— Там есть кафедра музыки, — сказала она.

Тина молча слушала. Все это недосягаемо для нее! Она чувствовала себя серостью рядом с этими людьми, хотя они держались так, что девушка не ощущала никакой дистанции.

Бренда между тем рассказывала о нравах богемы. С улыбкой взглянув на брата, она заметила:

— Стенли не питает симпатии к людям искусства, считает, что они, как правило, высокомерны, завистливы к лаврам других и крайне себялюбивы. Требуют, чтобы окружающие жили только их жизнью, полностью растворяясь в иx личности.

— Да, это так, — спокойно ответил Стенли, — каждый из них пытается создать свой мир, отстраненный от реальности, жить в нем да еще переделать все окружающее по своему образу и подобию, и ради этого они нередко идут на преступления против нравственности, принося в жертву других людей!

Тина вспомнила Конрада. Да, он всегда был холоден к окружающим, зато с горячей любовью лелеял свои мечты и стремления и любил себя, наверное, больше всех других людей вместе взятых, хотя и говорил, что это не так.

— Ты слишком резок, Стенли! Нет ничего плохого в желании человека видеть мир похожим на себя! — возразила Бренда.

— В таком случае человечество никогда не станет лучше!

— В нем постоянно идут два параллельных процесса: с одной стороны, оно идет вперед, с другой — неуклонно деградирует. Я этого никогда не могла понять!

В Берке попутчики сошли, сердечно распрощавшись с Тиной и оставив после себя ощущение новизны и некоторого душевного смятения. Девушка с сожалением думала о том, что, вероятнее всего, больше не встретится с этими людьми. Ничего не поделаешь, они иного круга, уровня — гораздо образованнее и умнее.

Тина сжалась в уголке и, закутавшись в шаль, задремала. Поезд временами останавливался, иногда бешено мчался, порою полз едва-едва.

Однажды остановился столь внезапно и резко, что девушка чуть не слетела с сиденья. Она напрасно прижималась лицом к стеклу — уже стемнело, и ничего нельзя было разглядеть.

Огни не мелькали, это была не станция. Тина знала, что к почтовому поезду был подцеплен всего один пассажирский вагон. Бренда Хьюз сказала, что им с братом еще повезло: какому-то богатому промышленнику понадобилось срочно попасть в Сидней, и он, благодаря своим деньгам и связям, добился того, чтобы уехать почтовым, иначе пришлось бы ждать пассажирский поезд до завтрашнего утра.

Вдоль состава промелькнули какие-то тени. «Рельсы разобраны!»— услышала Тина, и душу тут же наполнило безотчетное чувство страха и одиночества. Зачем она ринулась в Сидней?! Нужно было вернуться к матери, в Кленси!

Пассажиры зашевелились. Многие поспешно прятали в укромные места драгоценности и деньги. Тина, видя это, достала свое богатство из сумочки и, отвернувшись, сунула в лиф платья.

Горел тусклый свет фонаря. Холодно не было, но девушку начала пробирать дрожь. Вскоре послышалось несколько выстрелов, потом громкие, пугающие голоса. Встревоженные пассажиры принялись шепотом переговариваться и поглядывать в окна, но никто не двинулся с места.

Какие-то люди, оборванные, неряшливые, с ружьями наперевес, прошли по вагону. В те времена леса местами кишели разным сбродом, в основном преступниками, сбежавшими из тюрем и каторжных поселений.

Люди в панике забились по углам, каждый молился о том, чтобы его не тронули. Бандиты собирали дань. Почти никто из перепуганных пассажиров не сопротивлялся. Тина тоже отдала кошелек, в котором оставалась мелочь, свои новые золотые часики и украшения.

Бандиты провели по проходу пожилого господина в белом костюме — того самого промышленника — и еще четверых состоятельного вида мужчин, очевидно надеясь взять за них выкуп. Остальные пассажиры провожали пленников сочувственными взглядами, хотя каждый втайне был рад, что на месте несчастных оказался не он.

Один из парней, задержавшись, еще раз прошел по вагону мимо замерших в страхе людей. Пожилые леди, несколько среднего возраста мужчин, молодые дамы с притихшими ребятишками, подростки… Жертвой мог стать любой! Парень остановился перед Тиной, одиноко сидевшей в своем уголке. Окинув взглядом ее нежное лицо и стройную фигурку, бандит широко осклабился.

— Блайт! — позвал он кого-то. — Иди сюда! Через пару минут подошел молодой крепкий парень с хмурым лицом и безжалостными глазами.

— Вот эта подойдет? — спросил первый. — Смотри, какая хорошенькая!

Блайт нагло оглядел Тину.

— Годится. Берите ее с собой и пошли, пора сматываться!

Тина испуганно вскрикнула, когда парень схватил ее за руку.

— Не трогайте меня, я никуда не пойду!

Она пыталась упираться, цепляясь руками за сиденье, но парень грубо выволок ее в проход.

— Помогите!!

Все в ужасе отводили глаза.

— Отпустите ее! — осмелился крикнуть какой-то мужчина, и ответом был удар ногою в живот.

Повинуясь грубой силе, Тина спрыгнула с подножки на землю. Небольшое пространство возле вагона освещалось зажженным факелом. Человек пять мужчин стояли полукругом и с животной жадностью разглядывали девушку.

Кто-то протянул к ней руку. Тина отшатнулась.

— Пожалуйста, не надо! — надрывно прошептала она. — Я все отдам!

Выхватила из лифа платья спрятанные деньги и подала им.

— Ого! А ты уверена, что там больше нет ничего интересного?

И не было ничего страшнее, чем зазвучавший глумливый хохот.

— Не трогайте ее пока! — распорядился Блайт. — Заберем в лес вместе с остальными, там и повеселимся.

Пленников повели, подталкивая пинками и ударами в спину. Тина, чтобы избежать этого, шла как можно быстрее, почти бежала. Подол ее платья цеплялся за колючки, она мерзла без оставшейся в вагоне шали и шляпки, в туфли набились мелкие камешки и земля, ветки деревьев хлестали по лицу и рукам. Никто не мог ей помочь, никто!

Тина знала, что ее ждет, и от ужаса готова была выть и кататься по земле. Почему, за что?! Боже, спаси!

Но мир был темен, холоден, мертв, и она не слышала ответа.

Внезапно Конрад очнулся, и это возвращение к жизни походило на пробуждение во время тяжелой болезни, когда полупризрачная явь воспринимается сквозь бред точно жгучее солнце через марево тумана.

Впрочем, сейчас он почувствовал холод, очень реальный, холод жизни, а не смерти; первая, бывает, леденит не меньше, чем последняя, мучает, заставляя страдать душу и бренное тело. Жизнь некоторых несчастных точно агония, единый шаг из пустоты в пусто ту, из мрака в мрак, из неизвестности в неизвестность.

Конрад глубоко вздохнул и понял, что находится на поверхности воды. Каким же образом удалось выплыть? Сохраняя почти полную неподвижность, он тем не менее не тонул. Постепенно сознание возвращалось. Конрад чувствовал — что-то помогает ему удерживаться на воде. Что-то или… кто-то? Да, кто-то больно вцепился ему в плечо. Конрад услышал тихий плеск воды и человеческое дыхание. Он зашевелил руками, пытаясь плыть.

— Хорошо! — запыхавшимся голосом произнес человек. — Попробуйте двигаться, я помогу вам! Только не разговаривайте и постарайтесь дышать ровнее.

Конрад послушался. Сознание того, что он не одинок, придало сил. Спаситель Конрада оказался отменным пловцом и, что самое главное, похоже, не утратил уверенности и самообладания. Они повели долгую борьбу с океанской бездной. Спаситель держался спокойно, как видно, пребывание в водной стихии было привычным для него, к тому же в отличие от Конрада ему посчастливилось раздобыть спасательный пояс.

Конрад плохо помнил, как они добрались до берега. Он был настолько измучен, что ему казалось — смерть наступит независимо от того, находится он на суше или в воде, хотя, по правде говоря, даже не верилось, что удалось наконец ступить на твердую землю.

Прошло часа три, а может, и больше. Конрад медленно открыл глаза. Веки казались налитыми свинцом, а что до тела — он не был уверен, что сумеет пошевелить хотя бы пальцем. С океана дул прохладный ветер, и Конрад, несколько часов пролежавший неподвижно, в мокрой одежде, буквально заледенел, особенно мерзли босые ноги. В тело впились острые камни, в волосы набился песок.