазню мужу Марии. Стыдно отдавать ее такой сырой. Наконец за спиной раздалось легкое шуршание одежды, и я развернулась, снова поражаясь тому, как тихо ходил Лапушка. Он точно не из военных? Неужели унжирская половина как сильна в нем?

— Ты хотела поговорить, женщина? — слегка надменно спросил полукровка меня, словно не боялся. Бесстрашненький, безрассудненький и бесстыженький. Забавненько.

— Да, — кивнула, протягивая руки, в которых держала наручники. — Хотела вернуть тебе. Красивая вещичка.

— Так и оставила бы себе на память.

Не купился Лапушка, вызывая во мне еще больше подозрений, что он притворяется тупеньким, а сам куда умнее, чем кажется.

— Ох, ну что ты. Такие украшения на тебе будут смотреться куда интереснее.

Быстрый выпад Лапушка отбил, но я была настроена решительно и наступала на него со всей сноровкой, которой обучал меня отец. Дрались мы с Лапушкой в полной тишине, стараясь не издавать лишних звуков. Больше я не буду слабой, покажу всю манаукскую ярость.