–  Девочки, я побежал, в седьмом микрорайоне надо проследить за отгрузкой крепежа, расташат, боюсь. А Витеньку вам оставляю. На растерзание, так сказать. Хе-хе.

Гад какой. Но хоть коньяка бутылку оставил, не зажилил. Мадамы и мамзели героического СМУ-72 возликовали и метнулись ещё за закусью. В их закромах отыскались водка, картошка отварная, и изрядно солёной стерлядки – Чулым! Не опасаясь описторхоза, не заработал ещё Ачинский глинозёмный, не отравил речку, да к тому же стерлядка, рыба красная, благородная, да к тому же организм может хоть цианистый калий стаканами перерабатывать, что там какой-то описторхоз, «пошёл в отрыв». Выпивал, закусывал, галантно лапал женщин, рисунки на листках тетрадных непристойные ваял. В общем, тянул время по полной. Дамы приволокли ещё вина…

Через пару часов веселья и разгула к приёмную влетел озадаченный Гусаров и попытался прекратить сабантуй. Но когда сама главбухша закусила удила, с ней не поспоришь. Присел и Лукич за стол, принял стопку, выпил за прекрасных дам. Уходили из конторы в половине десятого, «товарищей женщин» развёз по домам на служебной «волжанке» директорский водитель, ради такого случая (загуляла главбух, форс-мажор) выдернутый из дому. Мы же со снабженцем на своих двоих неспешно двинулись в наш квартал.

–  Как, Виктор, сумеешь печать сделать?

–  Говно вопрос, дядя Вова, считай она у тебя в кармане, только заготовку надо.

–  Есть болванка, завтра утром передам.

–  Хорошо, проштампуешь какие надо бумаги и мне вернёшь, разломаю от греха.

В темноте сука Лукич довольно оскалился, – не видно ж не зги, а фонари в нашем околотке не горят, увы. Но я то всё виду и торжествующий аферюга мне категорически не понравился.

–  Только стоить это будет, Володя. И немало.

Ишь как перекосило, гниду. Думал развёл лошка, а тот зубы показывает. Ах. Какая рожа сейчас у него, какая рожа!

–  Заплачу, как без оплаты оставить работу.

–  Три тысячи приготовь.

–  Что?

–  Что слышал – три тысячи советских рублей.

–  Да ты! Перепил, что ли?

–  Не, я как стекло! Но как такой случай упустить – ты ж Вова проворовался наглухо, судя по всему, вышка тебе корячится. Какие нахрен 17 тысяч, да ты за сотню далеко тысяч пораспиз…л стройматериалов, столь нужных на стройках народного хозяйства.

–  Ну ты и жук, Витюша.

–  Муюк. За лоха меня держишь? Тут категорически не угадал.

–  Да пошёл ты!

–  Пойду, прямо в ментовку. Попрошу проверить мои подозрения. Ну а если они не подтвердятся, искренне извинюсь перед честнейшим человеком, Владимиров Лукичом Гусаровым. Годится?

–  Ты кем себя возомнил, шенок, – ого, наконец-то прорвало доселе невозмутимого Лукича, ишь как морду перекосило, – да я тебя. Да скажу людям и завтра же, завтра же кровью харкать будешь.

–  А если я прямо сейчас заявлю ментам о твоих захоронках в бане Светкиной. Ась, Лукич. Чего примолк, сука абверовская? Оборотень! Кранты тебе, шпион, вышак без права на кассацию!

Бл…, переборшил по ходу – Гусаров навернулся прямо в грязь. Нет, я его не трогал – Лукич глаза выпучил и рухнул. Постоял, отслеживая обстановку через пару минут перевернул «дядю Вову». Похоже всё. Не спеша прошёлся до опорного пункта, в паре остановок от места упокоения начальника отдела снабжения СМУ-72 находящегося. Метров за полста перешёл на бег, чтоб под фонарём видно было как спешу. – Там, там человеку плохо!

Сержант и старшина, увлечённо резавшиеся в дурака недовольно подняли головы. Я поправил берет, чтоб узнали «художника», похоже узнали.

–  Владимир Лукич, мы с ним шли с гулянки. А он носом в землю и молчит. Я поднимать – не отвечает.

–  Лукич? – Старшина среагировал первым.

–  Да, Гусаров из строительно-монтажного. Вызывайте скорую, нельзя терять ни минуты.

–  Где он?

–  Тут недалеко, побежали скорее, только фонарик надо.

–  Петька, фонарик как всегда еле фурычет?

–  Само собой.

–  Ладно, веди, художник.

Узнали-таки, известный человек в городе Витя Протасов. Мелочь, а приятно. Вдвойне приятно, что так здорово получилось Лукича «уконтропупить» – в свидетелях куча поддатых баб. Тем более секретарша Катя и главбухша Марина Сергеевна на меня виды имеют, выгораживать будут по полной. Выпил немолодой человек, и коньяка и вина и водки – жахнуло от такого коктейля. Бывает сплошь и рядом…

Скорая помошь забрала уже хладный труп гражданина Гусарова, констатировав остановку сердца. Логично, не тикает «мотор» упыря Лукича – ух как он в темноте-то, думая что я не вижу, рожу кроил. Страшный человек. Жаль не узнать теперь – сам такой народился или таки шпион чей. До двух ночи в РОВД изображал потрясённого горем родственника. Всё-таки дядя женщины с которой жизнь семейную собираюсь строить. Он нас и познакомил! Такое горе, такое горе! Поднятый по звонку дознаватель, зевая и чертыхаясь, выслушал моё сбивчивое повествование и выписал повестку на 10.30 утра, отправил домой. Светлана, вдвинувшаяся на поиски друга сердечного, вышла аккурат на место происшествия, где и узнала о внезапной кончине дядюшки Володи и месте пребывания ВиктОра. Тут же девушка рванула в милицию, где верно ждала меня у входа.

–  Как же так. Витенька, как оно случилось?

–  Да сам не понимаю, зашёл к Егорычу в кузню (действительно там побывал перед пьянкой) вдруг навстречу Владимир Лукич при полном параде, с тортом и бутылкой. Позвал поддержать компанию, говорит, женщины будут, одному ему там неудобно.

–  Дядя сам организовал выпивку с бабами?

–  Да, с тортом, с вином и коньяком был, подготовленный. Заходим в бухгалтерию, а там его не ждали вовсе. Удивились, но по быстрому на стол накрыли в приёмной, чтоб сплетен меньше было. А Лукич как сам не свой. Тот убежит, то прибежит. И вперемешку пил. То вино, то коньяк, то водку. Никогда его таким не видел.

–  Наверное к Зульфие своей намылился. А та сучка отшила.

–  Слушай, а очень может быть, очень похоже, что Лукичу некуда торт с вином пристроить было, а домой нести неудобно.

–  Дядя мне оставил на сохранение бумаги, отдать наверное надо в милицию?

–  Что за бумаги?

–  Да не знаю, коробка в погребе, говорил документы там, чтобы если директор попробует засудить, его в ответ в тюрьму засадить.

–  Стоп, нефиг теперь бучу поднимать. Дядю не вернёшь, а неприятности запросто заполучишь. Сжечь их по тихой и всё.

–  Ой, Витя а вдруг там что-то важное?

–  Кому важное? Тебе? Жене Лукича, ой, уже вдове. Свет не плачь. Может там деньги были?

–  Ой, Витя да какие деньги. Дядя честный человек, копейки чужой не возьмёт, тем более казённой.

–  Да, Владимир Лукич такой. Был… Эх… Света, не плачь, Света…

Рано поутру ревизовал погреб, верная подруга подсвечивала, держала сверху лампочку. В коробке оказались действительно какие-то счета-фактуры, но они меня не интересовали. Светка другое рассказала – дядя, случалось в погреб залазил, новые бумаги добавлял, с фонариком приезжал и ругал директора и главного инженера СМУ, которые сами скоро сядут и других за собой, по дури потащат…

Зорким оком киборга пока в бумаги из коробки «вчитывался» углядел две захоронки. Одна за кирпичной кладкой, а вторая у столба лиственничного, выставленного точно по центру большого погреба.

А бумаги реальное дерьмо, ни о чём бумаги, пустышки. Лукич так отмазывался от племянницы, накидав старые, никому не нужные счета-фактуры и накладные. Интересно, что в погребе заховат ворюга. Может шпалер и радиостанцию? Как Свету отправлю на работу, наведаюсь сюда всенепременно…

Поутру, выпроводив любимую женщину художника Протасова на службу, засел заканчивать пару рисунков. Но едва-едва Светлана стукнула калиткой, выдвинулся на потрошение погреба. Сокровища нежданно-негаданно умершего Лукича, манили. Это в бане хитрый снабженец устроил стационарною закладку, а в погребе, регулярно туда заныривая, якобы для пополнения коробки компроматом на начальство строительно-монтажного управления, стопроцентно набивал кубышку. Интересно, до какой суммы дошёл?