— Мне не следовало бы ничего говорить. Я пыталась сохранить свою репутацию незапятнанной, для спасения своей совести. Что, вообще-то, к делу не имеет никакого отношения.

— Хорошо, — сказал я. — Вот ты говорила о Муни, если это не твой секрет, тогда чей? — Я снова посмотрел на нее. Она опустила голову и ничего не отвечала. Я сказал: — Послушай, доктор, если бы ты слышала так же часто, как я, это "дорогой-никогда-не-доверяй-мне"...

— И всегда из уст прекрасной женщины-агента, — голос Оливии был сух, — и обычно всегда в кровати. Какой бы чарующей стала жизнь.

— У тебя будет возможность судить об этом через минуту, — сказал я. — Я собираюсь предоставить такую возможность прямо на дороге. Если кто-то следит за нами и очевидно не собирается дать нам возможность взглянуть на него. Я думаю нам следует исчезнуть с шоссе на время. Дать возможность этому парню поволноваться, потеряв нас из виду, если конечно это парень и может быть он появится пока мы будем бежать углубляясь в лес. Он может даже последовать за нами, если это ему удастся.

Она взглянула на меня, провела языком по губам, — А если удастся?

— Если он последует за нами, у нас есть приказ схватить его.

— Прямо сейчас? Прямо здесь? Я помню ты говорил, что подождешь его, и заманишь на один из пляжей....

— Пляж мы оставим в резерве, — сказал я. — Этот сосновый лес выглядит ничуть не хуже. Я в лесу ощущаю себя гораздо лучше, если мне позволено высказать свое личное мнение.

Оливия слегка вздрогнула.

— Хорошо, — едва произнесла она. — Хорошо. А ты не думаешь, что я могу испугаться? Но будет все великолепно, если все это закончится, если ловушка сработает. А если кто-то появится. — Она заколебалась. — Ты скажешь что мне делать.

Я сказал.

Дорога, на которую я свернул, являла собой две колеи проложенных среди деревьев. Дорога вела в рощицу строевого леса, обещавшего адекватное прикрытие. Я отъехал с шоссе на достаточное расстояние, но не так далеко, чтобы не заметить "Рено", человеку с острым зрением, проезжавшему по шоссе.

Остановившись, я обнял Оливию. С большого расстояния это могло выглядеть, как страсть — ведь мы только что поженились и короткое объятие вполне допускалось — но французы, со всей их огромной сексуальной репутацией не могут долго этим увлекаться, если не включить тормоза и не перевести рукоятку скоростей на положенное место.

Это было не такое уж сложное дело. Я считаю, что все мы люди и мы провели какое-то время в одной кровати, всю предыдущую ночь. Она знала откуда доносится шум. Я слышал движение машин на шоссе, но я не могу претендовать, что вел аккуратный счет каждого проезжающего автомобиля. Мы оба уже были без дыхания, когда наступило время нам расцепиться.

— В один ближайший день, — сказал я выпуская ее, — в один ближайший день нам придется проделать это ради смеха, доктор. Акт второй приближается. Есть ли у вас с собой одеяло?

— Одеяло? — Она руками поправляла прическу. Она не смотрела на меня. Краска проступила на ее щеках, она выглядела как женщина, которую поцеловали, но совсем не по научному. — Нет, думаю, что одеяла нет. А зачем оно?

— Не разыгрывай невинность. То, что естественно следует между двумя новобрачными в таком уединенном месте. То, что очевидно не может быть сделано в автомашине такого размера и с мужчиной моего роста. Моей курточки думаю будет достаточно. Оставь свои волосы в покое.

Я взял курточку с заднего сиденья, вышел из машины, подошел к ней и обнял ее, для достоверности, если за нами наблюдали. Автомобиль промчался по шоссе со скоростью близкой к восьмидесяти, водитель, по видимому, кроме полисменов, ни на кого не обращал внимания. Я вел ее вдоль кустарника, обещающего нам интим. В кустарнике, у подножия высокой сосны, оказалось достаточно пространства. Я расстелил курточку, Оливия села, проверив, нет ли коряг и посмотрела на меня улыбаясь.

— Мне нет необходимости думать о моей внешности, не так ли?

Тон ее был холоден и суров и мне захотелось узнать, о чем таком она на самом деле думала. "Это не моя идея, — говорила она. У тебя не будет возможности жаловаться, что я обманула или разочаровала тебя". Это было самое четкое предупреждение, на которое я мог рассчитывать.

— Дьявольский случай, — думал я. Никто не поступал правильно, ни Кроче, ни женщина, которая согласно закону являлась, сейчас, моей женой. Даже Муни, легкомысленный Муни, казалось не придерживался своего характера, как искренний любовник или испуганный соблазнитель, или как трусливый сообщник. И в некоторых отношениях не очень соответствовал себе, хотя я сам предпочитал не слишком углубиться в эту мысль.

Я деловито заявил ей: — Если кто-то следил за нами, у него было достаточно времени обогнать нас. Смею полагать, он заметил нашу борьбу в автомобиле.

— Кроче знает кто ты такой, — прервала меня Оливия. — Страстная любовная сцена похоже не одурачила его, не так ли? Не больше чем наше торопливое замужество?

Я сказал глядя на нее: — Не надо переборщать относительно Крче, доктор. Он наше наилучшее пари, но он действует очень странно. А если здесь есть еще кто-то, ни Кроче, ни Муни... — Она нахмурилась, — кто же?

— Я не знаю. Но что-то есть во всем этом проклятом деле, нечто, что я упустил и пока я не восстановлю этот пробел я не возложу на герра Кроче исключительную ответственность за все предприятие. И если герр Кроче преследует нас никакого несчастья не произойдет. У него естественно возникли некоторые сомнения об искренности нашей страсти, он удивляется, какого же дьявола мы хотим одурачить. Он явно озадачен. Чем больше, тем лучше. У него появится дополнительная причина выяснить зачем мы здесь. Давай надеяться, что он обогнал нас и вернется на разведку. Если он вернется, твоя работа — заставить его думать, что мы оба здесь находимся, в рощице. Все детали я оставляю на твою совесть. — Я замолчал и вынул пистолет "38, спешиал" из кармана. — Еще одна вещь. Тебе, доктор, приходилось стрелять из тридцать восьмого калибра?

Она отрицательно покачала головой, — нет, где же мне...

— Что-то может неполадиться. Я говорил тебе, что ты ценная правительственная собственность, доверенная нам на время, и должна быть возвращена в хорошем состоянии. Если что-нибудь неполадится, возьми пистолет.

— Что же ты?

— Я не имею права пользоваться пистолетом. Мне приказано взять его живым. Но он опытный, грубый и может удрать от меня и заявиться к тебе. Здесь может потребоваться пистолет. Он гремит, как судный день, и изрыгает огонь, как белая молния в штате Тенесси, поэтому его надлежит держать обеими руками и не позволяй грохоту напугать тебя. В нем пять зарядов. Целься туда, куда тебе надо стрелять и нажми на спусковой крючок пять раз на удачу. Не сиди и не жди покуда кто-либо первым выстрелит. Стреляй, пока впустую не щелкнет спусковой крючок. О'кей?

Она облизнула губы, осторожно взяла пистолет и осмотрела его.

— О'кей, Поль. А как насчет безопасного с ним обращения?

— Ты прочла так много книг, доктор. Это револьвер. Если бы имелись правила безопасности, я бы тебе о них рассказал. Все, что от тебя требуется — нажимать на спусковой крючок. Не говорить, не рассуждать, не предупреждать, не колебаться, а держать эту игрушку перед собой и вести огонь, если он придет сюда за тобой. Это будет означать, что я не был так хорош с тобой в лесу, как я думал. Ты одна взять его не сможешь, поэтому не и не пытайся. Но запомни, он нам нужен живой, поэтому, если это возможно устроить, не стреляй, если только он и в самом деле придет за тобой. Я собирался уйти, но задержался. — Еще одна вещь. Нам так же необходимо, если и я останусь живой, конечно если это возможно. Я уж постараюсь. Я буду петь, перед тем, как подойти поближе. Пароль прежний — "плоская вершина". Только не нервничай, и не разнеси мне голову по ошибке.

— Я... Я буду осторожна, — голос ее дрожал.