Он увлекался музыкой — мадемуазель Верже чудесно играла на рояле и много занималась с Конрадом. Они бывало исполняли что-нибудь в четыре руки, и как он смотрел на нее! Эта девушка стала его первой любовью. Ей исполнилось двадцать два года, а ему четырнадцать. Это было, конечно же, просто юношеское чувство — чистое и светлое. Они часами болтали в саду, все по-французски, так что я не знала, о чем. Однажды только увидела из окна, как он взял ее за руку, но она отдернула и строго сказала по-английски: «Не надо, месье Конни». Она называла его «месье Конни», и он всегда смеялся. Мадемуазель Верже была умницей. Она сумела подобрать к мальчику ключик: раньше он и улыбался-то редко. Когда срок обучения мальчика закончился, она уехала на родину. В тот день мистер Конрад долго стоял у окна. Когда я окликнула, повернулся: лицо у него было в слезах. После я как-то случайно нашла тетрадь, всю исписанную по-французски, — полагаю, это были стихи, написанные мистером Конрадом для мадемуазель Верже. Он продолжал играть на рояле, теперь уже один, такие грустные мелодии, что хотелось плакать. Может, он сам их сочинял, не знаю. С мадемуазель Верже они переписывались, возможно, пишут друг другу до сих пор, хотя вскоре после возвращения во Францию она вышла замуж.
Когда мистер О'Рейли в очередной раз приехал и спросил, чему еще требуется научить ребенка, вмешался мой муж и сказал, мол, кого вы растите, кисейную барышню или мужчину? Мальчишка вольного воздуха не видит, все книжки да книжки! В результате такого разговора в доме появился Том, простой парень с фермы. Он стал учить мистера Конрада верховой езде, плаванию, показал, как надо защищаться и всякие такие премудрости. Этот Том был наглым, язвительным парнем с острым языком: чуть что — смеялся над мистером Конрадом, называл его господским сынком, неженкой и так муштровал, что мальчишка едва ноги к вечеру волочил. Но в конце концов они, кажется, здорово подружились. Потом, когда Том купил ферму, женился и обзавелся кучей ребятишек, мистер Конрад ездил его навещать и был там дорогим гостем. Кроме чтения, юноша теперь любил брать лошадей и ездить на прогулки в сторону от города. Так и жил до семнадцати лет, а в семнадцать уехал в Сидней. Отец дал ему в дорогу немного денег, но не посоветовал, как и где лучше устроиться. А ведь мог бы оплатить обучение сына в университете, здесь, в Австралии, или даже в Европе: такому способному юноше, как мистер Конрад, сам Бог велел учиться! Или взял бы к себе помощником в делах — тоже было бы неплохо. Но нет! Он только сказал, что ему самому никто не помогал выйти в люди.
А мистер Конрад к тому времени уже прекрасно понимал, как отец к нему относится, только не знал — почему. Думается, он ломал над этим голову не один год. Что только ему на ум не приходило! Однажды спросил меня: «Скажи, Джулия, может, отец не любит меня за то, что я, что я… не совсем белый? Может, он стыдится этого? Правда, тогда мне непонятно, почему он женился на моей матери!» Да, мистер О'Рейли вел себя глупо и, по правде сказать, непорядочно, по крайней мере я так считаю: его знакомые в Сиднее даже не знали, что у него есть сын и наследник! Но я всегда старалась уверить мистера Конрада, что отец его любит, просто у него тяжелый характер. Я рассказала юноше о матери, показала ее могилу. Теперь он всякий раз, как приедет, относит туда букет красных роз — их она любила больше всех других цветов. Но правды о том, как и почему все так получилось, не сказала, нет у меня на это права.
Из Сиднея мистер Конрад вернулся через год с небольшим и впервые обратился к отцу с просьбой. Конечно, я понимаю, если юноша, который до семнадцати лет жил, считай что взаперти и знал жизнь только по книгам, приедет в большой город, всякое может случиться! Ведь отец отказался содержать сына, сказав, что и так потратил на него достаточно денег (это при его-то, мистера О'Рейли, состоянии!) и больше давать не намерен, поэтому Конрад вынужден был искать способ зарабатывать на жизнь. Он откликнулся на объявление о том, что требуется учитель французского, которое дала некая особа легкого поведения, добившаяся большого успеха в своем деле и решившая впридачу к богатству получить образование. Он связался с ней, влюбился, тратил на нее деньги, вел шикарную жизнь, а потом эта дамочка, разумеется, его бросила, и он остался весь в долгах и без пенни. Вот и попросил у отца денег, чтобы вернуть долги и попытаться встать на ноги. Он обещал позднее все выплатить мистеру О'Рейли и, думаю, не обманул бы, но отец встал в позу, прочитал Конраду мораль и ничего не дал. А я считаю, ну и дал бы денег — сын все-таки! И в придачу посоветовал бы, как в будущем избежать ошибок. Представляю, как трудно было мистеру Конраду решиться приехать с просьбой, он ведь очень гордый!
В тот раз они с отцом впервые всерьез повздорили. Я сама дала Конраду денег на дорогу, он обещал вернуть и действительно в следующий приезд вернул все до последнего пенни, хоть я и не хотела брать. Так и перебивается кое-как до сих пор… Потом он еще пару раз приезжал сюда, но отношения с отцом становились все хуже. Досадно, ведь эти два человека, по существу, очень одиноки и могли бы поддержать друг друга, а вместо этого стали почти что врагами. Отец считает мистера Конрада проходимцем и шалопаем, никчемным созданием, а сын платит тем же. Конечно, у Конрада были и есть недостатки, но мистер О'Рейли всегда смотрел на них в увеличительное стекло, он словно намеренно искал в сыне одно лишь дурное. Последний раз Конрад требовал отдать ему причитающуюся часть наследства, и мистер Роберт ответил сыну, что вообще не намерен включать его имя в завещание. Я слышала, как Конрад воскликнул: «Кому же ты все это оставишь, отец?! Других детей у тебя нет, в Бога ты, по-моему, никогда по-настоящему не верил, благотворительностью не занимался!» Мистер О'Рейли рассердился и сказал, что найдет, кому завещать свое богатство, а нет — так пусть все пропадет пропадом! И они опять разругались.
Чего ждать от этой их встречи — даже не знаю. Не думаю, что отношения их наладятся… Жаль… Мистер О'Рейли на самом деле неплохой человек, я всегда его уважала, ну а что до Конрада… Люблю я этого мальчика почти как родного!
Тина сидела притихшая и задумчивая.
— Но вы говорили, что родители мисс Одри погибли, а они были богаты, значит, эти деньги по праву достались ей, а после должны перейти к ее сыну! — сказала она.
— Да, но это, так сказать, по совести, по закону же все принадлежит мистеру О'Рейли, только он может решать, кому, сколько и когда достанется! — Джулия вздохнула. — Разве мисс Одри, бедняжка, думала, что все так обернется… Где ж это видано, чтобы единственный сын миллионера как проклятый скитался без гроша в кармане, и все только потому, что папочке вздумалось считать ребенка виноватым в чьих-то придуманных грехах!
— Кажется, я не вовремя появилась в этом доме, — тихо промолвила Тина, на что Джулия с безжалостной прямотой ответила:
— Это уж точно! Потом сказала:
— Не подавайте виду, будто вам известно больше, чем сообщил мистер О'Рейли, не вмешивайтесь. Даст Бог, они сами во всем разберутся!
Слушая женщину и соглашаясь с ней, Тина поймала себя на мысли о том, что постоянно забывает о своем положении законной супруги Роберта О'Рейли. Да, конечно, его настоящей женой, единственной, любимой, богоданной, была та женщина, мисс Одри. Она же, Тина Хиггинс, просто лоскут чужеродной материи, приложенный к дыре на ветхой душе мистера О'Рейли, лоскут, который сорвет первый же ветер. И она совсем не испытывала ревности к памяти женщины, которую любил человек, ставший ее мужем. Жаль только, что все так получилось и у Роберта с женой и сыном, и у нее, бедной девушки Тины, запутавшейся в сетях своих проблем!
Вечером она сбегала навестить Дарлин. Та выглядела расстроенной и усталой. Девушке было неловко и стыдно видеть рядом со своим нарядным платьем выцветшее старое платье матери, невыносимо сознавать, что в то время как она, Тина, бездельничает в доме мужа, мать все так же трудится. Роберт О'Рейли предлагал Дарлин оставить работу, снять хороший дом, обещал все оплачивать, но женщина наотрез отказалась. Ей ничего не надо, она привыкла так жить, и все! Уговоры дочери тоже не помогли.
