— Вы тут, шия Дорош, и я тут, как в старые добрые времена. Предлагаю поностальгировать, кружа на танцполе.

И, не дождавшись ответа, Димант приобнял меня за плечи и увел вниз, в мир громкой музыки и страстных танцев под романтические мотивы.

Я же пребывала в легкой прострации от его заявления. Даже оглянулась на своего напарника по танцам в сомнении, уточнив, вдруг не расслышала, оглушенная нежданной встречей:

— Добрые?

— Я до сих пор вспоминаю время, прожитое на Новомане, с нежным трепетом в груди. Особенно ваш образ, жаль, что вы изменили цвет волос. Зеленый был вам к лицу. Хотя вы и так прекрасны.

— Вы меня лягушкой называли!

— С любовью, смею заметить! — не стал отнекиваться шиянарец.

Стоило нам вступить на танцпол, как он прижал меня к себе вплотную, и аппетитный аромат его тела резко ударил по моим рецепторам. Захотелось его если не покусать, то лизнуть, попробовать на вкус. Как же дурманяще он пах! Голова кругом!

— И все же я не верю, что с любовью. Я помню все иначе, ши Димант. Тем удивительнее, что вы решили поздороваться и потанцевать со мной.

— Разве я мог не прилететь, когда вы так прозрачно напомнили мне о себе, о том, что не забывали столько лет, даже тосковали, представляли меня в своих фантазиях.

— Что за бред?

Я слегка отклонилась назад в крепких объятиях Диманта, развеселившись. Вот его несет! И главное — куда и зачем? Ниар, кстати, всегда был странным, замкнутым, вечно о чем-то думающим и этот его цепкий, пробирающий до костей оценивающий взгляд. Весь такой таинственный, с дикой аурой опасности. Я помню! Да, я все помню, и тот трепет, что охватывал меня и не отпускал, пока Ниар смотрел на меня.

Он склонился ко мне ниже, возбуждая не столько запахом, сколько магнетическим взглядом алых глаз. И то, как затрепетали его ноздри, превращая мужчину в настоящего хищника, все это так захватывающе смотрелось, не оторваться. Вот честно, меня сейчас и за уши не оттянуть от Ниара. Не хочу!

И, наверное, я совершила бы какую-нибудь глупость, если бы не его следующие слова, которые отрезвили меня похлеще ледяной воды.

— Вы нарисовали меня и вот я здесь, у ваших ног, моя покровительница!

— Кто? Что? — выкрикнула я в ответ и задергалась в стальных кандалах объятий Диманта. Только покровительницей мне для полного счастья стать не хватало! Да в черную дыру такую ответственность! — Я никогда не рисовала тебя! С чего ты это взял! — возмутилась до глубины души.

Шиянарец нехотя отпустил меня, покопался в своем комме и показал мне — кто бы мог подумать! — картину тетушки Линды. С моей же рукотворной подписью. Вся суть подлянки стала мне предельно понятной, когда Ниар растянул губы в коварной улыбке, становясь очень похожим на типа слева, того, что олицетворял демона.

— Это не ты! И совершенно непохож.

— Да ну. Вылитый я, — невозмутимо отозвался Димант и состроил бровки домиком, парадируя лик справа, который отвечал за ангела.

— Да не ты это! — не выдержала я, когда поняла, что Ниар специально старается быть похожим на неизвестного с картины. Неужели тетушка не сама его придумала, а срисовала с чьих-то фотографий? Нет-нет, этого просто не может быть. Я не верю в совпадения и вонючий случай! Нет!

— Не похож, свободен! — выкрикнула, сжав руки в кулаки.

— Дарья, — наглец даже имя мое протянул так нежно и ласково, что я чуть лужицей не растеклась у его ног, — не стоит стесняться своих чувств. Я же говорил, что тоже не забывал тебя ни на секундочку, моя коварная бабочка.

— О, бабочка, — опробовала я возмутиться.

Но когда тебя медленно притягивают к твердой и такой каменной груди, которую хочется пощупать и потереться щекой, чтобы собрать умопомрачительный запах. В общем, сложно возмущаться в таких условиях.

— Уже не лягушка?

— Хочешь остаться ею? — насмешливо шевельнул он дыханием волосы на макушке.

Я пригрелась на его груди, топталась, уже даже не попадая в ритм танца, не обращая внимания, что мы стали объектом заинтересованности всего клуба.

— Нет, — мотнула головой и заметила Лизу с мужем, который удерживал ее, не позволяя подойти ко мне, точнее, к нам с Ниаром.

Стемп, кстати, выглядел несколько растерянным, настороженным, зато Лиза злой и возмущенной. Она делала мне знак рукой, чтобы я подошла к ней, но я поморщилась и мотнула головой. Никуда я не пойду! Мне сейчас так приятно. Меня еще никто так к себе не прижимал и осторожно не вел в танце. И лягушкой никто никогда, кроме него, не называл, тем более бабочкой. Для всех я лишь собственность Манаука.

— Тоже детей от меня хочешь? — надменно уточнила, тая в себе обиду.

— Каждый мужчина хочет от своей женщины детей, — опуская голос до сексуальной хрипотцы, произнес Димант, опаляя своим взглядом не хуже открытого пламени.

Он мне вызов бросил?

— Я не твоя женщина, — по слогам произнесла, растягивая губы в коварной ухмылке.

Ниар внезапно стал злым, прижал меня к себе сильнее. Крепко обхватив рукой затылок, не давая отстраниться, он склонился к самому уху, пугающе вкрадчиво прошептал:

— Вот тут, моя бабочка, ты глубоко заблуждаешься.

«Это была моя самая ужасная ошибка — публичная порка. Я не ожидала, что для меня это будет неприемлемо, больно и унизительно. Да, я мазохистка, да, я всегда искала особенные приключения для своего очаровательного зада, но когда я оказалась прикована к кресту, полностью обнаженная под десятками алчных взглядов, извивающаяся от боли, не получающая ни капли наслаждения и той самой эйфории, которую вечно ищу, я разрыдалась, умоляя остановиться. Но он, как всегда, был непреклонен, нарушая все установленные правила, считая, что он лучше знает мое тело, но это не так! Нет, не так! С моей души сдирали кожу, она кровоточила, сжималась в судорогах. А они смотрели, наслаждались, питались моими страданиями. Это было ужасно. Эта агония сжигала мое сознание, но не позволяла полностью раствориться в спасительной боли.

В какой момент все остановилось? Когда, причиняя нестерпимую боль, меня отвязали от креста и подхватили на руки? Я не помнила, потерялась в пространстве. Лишь видела, каким презрительным холодом покрылись его глаза, когда он смотрел на меня.

А я вдруг поняла, что он моя самая ужасная ошибка. Он и то, что я позволяла ему делать со мной. Он морально уничтожил меня. Искалечил своим кнутом, превратив во что-то омерзительное, на что даже Он смотреть не мог. Это конец. Конец всему».

Виола всхлипнула, стерла навернувшиеся на глаза слезы и, судорожно вздохнув, подняла глаза на мужа, чтобы с облегчением улыбнуться.

— Все! Готово!

С этими словами она развернула нанотоп к Феликсу, чтобы он оценил заключительную сцену истории «Темные фантазии». Сколько нервов, сколько эмоций, сколько жарких споров она вызвала во время написания. И вот последняя сцена, последний листок чужой жизни. Той, которую Виола никому бы не пожелала. Героиня всю жизнь страдала от одиночества, непонимания и унижения. Она сама себя не любила, и позволяла другим втаптывать себя в грязь.

— Я так понимаю, ты поставила точку в любви девушке к боли? — приподнял белые брови Феликс.

Словно это не он весь процесс создания истории только и твердил, чтобы Виолетта не воспевала БДСМ, а показывала и черную сторону такого вида проявления чувств. Все нудил, чтобы Виола не подсаживала неопытных и наивных на подобный вид любви. Он не для всех. Он слишком порочен, черен и имеет много подводных камней. Виола, как могла, выправляла текст так, чтобы не интриговать читателя тайными практиками, а увлекать эмоциональными качелями героини. И вот опять не угодила.

— Да, он сломал ее. Она больше не хочет ничего подобного. Он предал ее доверие.

— Молодец, — неожиданно выдал Феликс и, обойдя журнальный столик, поцеловал жену в губы собственническим поцелуем. — Моя девочка.

— Можно загружать? — облизнувшись и переведя сбившееся дыхание, уточнила Виола, так как сама была не до конца уверена в эпилоге.