В словах его была зловещая решимость.

Лондон

Когда «Боинг-747» совершил посадку в аэропорту Хитроу, Блейк, как обычно, вздохнул с облегчением. Самолет замедлил движение, и он осмелился посмотреть в иллюминатор. Моросил мелкий дождь, он метался на ветру, словно живое существо. В самолете писатель пытался уснуть, но ему мешала соседка, уговаривающая его «взглянуть на замечательный вид». Блейк совершил роковую ошибку, признавшись, что пишет книги о паранормальных явлениях, после этого пришлось выслушивать ее рассказы о гадании на кофейной гуще и контактах с потусторонним миром. Она уверяла его, что Бог даровал ей второе зрение, вознаградив ее тем самым за смерть младшего ребенка пять лет тому назад и уход мужа к другой женщине. В ответ на этот словесный вал Блейк, по обыкновению, вежливо кивал и широко улыбался. Она смутилась, что не читала его книг, и пообещала достать их непременно. От этого Блейк улыбнулся еще шире: его всегда забавляло, что стоит назваться писателем и собеседник моментально поклянется купить завтра же все твои книги.

Несмотря на словоохотливость соседки, Блейк все же сумел урвать часок сна, но сон был беспокойным, и, как ему показалось, он просыпался каждые десять минут.

Один раз он проснулся весь в поту от кошмара: самолет упал в море, но он пережил удар только для того, чтобы потом утонуть вместе с обломками.

Самолет приземлился, он встал и потянулся, чтобы избавиться от некоторой скованности. Взглянув на часы, он сообразил, что не перевел их на местное время. Часы в самолете показывали семь минут седьмого вечера.

Получив свой багаж, он через аэровокзал прошел к остановке такси.

Поездка заняла больше времени, чем он предполагал, но как только такси приблизилось к его дому, он стряхнул с себя остатки усталости.

— Где будете выходить? — спросил шофер.

Блейк объяснил ему.

— Классный домишко, — похвалил шофер Блейка. — Наверно, отвалили за него колоссальную сумму, а?

Парень явно напрашивался на чаевые, и Блейк его не разочаровал. Он дал ему пятнадцать фунтов и велел оставить сдачу себе.

— Весьма умеренную сумму, — пояснил он, удаляясь от такси с чемоданом в руке.

Дом его был расположен вдалеке от дороги и окружен довольно большим садом, отделяющим его от соседних домов. Перед домом стояла изгородь из бирючины, которая нуждалась в подрезке, а участок по всему периметру был окружен деревянным забором, доходящим до пояса. Возле дома был гараж с подержанным «Ягуаром-XJS», купленным Блейком у приятеля три года назад.

Поднявшись по короткой дорожке, Блейк достал ключ и вставил его в замок. Дверь открылась, и его встретил знакомый густой запах краски. Перед поездкой в Штаты он сделал в доме ремонт, и запах до сих пор висел в воздухе. Блейк включил свет в прихожей и на крыльце, и лицо его тронула улыбка. Освещенное крыльцо своего дома он сравнивал со штандартом, поднятым над Букингемским дворцом: это означало, что он находится в своей резиденции.

Он перешагнул через почту на коврике, накопившуюся за две недели, закрыл дверь и лишь потом собрал лежащие на полу бумаги. Там были рекламные проспекты, четыре или пять писем (большинство из которых он узнал по почтовым маркам) и два счета. В этот момент ему хотелось лишь выпить и упасть в кресло.

Он прошел в гостиную и снял рубашку. Несмотря на то, что комната пустовала уже две недели, в ней было тепло. Он раздвинул шторы, и в комнату медленно вползли хмурые сумерки. Блейк зажег лампу на телевизоре, налил в бокал солидную порцию бренди, добавил содовой и сделал большой глоток. Затем он выбрал пластинку из своей громадной коллекции, положил ее на проигрыватель и включил его. Пока Элтон Джон пел свои романтические баллады, Блейк просматривал почту. Счета он отметил и положил на полку возле камина, проспекты скомкал и выбросил в мусорную корзину. После этого он начал вскрывать письма. Одно было от его бухгалтера, другое — от компании, именующей себя «Литературным кооперативом» и состоящей из нескольких местных неудачливых писателей, с которыми Блейк однажды имел беседу. Два оставшихся письма были от поклонников, и Блейк, как обычно, прочел их с удовольствием.

Он допил бренди, снова наполнил бокал и прошел на кухню. Выглянув в окно, он заметил во дворе несколько темных кучек.

— Кошачье дерьмо, — пробормотал он раздраженно. — Ну, проклятая тварь. — Он имел в виду перекормленную бесхвостую соседскую кошку. Она пристрастилась к его саду и, пользуясь его отсутствием, щедро оделила двор перед его домом своими визитными карточками.

Писатель открыл холодильник, достал из него пиццу и положил ее в гриль-камеру. Особого голода он не чувствовал и, ленивый по природе, считал замороженные продукты ниспосланными ему свыше. Оставив пиццу готовиться, он вернулся в гостиную.

Она была большой, но красивой и уютной, как и все другие комнаты. На стенах висело несколько аккуратно обрамленных киноплакатов. У двери в прихожую был прикреплен плакат «Водитель такси», стену, ближайшую к кухне, занимал изданный в Штатах плакат «Дикая банда», рядом висел «Хеллоуин».

Но гордостью коллекции был пожелтевший плакат над камином, — «Психопат», подписанный самим Хичкоком. Блейку подарил его приятель из кинобизнеса, когда он в последний раз посетил его в Лос-Анджелесе.

Писателя, не склонного к чрезмерным удовольствиям, как ничто другое занимали три вещи: кино, литература, музыка. Книжный шкаф его был переполнен не мудреными книгами и дорогостоящими первыми изданиями, а дешевыми журналами с сенсационными рассказами. Он читал только ради развлечения. Рядом с книгами лежали видеокассеты с его любимыми фильмами. Всего около трехсот.

Однако главной достопримечательностью дома был его рабочий кабинет.

Блейк был весьма доволен, обнаружив после покупки дома, что, кроме мансарды, есть еще и большой подвал. Он сделал это подземное помещение своим рабочим кабинетом. Каждый день он спускался туда поработать вдали о шума и забот повседневной жизни.

Здесь ему казалось, что он находится в огромном гробу.

Дверь в эту комнату он всегда держал закрытой. Подвал был его и только его личным владением.

Из кухни донесся запах пиццы, которую он съел прямо из фольги, не желая обременять себя мытьем посуды. Затем, прихватив свой бокал, прошел через гостиную в прихожую и открыл свой чемодан.

Его записи лежали сверху, и он осторожно поднял их, пробуя на вес. Они приятной тяжестью давили на его руку. Он держал в руке результат кропотливой исследовательской работы. Самое трудное было уже позади. Еще примерно неделя приготовлений — и он сможет начать книгу.

А сейчас ему нужно было сделать еще одну вещь.

Блейк открыл дверь подвала и вгляделся в темноту под ногами. Он чему-то широко улыбнулся и включил свет.

— Добро пожаловать домой, — пробормотал он и шагнул вниз.

Перед тем, как спуститься по лестнице, он запер за собой дверь подвала.

Тишина встретила его, как старого друга.

Нью-Йорк

Лазурную чистоту утреннего неба нарушал лишь белый след одинокого самолета.

В небе не было ни облачка; даже в эти ранние часы солнце казалось раскаленным ядром, посылающим свои лучи, чтобы они окутали город как теплый кокон.

Небеса не оплакивали Рика Ландерса, но люди — да.

Несколько людей на кладбище наблюдали, как маленький гроб опускали в яму, вырытую в земле. Тони Ландерс стояла неподвижно и смотрела на деревянный гроб, медленно исчезавший из виду. Двигались только ее глаза — красные и воспаленные от слез, которые непрерывно стекали по ее щеками и капали на руки в черных перчатках. На мраморном надгробии была фотография Рика, но она не могла заставить себя посмотреть на нее. Время от времени мрамор отражал лучи солнца, и Тони сразу зажмуривала глаза, но память тут же возвращала ее к тому дню, когда ее пригласили опознать останки Рика. Она смотрела на истерзанное тело своего ребенка, на его изуродованное лицо и не узнавала его: нижняя челюсть была полностью смята, череп сломан в трех или четырех местах, мозг обнажен. Один глаз был выдавлен, голова почти отделена от туловища.