— Боишься? — спросил я.

Она слабо улыбнулась, — совсем немного. Ты и в самом деле думаешь, что он придет?

— Если существует прикрытие — Кроче, или кто-нибудь еще — и если он окажется чересчур любопытен, он придет, если эти условия совпадут. Как далеко он зайдет — другой вопрос. Мы дадим на это час. Сразу же начинай действовать, если услышишь кого-нибудь поблизости.

Я смотрел на нее, сидящую на расстеленной курточке, с потерянным взглядом, в кустах, в своем красивом платье из джерси — ее свадебном платье — как показали события, ее нейлоне, высоких каблуках и с опасным маленьким револьвером в руках. Я внезапно вспомнил, по какой-то причине, Гарольда Муни, — мужчину которого она любила, тихонько визжавшего в полотенце, когда она лечила его руку без анестезии. "Я не такой уж хороший человек", — произнесла она тогда.

— Не отчаивайся, доктор, — сказал я и скользнул прочь.

Ему потребовалось сорок семь минут чтобы обдумать все, считая с того момента, когда я оставил ее. Лежа на влажных сосновых иголках за стволом поваленного дерева, вместо укрытия, я видел как он приближался, тихо двигаясь, между деревьев, на обочине шоссе. Это был Кроче. Как много для моих воображаемых теорий.

Во всяком случае, он думал, что двигается бесшумно, но ему это все на самом деле не нравилось, он не чувствовал себя свободно. Однако, я мог заметить, что он был городским человеком, человеком улицы, человеком темных аллей. Он любил городской шум, машины, темные подъезды, узкие лестницы. Он любил оскорблять маленьких девочек в маленьких квартирках.

Он не любил деревья и кусты, сосновые иголки, мягкий шепот ветра и беличье пощелкивание где-то вдалеке. Карканье одинокой вороны, кружащейся на верхушке дерева, заставило его застыть и ждать, пока он не заметит летающую птицу. Ворону, господи боже мой! Вы могли бы подумать, что кто-то может не знать вороны.

Я лежал за бревном и смотрел на него, и знал, что ничего не могу сделать. Он действовал слишком осторожно, он не собирался далеко углубляться, чтобы мне иметь дело с ним без риска постороннего вмешательства людей со стороны шоссе. Он заметил пустой автомобиль, но он оказался настолько умным чтобы пройти мимо него. Он был Карл Кроче и был знаком с ловушками, которые уже ставились для него. Он знал, что я находился где-то поблизости и ждал.

Он бросил мне вызов в Новом Орлеане, чтобы быть точным, он сообщил мне свое имя и пышное послание через посредничество Антуанетты Вайль. Он был крутой парень, но это не означало, что он позволит себе дать мне неосторожное, выгодное мне шоу. Он знал, что это неподходящее место для него. К дьяволу Оливию Мариасси и прикрытие тоже, на ближайшее время. К дьяволу и меня с нею.

Он повернулся и отправился восвояси. Прекрасно, мне есть на что надеяться. Я услышал как завелась машина и отъехала. или мне показалось, что я это услышал. Я не думал, что он уедет далеко.

Я встал, выбрался из укрытия и вернулся к кустам, где росла сосна. Оливия должно быть услышала мои шаги, поскольку ее голос донесся до меня, низкий но хорошо различимый, — Дорогой пожалуйста! Как ты рассчитываешь, что я надену свое платье, если ты.... Ай, как щекотно! — Она мягко рассмеялась.

— Иди сюда, — сказал я, — плоская поверхность, как на авианосце.

Она молчала. Я протиснулся сквозь кусты и обнаружил ее сидящую на моей курточке, как я оставил ее, полностью одетой, сжимающей обеими руками револьвер. Он смотрел дулом в мою грудь. Я застыл и ждал пока ствол не опустился.

Она снова рассмеялась немного в затруднении, — Я подумала что это.... Ты сказал мне действовать, если я услышу кого-нибудь.

— Да.

— Что... что случилось? Ты видел кого-нибудь?

— Да, я видел его.

Она посмотрела на меня, — Кого?

— Кроче. Может быть мы доказали что-то. Но ему не понравилась обстановка. Он почувствовал опасность, у него сильное чутье.

— Значит, дело еще не кончено. — Она глубоко вздохнула, поднялась, посмотрела на свой револьвер. — Лучше возьми это себе, хорошо? — и она отдала мне револьвер. Она посмотрела на меня, — Поль?

— Что?

— Не мог ли ты мне показать, как открывается он?

Я заколебался. Она посмотрела на меня со странной интенсивностью во взгляде. — Конечно, — сказал я и вынул револьвер. — Ты кладешь свой указательный палец на защелку и цилиндр откручивается... — вот так.

Последовало молчание. Она посмотрела вниз, на револьвер, открытый на ладони. Она сказала тихо, — Револьвер был не заряжен, не так ли?

— Револьвер не был заряжен, доктор. — Я вынул патроны из кармана и начал запихивать их в барабан.

— Ты ведь и не пытался поймать его, не так ли?

— Я хотел посмотреть придет ли он сюда. Если бы он пришел, я бы взял его, если бы смог. Я и не рассчитывал, что он может заявиться сюда. Слишком явная это была ловушка, чтобы поймать такого аса, как он.

— Но ты проверял и меня. — Ее голос был слаб, — не так ли?

Я поднял на нее взгляд. Ее глаза повстречались с моими. Даже в очках, ее глаза были очень красивы. Она была притягательной женщиной, когда у нее появлялся этот грустный, высокомерный взгляд. Или, может быть, я просто воспользовался ею.

— Ты вызвала своими загадочными словами у меня сумятицу и сомнения. Мне надо было их проверить. Раньше или позже я мог стать спиной к заряженному пистолету, оказавшемуся в твоих руках, доктор, и мне вероятно не хватило бы времени чтобы впоследствии пожалеть об этом.

Я ожидал, что она рассердится или хотя бы обидится. К моему удивлению она рассмеялась, шагнула вперед, приподнялась на цыпочках и поцеловала меня в губы.

— Ты знаешь, я должно быть сильно увлечена тобой, Коркоран, или как тебя там еще зовут, — сказала она улыбаясь, — у тебя нет ни на грамм ни романтичности, ни рыцарства в твоем имидже и ты не знаешь, как это освежающе действует на женщину, которая испытывает слабость к лунному свету и розам. Поедем, поедем же домой. Я собираюсь попросить тебя перенести меня через порог к величайшему удовольствию соседей. Поедем скорее, дорогой.

И она сделала это. Дом ее был маленький, стандартный с окном-фотографией с перспективой, с закрученными улицами с французской изогнутостью задуманные так архитектором, прочитавшим где-то в журнале, что прямые улицы ушли в прошлое. Однако все это выглядит не так уж плохо, и дом не выглядел плохо, хотя я и не любитель окон-картин. Когда мы вошли внутрь, зазвонил телефон.

Я опустил Оливию на пол, прямо у двери, и быстро ее закрыл. Здесь не было никого, кто бы нам понадобился для демонстрации актерских способностей, и телефонный звонок убил бы романтичность в любом случае, я отступил на шаг и посмотрел на часы. Было два по полудни. Маленькое "Рено" — не спортивная машина, а были отсрочки и задержки и мы не могли одновременно покрыть расстояние между Новым Орлеаном и Пенсаколой с молодым Брейсуейтом на гоночном "Хейли".

Оливия поправила платье и подошла к телефону, в то время, как я отправился за чемоданами. Когда я вернулся, она протянула трубку мне. Я поставил свой груз и взял трубку.

— Как медовый месяц? — это был новый связной из Нового Орлеана, которого я ни разу не встречал.

— Хорошо, — сказал я. — Здесь одна старая свинья, около трех, создавал толпу, если вам понятно то, что я хочу сказать.

— Кто ваша тень — огромное каменное лицо?

— Правильно.

— Хорошо. Все сцеплено. Его пребывание в Новом Орлеане могло быть совпадением, я полагаю, но то, что он тащится за леди через четыре штата случайным быть не может. Он наш человек, нет никакого сомнения. — Последовала пауза. — Где он? Поблизости?

— Нет, он, конечно, не стоит рядом со мной, — сказал я, — но я полагаю, что он неподалеку от нас.

— Великолепно, — произнес человек из Нового Орлеана. — Великолепно, потому что вы будете брать его, говорят здесь.

Мне не понравилось то, как он сказал это. Я произнес, — конечно, я знаю. По правде говоря я уже совершил полупопытку сегодня вечером, но Кроче очень скользкий тип. Я подожду и постараюсь сделать все более осторожно. Кроме того, по тому, как этот парень ведет себя, он мне не понравился. Какое-то время он опытный старый асс, а другое время, он усталый, хвастливый дурень. Я бы хотел выяснить кто стоит позади его непонятной мелодрамы, перед тем, как я возьму его.