– Да, – согласилась она, взирая на него с таким видом, будто на нее наконец-то снизошло озарение. – Ты прав, не стоит о ней и думать.

– Я должен идти, – выпалил он. – Важная встреча… я уже и так опаздываю. Увидимся на банкете.

– Думаю, мне стоит сегодня побыть у себя, – возразила Пиппа. – Весь день неважно себя чувствую. Голова… – Она потерла кончиками пальцев виски. – Лягу, пожалуй, спать пораньше.

– Прекрасно.

Стюарт направился к двери, но, взявшись за ручку, поколебался.

– Может… может, какое-то женское недомогание, – предположил он не оборачиваясь. Пиппа нахмурилась. Стюарт всегда был крайне деликатен во всем, что касалось столь интимных подробностей, как ее связь с луной. По просьбе жены оставлял ее постель и безмолвно возвращался шесть дней спустя.

– Вряд ли, – объявила она вслух.

– Но разве… разве еще не время… – запинаясь, лепетал он, так и не обернувшись.

– Ты хочешь ребенка, Стюарт? – без обиняков спросила она.

– Разумеется! Как можно не хотеть этого? – огрызнулся он и, не дожидаясь ответа, вышел. Дверь со стуком захлопнулась.

Пиппа так и осталась стоять посреди комнаты. Они не целовались с тех пор, как… нет, она только что сообразила: в продолжение их супружеской жизни они вообще не целовались. О, иногда он чмокал ее в лоб или щеку, но тот страстный поцелуй, какой она пыталась подарить своему супругу… никогда! Раз-другой, пока он ухаживал за ней, но не теперь.

И она принимала отсутствие пыла как нечто должное. Да и подозрительного ничего не замечала и к тому же была так поглощена несчастьями, свалившимися на нее и Елизавету сразу же после свадьбы, что просто не имела времени все хорошенько обдумать. А после ее освобождения из тюрьмы Стюарт только и занимался переговорами и подготовкой к бракосочетанию Марии и Филиппа, так что Пиппа вообще редко виделась с мужем наедине. Он неизменно являлся в спальню на рассвете, и их интимные отношения были почти сведены на нет.

Он побрезговал ее губами, отрекся от ее тела.

Если она больше не угодна ему, тогда кто же?

Должно быть, он завел любовницу. Другого объяснения быть не может. За те недели, что она провела в Тауэре, Стюарт нашел другую.

Пиппа вернулась на прежнее место у окна. Вряд ли это мимолетная связь, призванная, чтобы удовлетворить плотские потребности в отсутствие жены. Иначе он не повел бы себя так.

Жена ему омерзительна.

Какая страшная мысль! Пиппа считала, что способна понять и простить легкое увлечение. В конце концов, мужчины гак созданы. У них свои потребности, а она по собственному желанию последовала за Елизаветой в заточение. Но страстный роман, такой бурный и всепоглощающий, что он не выносит прикосновений к жене?! Нет, это совершенно другое дело!

Он нуждается в ребенке, как все мужчины, и поэтому обладает Пиппой во мраке ночи, чтобы скорее покончить с неприятной обязанностью.

Господи Иисусе! Да что же это творится? И кто она?

Пиппа ломала голову, стараясь припомнить, в обществе какой женщины наиболее часто видела Стюарта. Но на ум ничего не приходило.

Робин. Робин сумеет дознаться.

Куда девались одолевавшие ее вялость и головная боль!

Сгорая от нетерпения, Пиппа вскочила и отправилась на поиски сводного брата.

Луиза тупо рассматривала вышивку, хотя за последние полчаса не сделала ни единого стежка. В комнате раздавался монотонный голос доньи Бернардины, с трудом читавшей по-английски житие святой Екатерины.

– Ох, до чего же грубый язык! – досадливо воскликнула дуэнья. – Как произносится это слово, девочка?

Луиза моргнула, чтобы изгнать из памяти мужественное лицо с красиво очерченными губами, поразительно синими глазами и гривой непокорных локонов. Пришлось встать, нагнуться над страницей и отыскать место, куда тыкала пальцем Бернардина.

– Колесо, – пояснила она. Бернардина поморщилась и решительно захлопнула книгу. Она считала своей обязанностью овладеть английским и, поскольку Луиза бегло говорила на чужом языке, надеялась ее развлечь, то и дело обращаясь к ней за помощью. Но сегодня вечером Луизу, похоже, не интересовали ни жития святых, ни любая другая тема.

– Ты устала, малышка?

– Нет, – поспешно улыбнулась Луиза. Бернардина так наблюдательна и вечно старается влезть не в свое дело!

– Отдыхала бы днем, вот и набралась бы сил, – продолжала Бернардина, игнорируя ответ подопечной, поскольку он противоречил ее диагнозу. – Сиеста днем, в разгар жары, просто необходима, чтобы не чувствовать себя утомленной по вечерам.

Луиза отбросила вышивание и поднялась.

– Бернардина… дорогая Бернардина, какое значение имеет, утомлена я вечерами или нет? Все равно делать нечего!

Она широко раскинула руки, словно показывая, в какой бездонной пустоте приходится жить.

В этот момент открылась массивная входная дверь. В зале простучали быстрые шаги, и послышались голоса опекуна и управителя дома. Луиза, застыв, прислушалась. Зайдет ли он? Она уже и не помнит, когда в последний раз смогла с ним поговорить. А поговорить просто необходимо!

Отдав какие-то срочные приказы управителю, Лайонел поспешил к лестнице, собираясь сменить одежду на что-нибудь более подходящее для торжественного приема в Уайтхолле. Королева назначила на сегодня музыкальный вечер. Лайонела не интересовали музыкальные вечера, но там будут Симон Ренар и Руй Гомес, не говоря уже о самом Филиппе. Они намереваются заняться обычным делом этой ночью, а ему после разговора со Стюартом Нилсоном придется объяснить, что планы изменились.

Он поставил ногу на ступеньку, но поколебался, глядя в сторону закрытой дубовой двери гостиной и со стыдом сознавая, что прошло уже несколько дней с тех пор, как он справлялся о здоровье и благополучии воспитанницы. Вполне можно уделить ей минут пять.

Луиза торопливо повернулась к двери. На щеках появился румянец, глаза блестели в предвкушении битвы с Аштоном.

Лайонел улыбнулся женщинам.

– Добрый вечер, донья Бернардина, Луиза. Надеюсь, все в порядке? Хорошо провели день?

– День как день, – решительно объявила Луиза. – Та-, кой же невыносимо тоскливый, как все предыдущие.

– О, детка, зачем ты так, – запротестовала Бернардина. – Как ты можешь говорить подобные вещи! Вряд ли дону Аштону по нраву твои жалобы.

– Но он должен их услышать, – настаивала Луиза. – Дон Аштон, когда вы повезете меня ко двору?

Лайонел немного растерялся. Обычно Луиза при нем вела себя, как подобает хорошо воспитанной испанке благородного происхождения. Правда, несколько раз упоминала насчет визита ко двору, но немедленно смирялась, когда он объяснял, что слишком занят и пока не может устроить ей аудиенцию у королевы. Где-то в глубине души он со стыдом сознавал, что девушка ожидала большего от своего путешествия в Англию и чувствует себя совершенно одинокой и заброшенной в этом, пусть и роскошном, доме на реке. Однако сейчас у Лайонела было столько забот, что самой последней из них была необходимость найти компанию и развлечения для своей воспитанницы.

И вес же, столкнувшись с такой настойчивостью, он просто не знал, как поступить.

– Придется найти тебе покровительницу, какую-нибудь придворную даму, которая взяла бы тебя под свое крылышко, – неловко пробормотал он. – Ты многого не знаешь о здешних обычаях и наверняка не захочешь наделать ошибок и показаться глупенькой.

Но вопреки его ожиданием Луиза не собиралась смириться. Наоборот, вызывающе вздернула подбородок.

– При английском дворе немало испанских дам. Взять хотя бы герцогиню Альба. Думаю, она будет счастлива помочь мне. Ведь я Мендоса, дон Аштон, и не стоит об этом забывать.

«И тут она нрава», – подумал Лайонел, не понимая, смеяться или досадовать. Да, Луизу нельзя назвать слабохарактерной: недаром она отказалась от предложенного ей брака. Однако он никак не ожидал, что она способна доставить ему неприятности во время пребывания на английской земле. Он знал ее с тех пор, как она еще была ребенком, но в обществе взрослых девочка, неизменно сопровождаемая дуэньей, казалась милым, послушным ребенком с прекрасными манерами.