Он все еще был у нее в руках, когда дверь детской резко открылась.

Медленно повернувшись, Тони увидела Вики Барнес и ее мужа; они оцепенели при виде этой жуткой картины.

Тони услышала крики, но не сразу поняла, что кричит Вики, упав на колени и продолжая смотреть на ужасную сцену.

Вдруг словно пелена спала с ее глаз; она увидела, что совершила. Она все еще держала в руках окровавленного ребенка, но в глазах ее застыло выражение ужаса и изумления.

Она снова услышала крик, но теперь это был ее крик.

Оксфорд

Полированная поверхность обеденного стола, длиной восемь футов и шириной четыре, была почти полностью завалена бумагами. Подшитые и разбросанные, они казались фрагментами какой-то чудовищной головоломки.

Именно головоломкой бумаги эти представлялись доктору Стивену Вернону, но он должен был непременно решить ее.

Он взглянул на сидящего напротив Жубера, который что-то записывал в блокнот. Приехав вчера вечером к Вернону, он сразу взялся за бумаги: просматривал их, что-то выписывал, просеивая массу бумажного хлама в поисках почти неуловимых крупинок информации. Сейчас стрелки часов приближались к шести пополудни. Жубер бросил ручку и откинулся на спинку стула.

— Здесь чего-то не хватает, — сказал француз, бросив взгляд на кипы бумаг, листы, отпечатанные на машинке, исписанные блокноты, ленты с ЭЭГ.

— Я думал, ты привез все данные, — заметил Вернон.

— Должно быть, некоторые материалы исследования остались у Лазаля, — возразил раздраженно Жубер.

— Значит, все это бесполезно?

— Нет, не бесполезно, но есть еще и другие обстоятельства, — ответил Жубер, поднимаясь со стула и подходя к телефону.

Вдохновенно посасывая свою конфетку от кашля и наслаждаясь заполнившим комнату запахом ментола, Вернон наблюдал, как он набирает номер.

Ожидая, пока возьмут трубку, Жубер нетерпеливо постукивал пальцами по буфету. Наконец трубку подняли, и Вернон услышал, что Жубер задает кому-то вопросы на французском. Он сумел разобрать лишь имя Лазаля. Жубер пробормотал что-то, положил трубку и снова начал набирать номер.

— Лазаль, — быстро проговорил он, когда трубку подняли. — Это Жубер.

— Ален, откуда ты звонишь? Почему, тебя не было в центре? Я...

— Слушай меня, Лазаль, — прервал он его. — Мне нужны наши записи об астральной проекции. У тебя есть какие-нибудь?

— О них я и хотел тебе сказать, — ответил Лазаль. — Все документы исчезли из центра. Все они относились к одному проекту.

— Знаю. Они у меня, — сказал Жубер. — Но не все, некоторых не хватает.

— Ты забрал их из центра? Но зачем?

Жубер вышел из себя:

— Ради Бога, сколько можно тебе повторять? Заткнись и слушай меня, — рявкнул он. — У тебя есть какие-нибудь записи, относящиеся к этому проекту?

— Да, есть.

— Я дам тебе адрес, и ты вышлешь мне все, что у тебя есть. Даже то, что покажется тебе незаслуживающим внимания. Ты понял меня?

— Да, — неуверенно ответил Лазаль. Голос его выдавал смятение.

Жубер дал ему адрес Вернона. Раздражение его усилилось, когда адрес пришлось повторить.

— Почему ты в Англии? — спросил Лазаль.

— Вышли мне эти записи, — отрезал партнер.

— Ален, ты нужен здесь, — нерешительно проговорил Лазаль. — В центр каждый день приходят газетчики и телевизионщики. Я не знаю, как отвечать на их вопросы. Они хотят знать слишком много. Я не могу работать и отвечать на их вопросы. Мне нужна помощь... Я чувствую, что сломался... запутался. Ален, прошу тебя.

— Ты сам виноват в этом, Лазаль, — прошипел Жубер. — Если бы ты не написал эту чертову статью, ничего бы не было.

— Мне нужна помощь...

— А мне нужны записи, — отрезал Жубер и бросил трубку. Некоторое время он неподвижно стоял на месте. Желваки на его челюстях сердито двигались. Вернон молча наблюдал за ним.

— У него есть то, что мне нужно. Мне следовало быть внимательней, — сказал француз и рассказал Вернону о том, что сообщил ему Лазаль. По мере того, как он рассказывал, лицо его темнело, и, наконец, он с размаху стукнул по столу кулаком. — Это у меня пресса должна брать интервью, а не у него, — прорычал он.

— Неужели признание так важно для тебя? — спросил Вернон.

Жубер тяжело вздохнул и кивнул.

— Восемь лет назад, работая в метафизическом центре, я исследовал появление привидений в одном из отелей Парижа. — Он достал сигарету, закурил и втянул дым. — Я тогда работал с исследователем по имени Моро. — Француз нахмурился, глаза его сузились. — Мы два месяца не вылезали из этого отеля, делали записи, беседовали с проживающими в нем людьми. По их рассказам выходило, что в отеле появлялось некое реальное существо. В конце концов, мы записали на пленку звуки его шагов, а в следующую ночь даже сумели его сфотографировать. Это было настоящее привидение. Вы знаете, что сообщения о появлении привидений чаще всего оказываются ложными, поскольку люди склонны принимать желаемое за действительное, да и психика у всех разная. Но тогда у нас было визуальное доказательство.

— Ну и что потом? — спросил Вернон.

Жубер раздавил окурок в блюдце и откинулся на стуле.

— Моро отнес фотографии и записи директору метафизического центра и заявил, что это он обнаружил существо. Несмотря на мои протесты, откррытие приписали ему. Сейчас он один из директоров парапсихологической лаборатории в Милане, один из наиболее уважаемых людей в Италии, работающих в этом направлении. После этого случая я поклялся, что ни с кем не поделюсь подобными открытиями. То, над чем я работаю, то, что я обнаружу, будет моим и только моим. Но посмотрите, что произошло. Впервые за двадцать лет изучения паранормальных явлений сделано важнейшее открытие, и Лазаль поставил его в заслугу себе. Кто потом вспомнит Алена Жубера? — Он свирепо посмотрел на Вернона. — Никто. Но ладно, на этот раз все будет по-другому. Я ждал подходящего момента и ни с кем не делился своими сведениями. Я согласился помочь вам, считая, что вы для меня не опасны и что моя тайна нужна вам для ваших личных целей. Вы не отнимите у меня признания, принадлежащего мне по праву. — Он задумался. — Я недооценил Лазаля.

— Не знаю, что вам посоветовать, — сказал Вернон. — Если прессе уже все известно... — Он замолк и пожал плечами: — Что вы теперь сможете сделать?

Жубер не ответил. Через плечо Вернона он смотрел в окно — на хмурое небо, где собирались тучи.

Париж

Он проснулся от собственного крика.

Лазаль сел в кровати, пытаясь избавиться от кошмара. Прижав руку к груди, к бешено стучавшему сердцу, он вдохнул воздух.

Он снова видел ее.

Свою жену.

Свою Мадлен.

Или то, что когда-то было его женой.

Он нагнулся и положил на могилу букет свежих цветов, когда из нее высунулась рука и, схватив его запястье, потянула вниз. Она отыскала его губы своими; но теперь это были уже не губы, а водянистые гнойники; обняла его своими сгнившими руками, прижалась к нему своим разлагающимся телом. Пытаясь оттолкнуть ее, он почувствовал, как с рук ее сходит кожа.

Лазаль вскочил, держась рукой за живот. Он выбежал в кухню и наклонился над раковиной, чувствуя, что тошнота усиливается. Побрызгав на лицо холодной водой, он испытал облегчение. Он сильно дрожал и схватился за край раковины, надеясь, что дрожь прекратится. На лбу выступили капли пота и солеными ручейками сбегали по лицу.

Он вспомнил, что заснул, сидя за столом в гостиной. Когда проснулся, голова его лежала на столе. Лазаль закрыл глаза, но образ мертвой жены вновь возник перед ним. Он наполнил стакан водой и прошел в гостиную, отыскивая на ходу в кармане куртки транквилизатор. Он проглотил одну таблетку. Вторую. Третью. Запил их водой и неподвижно сидел за столом, сжав руки.

С фотографии на серванте ему улыбалась жена, и глаза его наполнились слезами. Он мигнул, и слезинка стекла по его щеке.