— Они готовы принять Вас внизу, сэр, — сказал он и указал мне на дверь, точнее на люк через который мы поднялись. — Не стукнетесь головой, спускаясь по трапу...
Я не мог бы точно сказать был ли на борту авианосца кинозал, но было очевидно, что для этого использовали конференционный зал, судя по разбросанным повсюду бумажкам, пустых стаканов, пепельниц с окурками и застоявшемуся табачному запаху. В конференц-зале находилось два человека. Одна из них была женщина. Судя по первому впечатлению, которое создавалось у меня, я мог бы сказать, что раньше никогда не видел, и я взглянул на мужчину.
Это был тощий, седоволосый человек с черными бровями. На нем была серая фланелевая рубашка, белые брюки, шелковый галстук, о нем можно было сказать, что он был хорошо сохранившийся, среднего возраста банкир или бизнесмен, но только бы я этого не сказал. Я знал его, он был одним из полдюжины самых опасных и безжалостных в мире людей.
Я узнал его. Я работал на него примерно лет пятнадцать.
Мак сказал:
— Благодарю Вас, мистер Брейсуейт. Подождите нас, пожалуйста, за дверью.
— Да, сэр.
Мак посмотрел на молодого лейтенанта, как тот лихо повернулся и вышел. Он коротко улыбнулся.
— А хорошо их тренируют на севере, не так ли?
Я не очень то интересовался строевой подготовкой Брейсуейта, но если Мак об этом упомянул, то это не случайно, поэтому я решил его поддержать.
— Да, хороший парень, — сказал я. — Он не позволяет себе расслабляться. Он вел спортивную машину, как бог. Но он рискует замучить меня до смерти, не проявляя осторожность.
— Я знавал одного молодого офицера, который имел предрасположенность к этому слову. Он тоже был довольно хороший водитель. — Сказал Мак.
— Да, сэр, — подтвердил я. — Но, сэр, я полагаю, что Вы не включили этого офицера в то дело, которое нам предстоит. Он слишком любит флот, сэр.
Мак передернул плечами.
— Как бы там ни было, я все-таки отмечу для себя его имя. Может наступит такое время и в мире сложатся такие условия, когда личные симпатии не будут приниматься во внимание. Насколько я помню, Вас нетрудно переубедить.
Я сказал:
— Я всегда был кровожадным парнем. Я не думаю, что он может что-то значить для Вас.
— Хорошо, хорошо, мы посмотрим. — Он оценивающе посмотрел на меня. — Вы хорошо выглядите. Отдых Вам пошел на пользу.
— Да, сэр.
— Я с огорчением выслушал доклад об аварии под Маями.
Я внимательно посмотрел на него. Он никогда не одобрял моей заинтересованности в судьбе Гейл Хендрикс. Он думал о ней, как об испорченной проститутке, богатой и ненадежной, не с такого рода девушками хотел бы он чтобы его люди имели дело, если они не могут развлечь себя другим более профессиональным способом. Мы и в самом деле не имели своей личной жизни. Все наши привязанности: любовные и иные — определенным образом регистрировались в Вашингтоне.
Я сказал:
— Я уверен, что Вы плакали, все время, пока находились в картотеке, когда изымали ее карточку.
Он не высказал своего неудовольствия. Он только сказал:
— Конечно, Вы приняли меры, чтобы убедиться, что это был всего лишь несчастный случай.
— Да, сэр. Она была рассерженна по личным причинам, о которых мы здесь не будем упоминать. Она много выпила. На большой скорости вела машину. На дороге был длинный крутой поворот, ее вынесло на обочину дороги, она попыталась вырулить. Люди думают, что все что им надо, так это безотказные тормоза и легкое управление, чтобы двумя тоннами изящной механики можно было управлять, как гоночной машиной "Феррари". На большой скорости она шла по кривой на пределе возможного для шин, применяемых на таких крупных машинах. Когда она нажала на газ, кадилак начал скользить. Она испугалась и нажала на тормоза, при резком заносе ее выбросило из машины. Нет и намека, что все это спланировано заранее. Нет огнестрельных ран, необъяснимых синяков и подкожных ран. Кто-то мог просто ехать рядом и столкнуть на обочину, но нет никаких следов, доказывающих это.
Мак скорчил гримасу.
— Мне не нравятся дорожные аварии связанные с моими людьми. Возникают всякого рода вопросы. Хорошо, я буду держать Вас в курсе, если что-нибудь обнаружится, но мы не можем больше на это тратить время.
Он посмотрел на женщину, стоявшую в ожидании неподалеку. Когда он взглянул на нее, она быстро подошла к нам. На близком расстоянии я увидел, что был несправедлив, прогоняя ее взглядом. Это по причине ее макияжа или отсутствие его ввело меня в заблуждение. А также прямые, машинного цвета, зачесанные назад волосы и в толстой оправе очки.
Она была среднего роста. Ее грузный твидовый жакет не мог позволить правильно судить о ее фигуре. Прямой, свободно спадающий жакет, модный в то время, позволял скрывать не желаемую беременность — проблема этой леди казалось была незнакома — как я рассудил, и к тому же жакет явно не шел. Ее обувь явно не гармонировала с рисунком ее ног. Однако она не была тучной, ни тощей, не имела физических недостатков.
Что касается ее лица, то у ней были крупные: лоб и подбородок, и хмурый рисунок рта, жестокий. На вид ей можно было дать лет 30-35, а может быть и меньше. Она мне явно не нравилась. Не находилось извинений для такой в общем-то миловидной женщины, сознательно одеваться так, чтобы выглядеть, как леди Макбет после ночи проведенной в спальне гостей с ножом в руках. Я полагаю, что это просто деформированное тщеславие, предполагающее наличие глубокого самомнения.
Пока я бегло рассматривал ее, она тщательно рассматривала меня с головы до ног. Она повернулась к Маку и стала говорить с ним без всякого энтузиазма.
— Это ваш очередной кандидат, мистер Мак Ри? Не слишком ли он высок для агента? Я предполагала что они должны иметь не бросающуюся в глаза внешность.
— Это мистер Пол Коркоран, — сказал Мак опустив ее комментарии. — Пол, Доктор Оливия Мариасси.
Доктор Оливия Мариасси после того, как нас представили, ограничились кивком в мою сторону.
— Я предполагаю, что это вымышленное имя, — сказала она Маку.
— Плохой выбор. Этот мужчина явно скандинавского, а не ирландского происхождения.
Она говорила с Маком хмурившись на меня:
— Хорошо, у него не хитрый, обвивающий плющом взгляд, совсем другого плана. Я не думаю, что смогу долго вытерпеть, когда эту шайку поймают, этот длинный воротник с пуговицей, не говоря уже о трубке. Я думаю, что трубка — всегда притворство, не правда ли? Вы курите?
Последний вопрос относился ко мне.
— Нет, мадам, — сказал я. — Если это не требуется для прикрытия.
— Для прикрытия?
— Для роли.
— Понятно. Это уже кое-что, — сказала она. — Только сумасшедший будет отравлять себя угольным дегтем и никотином, после того что об этом было опубликовано. Вы не пьете?
— Да, мадам, — сказал я. — Я также ухаживаю за женщинами. Но я не играю в азартные игры. И честен.
Это вызвало ее долгий взгляд сквозь очки.
— Хорошо, — согласилась она, — рудиментарное чувство юмора лучше, чем совсем никакого, я думаю.
Мак сказал:
— Мистера Коркорана тренировка и опыт...
— Пожалуйста! Я совсем не интересуюсь профессиональными качествами вашего кандидата. Я уверена, что они быстры и молниеносны, если правильно употреблено это слово. Я уверена, что они действенны, кровожадны и очень страшные. Вы играете в шахматы?
Этот вопрос относился ко мне.
— Немного, — отвечал я.
Оливия Мариасси задумчиво нахмурилась. Последовала короткая пауза. Затем она вскинула голову и сказала:
— Я вижу мы поладим. Предыдущий был просто невыносим. Если бы мне пришлось выйти замуж, я выбрала бы этого.
Она повернулась и склонилась над изношенным портфелем, лежавшим на театральном сиденье, достала небольшую черную книгу и протянула мне. Это был томик Капабланки "Основы шахматной игры".
— Вы бы лучше изучили вот это, мистер Коркоран, — сказала она. Это развлечет нас во время нашего медового месяца. До свидания мистер Мак Ри. Я оставлю Вам договор, только сообщите мне, что мне надо будет делать.