– Скажите, донья Бернардина, – обратился он к дуэнье, – не слишком ли много беспорядка внесет в ваше хозяйство появление парочки гостей к ужину? – Понимаю, что у вас нет времени подготовиться, но…
– Что вы, дон Аштон, какое же это беспокойство! – возмутилась дуэнья. – Уверяю вас, в доме достаточно припасов, чтобы накормить двадцать человек, даже если вы предупредите об их появлении в последнюю минуту!
Лайонел поспешно поклонился.
– Я знаю ваши таланты, мадам, и безмерно их ценю.
Впервые за все время разговора Бернардина улыбнулась.
Возможность принимать гостей взволновала ее почти так же, как Луизу. Она будет счастлива похлопотать о парадном ужине, как часто делала это в Севилье! Лайонел видел, что она уже целиком занята обдумыванием меню.
– Сколько гостей нам ожидать, дон Аштон?
Лайонел помедлил с ответом. Ему в голову вдруг пришла идея. Вот он, способ соединить приятное с полезным!
– Думаю, не больше двух. Но не могу обещать, что те двое, которых я имею в виду, окажутся свободными, так что не слишком расстраивайтесь, если сегодня ничего не получится. В таком случае я договорюсь на другой день.
Луиза, опустив глаза, низко присела.
– Вы так добры, дон Аштон. Понимаю, что немилосердно донимаю вас, но…
– Не так уж немилосердно, – сухо ответил он. – Но похоже, вы немало расстраиваете свою дуэнью. Мне было бы приятно, прояви вы побольше осмотрительности.
Донья Бернардина благодарно кивнула, и Луиза постаралась принять упрек без видимого раздражения, хотя в душе так и кипела. Казалось, чем чаще ей удается провести несколько часов с Робином, тем труднее возвращаться к ограничениям и запретам этого дома и скучному, предсказуемому обществу Бернардины.
Сегодня днем они всего лишь немного погуляли по берегу. В этом она не солгала. Робин рассказывал о своем детстве, о матери, которую почти не помнил, о мачехе и сводных сестрах, искренне им обожаемых, и его рассказы вызывали у Луизы острую зависть.
Робин смог остаться с ней всего на час, но пообещал, что при следующей встрече поведает о первом замужестве своей сестры Пен и совершенно невероятную историю се второго брака с французским шпионом Оуэном д'Арси. Все это казалось Луизе таким же занимательным и невероятно интересным, как те романы, которые она украдкой читала. Даже куда интереснее, поскольку в последнее время Бернардина ужасно донимала ее житиями святых.
Робин также пообещал в ближайший же вечер отвезти ее в настоящий игорный дом. Луиза буквально жила этими обещаниями и историями, бережно храня их в памяти и воскрешая, когда монотонность повседневной жизни становилась чересчур угнетающей. Как только за опекуном закрылась дверь, она взяла пяльцы, уселась и принялась мысленно перебирать подробности свидания. Сегодня он даже держал ее за руку. Так естественно, так дружески. И отпустил, только когда увидел на берегу рыбака.
Луиза мечтательно вздохнула, но когда Бернардина стала обсуждать те блюда, которые, по ее мнению, следовало подать за сегодняшним ужином, сумела ответить с надлежащим энтузиазмом, несколько успокоившим дуэнью.
Полчаса спустя Лайонел покинул дом, одетый для аудиенции у короля. На конном дворе он встретил только что вернувшегося из города Малколма.
– Сэр, – с поклоном приветствовал тот хозяина и, сунув руку в карман, вытащил тонкий, завернутый в кусок кожи пакет. – Капитан Олсон дал мне это для вас.
– Хорошо. Его путешествие из Брюгге было благополучным?
– Да, сэр. Он велел передать, что отплывает в субботу, с приливом, и захватит все донесения, которые вы изволите передать.
– Да, у меня есть несколько. Отвези их в субботу прямо с утра пораньше, – кивнул Лайонел, сунув пакет за пазуху. – Кстати, Малколм, как твои прогулки с доньей Луизой?
Малколм слегка нахмурился.
– Никаких неприятностей, сэр. Леди прекрасно держится в седле и любит скакать галопом.
– А где вы ездите?
– В основном вдоль берега, сэр. Там, где она может пустить Криму вскачь. – Малколм деликатно кашлянул в кулак; прежде чем заметить: – У меня такое чувство, что леди чувствует себя очень стесненно, сэр, и езда верхом позволяет ей немного успокоиться.
Лайонел вскинул брови.
– Возможно, ты прав. Но надеюсь, это все, что она делает.
– Она любит наблюдать за людьми, сэр, – пожал плечами Малколм, – и иногда обменивается с ними приветствиями. Но ни разу не спешилась, по крайней мере при мне.
– Прекрасно. Присмотри, чтобы так было и впредь. На ее родине репутация дамы столь высокого происхождения не должна быть очернена даже самым легким шепотком.
– Со мной она в полной безопасности, сэр.
– Я это знаю. Иначе не доверил бы ее тебе, – улыбнулся Лайонел и, дружески хлопнув собеседника по плечу, вскочил в седло и направился в Уайтхолл. Пакет с письмами, казалось, медленно прожигал дыру в рубашке. У него не было времени просмотреть их сейчас, но если пакет найдут, этого будет достаточно, чтобы казнить его за государственную измену. Его сестра Маргарет была ярой сторонницей Реформации и умерла за свои верования. Сам Лайонел был равнодушен к этому религиозному движению, но ненавидел режим, убивший сестру, и фанатизм, приведший к самым гнусным преследованиям тех, кто посмел отойти от католицизма и избрал другую церковь. Ужаснее всего от бремени католицизма страдали Фландрия и Нидерланды, и именно среди тех, кто боролся против владычества Испании, находил Лайонел поддержку в своей попытке спасти Англию.
В письмах наверняка находятся векселя на имя местных банкиров, готовых выдать деньги под столь солидное обеспечение, и обещания фламандских бюргеров помочь кораблями и вооружением, если Англия поднимется против Филиппа и Марии. В обмен он должен поставлять сведения об антикатолическом движении в стране и планах тех, кто усердно трудится, чтобы подорвать влияние Марии. Новость о беременности королевы еще не дошла до Фландрии, но, если дойдет, наверняка вызовет панику. Лайонел пока не открыл фламандцам, что задумали сделать испанцы в том случае, если Мария не сумеет произвести на свет наследника. Мало того, он и не собирался этого делать.
Теперь главной его заботой была Пиппа. Его, и только его. И он будет ревностно охранять ее покой. Это он помог бросить ее в пасть чудовища, принести в жертву Филиппу, но из кожи вон вылезет, чтобы исправить содеянное. Это стало почти священным долгом, безоговорочным обязательством. Только выполнив его, он сможет жить в мире с собой.
Лайонел оставил коня на огромном конном дворе дворца и не торопясь направился к покоям Филиппа. Как и ожидалось, в кабинете присутствовали Ренар и Руй Гомес.
Филипп, отложив перо, поднял голову от пергамента, расстеленного на письменном столе. Вид у него был усталый, словно он почти не спал. Посыпав песком пергамент, он негромко обронил:
– Добро пожаловать, Лайонел.
– Сир, – с поклоном ответил Лайонел и, учтиво поприветствовав придворных, осведомился: – Вы желали видеть меня, сир?
– Женщина. – Нос Филиппа дернулся, уголки рта опустились, будто сама мысль о той, кого он изнасиловал, была ему омерзительна. И следующая его фраза это подтвердила. – Нам неприятно видеть ее каждый день. Моя жена нервничает, страдает… само собой разумеется, что королеву в ее нынешнем положении ничто не должно расстраивать.
– Вы совершенно правы, – немедленно согласился Лайонел. – Но что вы предлагаете предпринять насчет леди Нилсон?
Он намеренно упомянул имя Пиппы, побуждая присутствующих мужчин придать орудию их замыслов облик и характер.
На лице Филиппа снова мелькнуло выражение брезгливого отвращения. Каждый раз, обесчестив женщину, он каялся, а потом с пренебрежением отталкивал свою жертву, словно насилие над ней и его собственное падение было ее виной. Он не ответил на вопрос Лайонела. Вместо него это сделал Руй Гомес:
– Мужу нельзя доверять заботу о ней. А ее семья слишком влиятельна, и, кроме того, их преданность нам чересчур ненадежна, чтобы позволить упомянутой даме поселиться под их крышей до окончания срока беременности, К счастью, ее родные все еще в Дербишире, и мы уже послали к ним гонца с приказом там и оставаться. Из-за неверности их дочери члены ее семейства стали нежеланными гостями при дворе и даже в Лондоне. Сама леди Нилсон не должна покидать дворца, но и в обществе ей показываться не следует. Король издал приказ на этот случай.
