Все сказанное было довольно грубо, но ее располагающая, расстегнутая внешность, ее ноги — все было как вызов, и не в моем характере было не ответить на ее вызов. Женщина, будучи одна, читает о бесконечности полностью одетая, с тщательно прибранной прической не стала бы слоняться непричесанной в мужском номере без определенной цели. Мысль, пришедшая на ум, была такой сумасшедшей, что я решил ее проверить, даже не боясь, показаться грубым.

Она смотрела на меня какое-то мгновение с бешенством, ее губы крепко сжались и стали бледными, затем она рассмеялась. Это был неожиданный смех, для нее вполне реальный — женский смех, мягкий, грудной и победный.

— Коркоран, — прошептала она, — вы смешной парень!

Я резко посмотрел на нее и все изменилось. Последовала долгая, сложная ночь, но все внезапно стало простым и обыденным и я понял наконец что за всеми двусмысленными разговорами, питьем и актерскими ужимками — кто на самом деле кого соблазнял.

— Вы — смешной! — Выдохнула она.

— Не рассчитывайте на это, — сказал я одеревенело.

— Вы — смешной! — Прошептала она. — Вы много говорите, но вы... не тронете меня. Вы не осмелитесь!

Уже давно я не делал что-то только потому, что кто-то с вызовом обращался ко мне, но я уже продемонстрировал силу ума однажды этой ночью. И я не видел реальной причины для повторения этого здесь. Замечу, между прочим, Мак предупредил меня, чтобы я был дипломатичным, но в таких обстоятельствах, было трудно определить истинные рамки дипломатичности.

Я подошел к ней и, во второй раз за вечер, снял ее очки. Я посмотрел на нее пристально. Ничего не изменилось в ее лице, когда вы смотрите на лицо просто женщины, а не гения и позволяет себе что-то потому, что отсутствует губная помада. Выражение глаз без очков было красивым, немного дерзкие, но так же я был рад отметить это — немного испуганные, как если бы она еще не поняла, что будет еще, кроме кровати. Это взволновало нас обоих.

Я сказал:

— Прием был бедным вначале, док, но теперь я ясно читаю ваши мысли и буду краток. Как нам следует идти к предмету — говорить затая дыхание о любви или отложить все до кровати, то есть, примерно, на пять метров в сторону?

Она облизала губы.

— Не надо лицемерить. Вы, вероятно поняли, что я уже достаточно наслышалась разговоров о любви. Я считаю.... Я считаю, что встречу надо отложить до.... — Последовала пауза. — До того времени, когда леди потеряет терпение.

Я проснулся, услышав, как она плакала в потемках, лежа рядом со мной. Я не стал спрашивать почему. Вероятно, она плакала, как обычно, по потерянной невинности и разбитых иллюзий. Это общая жалоба.

Она спросила шепотом:

— Вы проснулись, Коркоран?

— Да.

— Я пробудила вас?

— Не имеет значения.

— Прошу извинения, — выдохнула она. — Я... все это так глупо и так грязно.

— Спасибо, — сказал я. — Все упреки милостиво принимаются.

— Я не имела в виду вас. Я говорила о жизни в целом.

— Ты имеешь в виду то, что долгие годы ты хранила себя для огромной, мягкой, нежной страсти, как в кино, а находишь себя лежащей в отеле в кровати, в нижнем белье рядом со странным мужчиной, который тебе совсем не нравится.

— Проклятье, оставь свой сарказм, — сказала она.

— Не ругайся, — ответил я. — Здесь ругаться буду только я. Ты — интеллигентная женщина, запомнила?

Она горько рассмеялась:

— Я не чувствую себя интеллигентной. Я даже не могу предположить на сколько интеллектуально я могу выглядеть. Самое смешное, что я не думаю, что и в самом деле знаю почему я нахожусь здесь, почему я делаю это, почему я вовлекла тебя в... да, в кровать, проклятье. Я проклинаю все. И ты иди к черту, Коркоран.

— Что касается девушки, которая не знает, почему она делает это, ты делала все просто замечательно.

— Я полагаю, я была.... Я полагаю, что намеренно оскорбляю церковь, посвященному фальшивому богу, если тебе только это понятно, что я имею в виду.

— Осквернять, — повторил я. — Церковь. Такие умные слова в кровати, в четыре часа утра.... Уф!

— В чем дело?

— Твой фальшивый бог нанес тебе гнусный удар. У тебя есть желание выговориться? Кстати, что он сделал такого, что небеса обрушились на тебя?

Она заговорила быстро, правильно выговаривая слова. Затем она смолкла. Потом рассмеялась и сказала:

— Ты снова был саркастичен, но к несчастью, ты был прав. Но когда женщина так глупа, что ждет до тридцати, чтобы получить понятие о сексе и любви, я думаю, она напрашивается на катастрофу. Вначале это было, как сон. У меня не было опыта ни в чем похожем на это. Не было опыта любви. Он приносил мне цветы. Он покупал мне маленькие подарки: духи, чулки, белье. Он... он позволил мне почувствовать себя женщиной, Коркоран. Ему даже удалось заставить меня чувствовать себя красивой женщиной. Этого никогда со мной не случалось.

Ее искренность немного смущала, даже в темноте.

Я сказал:

— Купи себе губную помаду и это случится снова. Ты очень привлекательна и ты это прекрасно знаешь.

— Спасибо, — прошептала она, — Спасибо за приятный комплимент, очень любезно сформулированный. Я буду хранить его всегда.

— Нет необходимости, — сказал я. — Когда случился спад в ваших отношениях?

— Я думаю, это было в пятницу, — сказала она. — Да, я уверена, что это случилось в пятницу, в конце недели, в десять часов. У меня было свидание. Я встречалась с ним и в личном и в профессиональном плане. Они смеялись, — сказал она театральным тоном.

— Кто они?

— Я вошла в офис довольно рано. На самом деле я хотела опоздать, что бы показать ему.... Да, я хотела прийти на несколько минут позднее. Знаешь, чтобы не выглядела, что видеть его не такая уж сильная необходимость в моей жизни. Но когда я вышла из лифта, было все равно еще рано. Я не могла удержаться. Я встречалась с ним накануне вечером, но не могла сдержаться. Ты знаешь, как это бывает.

— Да, мне это известно. Могу догадаться.

— Приемная была пуста. Я собиралась войти, когда услышала их. Они говорили обо мне в смотровой комнате, Гарольд и медсестра, или секретарь в приемной — прекрасно сложенная маленькая блондинка в белой нейлоновой униформе — знаете тип человека прозрачного, одетая всегда в красное. Я всегда знала миссис Дарден такой, всегда ее так называл, обращался к ней, но теперь он называл ее Доти. Манера, в которой они разговаривали, ясно свидетельствовала об отношениях между ними. Они давно пришли к соглашению. Она была так уверенна в самой себе и в нем, что было совсем не завидно, не было ревности, к его деятельности. Кроме того, его работа только забавляла ее. Сказать тебе, что они говорили обо мне? Что он сказал?

— Нет, но судя потому, что вы запомнили это, не слишком много может сказать мужчина женщине с которой спит, а рассуждает с другой. Он практически должен сказать, поскольку единственная причина, заставляющая его иметь вторую женщину — это или деньги, или влияние, или смех.

— Смех! — Выдохнула Оливия. — Откуда это тебе известно? Они смеялись над веселой шуткой. Надо мной. Вещь, над которой хихикали вместе ожидая моего прихода, поэтому они могли приветствовать меня глядя серьезно и профессионально. Меня чуть не вытошнило, когда я подумала об этом, Коркоран. Я была такая дура. Все было так, как если бы я была загипнотизирована делать глупые вещи и не могла перебороть себя.... И затем слышать их смех. Я хотела убить его.

— Вместо чего, — сказал я. — Ты пошла к нам и сказала, что берешь сумасшедшее задание, от которого раннее отказалась. Мысль совместно с правительством Соединенных Штатов закрутить со мной головокружительную любовную историю и найти себе мужа, от которого могла бы избавиться после того, как он послужит твоим целям, внезапно стала реальной вещью. Это способ доказать доктору Гарольду Муни, что он ничуть вас не обидел. Способ доказать ему, что у тебя не единственная рыбка на крючке.