За столом они случайно оказались рядом — это Наташка бездумно подтолкнула Артёма к стулу, от которого он пытался отойти подальше. Или Наташка сделала это специально? Если все тактично молчат, но понимают, то и не задумываются о том, в какую сторону толкать Артёма? Они случайно коснулись руками под столом и тут же переплели пальцы. Настя смотрела на кусок торта, но думала только о том, чтобы он не отпустил. Артём отпустил и даже отодвинулся от нее. На вкус торт был ужасным.

На танцы под светомузыку пришли даже Тамарочка с Иваном Ивановичем и показали остальным, как должна выглядеть самая потрясающая пара. Артём подошел к Насте сзади:

— Может, потанцуем?

Она уверенно покачала головой.

Артём так и остался стоять за спиной, а потом, едва касаясь ткани, провел пальцем вдоль позвоночника. Настя сильно вздрогнула.

— Извини, я не думал, что ты заметишь, — и Артём тут же отошел подальше.

Настю трясло еще долго. В голове от усталости или световых вспышек мелькали какие-то тени: молния на его куртке, балконная дверь, рука, которая сначала останавливает, а потом непроизвольно прижимает… Она посмотрела на Артёма, он тут же отвел взгляд.

Это уже было невыносимо. Настя даже перестала ненавидеть себя за то, что хочет, чтобы он снова встал за ее спиной.

Расходились уже поздно вечером — одних детей забирали родители, других повез по домам Юрий Владимирович. Александр Алексеевич уселся в гостиной в компании отца одного из детей и бутылочки коньяка.

— Отвезу тебя, — сказал Артём. Это было неуместно, но Настя будто и сама ждала этого предложения, забыв заранее позвонить Сене.

— Хорошо.

Настя вышла из дома через пять минут после него — машины у входа не было. Юрий Владимирович еще не вернулся, а Артём, наверное, не успел выгнать свою из гаража, который располагался во внутреннем дворе. Настя поплелась в темноту, чтобы проверить там.

— Подожди минуту, — Артём, наклонившись, шарил рукой в бардачке. В салоне горел свет, но в гараже лампы были выключены. — Не помню, куда права дел.

Подойдя ближе, Настя предположила:

— Так дома, наверное.

— Нет, я же… — Артём выпрямился и замолчал на полуслове.

Вряд ли Насте придется вспоминать о том, как они лежали рядом, потому что предыдущее стерлось. Она и не могла точно сказать, кто шагнул вперед первым. Через секунду она оттолкнула его, но Артём снова прижал ее к машине. Потом попытался отстраниться — и на этот раз Настя схватила его и притянула к себе. Если у них и был шанс остановиться, то только в случае, если бы они в один момент совпали в желании оттолкнуть другого. Но этого не произошло. Настя задыхалась. Настя позволяла Артёму и судорожно расстегивать ее пальто, и задирать юбку. Он сам открыл заднюю дверцу, а она сама потянулась к ремню на его джинсах. Им не было тесно, потому что хотелось быть друг к другу только ближе. Настя стонала, а Артём до синяков сжимал ее бедра. Они не слышали, как трещал в брошенной сумочке телефон. Не думали о том, что кто-то запросто может явиться сюда. Они сошли с ума окончательно.

И даже потом, спешно одеваясь, не испытывали предсказуемого смущения. Артём смеялся ей в волосы, когда она застёгивала кофту. А она снова и снова задирала его свитер и целовала в живот. Сумасшествие никак не заканчивалось, поэтому им пришлось себя заставить оторваться друг от друга. Артём выехал на дорогу, но скоро свернул к обочине.

— Сейчас, дай мне пару минут. Руки трясутся, — он улыбался, но напряжения скрыть не смог.

Она теперь без стеснения протянула руку к его волосам — так хорошо, когда уже сила воли отказала, и ты позволяешь себе сделать то, что еще час назад казалось невозможным.

— Ты был прав. Достаточно было не в такт моргнуть, — Настя пыталась разрядить атмосферу.

Но Артём все дальше отходил от недавнего веселья:

— Не возвращайся к нему. Только не сегодня.

— Я должна. Именно сегодня, — Настя пыталась говорить спокойно. — И сегодня я ему скажу, что ухожу. Буду хоть до утра просить у него прощения, объяснять или слушать обвинения. Пусть. Это достаточно пережить только один раз. Но прямо сейчас я ему об этом скажу.

Артём смотрел на нее серьезно, без тени улыбки:

— Да? — только в этом коротком слове и прозвучало то, как он боялся даже надеяться. — И что? Ты не спросишь меня, что будет дальше? Женюсь ли я на тебе завтра же или послезавтра найду себе другую?

— Мне не нужны гарантии, Артём. Я ухожу от Сени, потому что с ним просто не смогу. А от тебя мне гарантий не нужно. Так что можешь пока не переживать.

— Я уже начал! — он до сих пор был удивлен, но уже смеялся. — И я теперь не доживу до утра! А может, ты быстро ему все скажешь, а я тебя в машине подожду?

Настя рассмеялась в ответ, но добавила в тон всю строгость, на которую была способна:

— Нет. Давай хоть что-то сделаем по-человечески, если остальное запороли. В конце концов, Сеня не виноват… И заслужил хотя бы нормального разговора.

— И кольцо ему оставь! — Артём смеялся всё громче и говорил всё быстрее, переходя почти на скороговорку. — Oh, my fuckin' ass! Как же я ненавижу это кольцо! И Сеню ненавижу. Да я в Москву был готов рвануть, лишь бы воздухом с ним одним не дышать. А наши будут смотреть на нас с осуждением, за спиной говорить… Одна Вероника останется довольна, но ее-то слушать никто не станет — кто же в таких серьезных вопросах ребенка слушает? И мама твоя мне жилы вытянет, а может, и оплеуху зарядит от души… Как же я рад, что она наконец-то мне зарядит оплеуху, да еще и за дело!

Выговорившись и отсмеявшись, Артём завел мотор. Настя не отрывала взгляда от его улыбки.

— Да ты видел-то ее только раз, не спеши с выводами!

— То есть не зарядит?

— Зарядит. Даже не сомневайся.

— А отец твой что скажет?

— Не знаю… — Настя призадумалась. — Наверное, обрадуется, что я унаследовала его предательские гены.

— Ты считаешь это предательством?

Среди шуток такой вопрос прозвучал неестественно серьезно.

— Конечно.

Он так долго молчал, что Настя погрузилась в мысли о предстоящем разговоре с мужем. Но Артём вырвал ее оттуда:

— А знаешь, в чем парадокс? Вот ты — предатель, неверная жена, самая ядрёная местная блудница… а я все равно не могу себе представить, чтобы ты меня предала. С первого дня, как тебя увидел, сразу понял — ты останешься, даже если у меня рак поджелудочной железы будет.

— Придурок! Когда ты уже повзрослеешь?

— А я давно уже взрослый, задолго до знакомства с тобой повзрослел.

— Тогда не шути так!

— Это у меня спонтанно выходит, от волнения… Должна была бы уже и привыкнуть. Но я постараюсь повзрослеть еще больше. Хотя до полной адекватности вряд ли получится… я люблю тебя.

Настя не ответила, смотрела на него сквозь мутную пелену и внутри кричала ответ. Но сердце сжалось так сильно, больно, что она не сумела выдавить ни звука. А когда смогла снова дышать, то говорить что-то было уже не время. Но ведь Артём и так всё знал.

Перед дверью она долго настраивалась. С Артёмом всё выглядело простым, но обязано было быть сложным. Если бы кто-нибудь оказался на месте Насти, то она уже давно бы посоветовала — разводись, ты имеешь право быть счастливой. Все мы темные звери, когда дело заходит так далеко за наши интересы. Все — когда становится вот уже настолько невыносимо — бесчувственные эгоисты. И она советовала бы это другим, не понимая, как это сложно. Взять — и потушить в чьих-то глазах огонек. Взять — и опровергнуть собственные слова и теории. Разрушить семью одним собственным эгоизмом. Если кто-нибудь говорит, что это просто, то он безбожно врет. Но Настя не дала себе права передумать. Ей следовало поступить так раньше…

— Настя, — Сеня был одет. — Ты почему телефон не слышишь?

— Что случилось?

— Твой отец… его на скорой увезли. Инфаркт. Все уже в больнице.

Викуля постоянно шмыгала носом. Она, папина маленькая любимица, никак не могла справиться с волнением. Катюша гладила ее по голове, но сама при этом выглядела собранной. Мама тоже пришла. Она сидела молча и пялилась в стену, всем видом демонстрируя, что не переживает. Отец до сих пор находился в реанимации, и пока не прозвучат хоть какие-то новости, никто, включая показательно равнодушную Марию Максимовну, с места не сдвинется.