У каждого подъезда, в каждой арке стоят манкурты. Сутулые фигуры застыли на перекрестках, во двориках и на парковках. Глядя на них, Соня вспоминает сцену из «Матрицы», в которой Нео шел по городу, полному агентов. Она оглядывается — к свите сзади присоединились бродячие собаки. Ощущение нереальности происходящего усиливается с каждым шагом.

— Нам не сбежать, — нарушает она молчание.

— Вижу, — Костя мрачнее тучи. — Ничего, как только…

По району прокатывается гром. Рядом что-то влажно хлопает, а потом Костя заваливается вперед и падает лицом вниз. Что-то неправильное с его затылком, в нем разверзлась каверна, из которой хлещет кровь, она заливает траву, а затем и Сонины ладони, когда та пытается поднять Костю, ведь ему нехорошо, тело изо всей силы дергается, ботинки глухо стучат по земле, страшный-страшный звук. Рядом все еще грохочет канонада, Соня поднимает голову и видит, что кузов грузовика, припаркованного посреди дороги, распахнут, внутри стоят люди, что-то коротко вспыхивает в их руках, а животные позади валятся один за другим. Помогите, хочет сказать она, моему другу плохо, я не знаю, что делать, пожалуйста, и действительно, один пассажир выбирается из грузовика, он с ног до головы запакован в военную форму, на лице респиратор и очки, тесемки врезаются в кожу. Это все, что успевает заметить Соня, прежде чем на ее голову обрушивается приклад.

— Везем ее на КПП. Все живы-здоровы?

Реальность врывается с запахами машинного масла, крема для обуви и мужского пота. Голова пульсирует болью. Руки стянуты за спиной, Соня шевелит ими, и в запястья вонзаются невидимые иглы.

— Что со вторым?

— Убрали.

Хлопает дверь, заводится мотор, холодный пол трясется под ногами. Поднять веки кажется подвигом, но Соня делает над собой усилие и оглядывается. В кузове грузовика сумрачно, на скамьях по бокам сидят четыре солдата, поглядывают на нее. Лучше закрыть глаза.

— Это какие уже по счету?

— Вторые за эту неделю. Все прут и прут, только успевай отслеживать. Никого не пропустили.

— Ну и отлично, нам же лучше. Как там девчонка?

— Жива. Сейчас… — под носом оказывается нашатырь, и Соня вздрагивает.

— Куда вы меня везете? — вырывается у нее. Солдаты переглядываются. Лиц за респираторами не видно, но кажется, вопрос их веселит.

— Туда, где нет оранжерей.

Вскоре грузовик останавливается. Соню резко поднимают и волокут наружу. Она не сопротивляется. Снаружи тот же желтовато-зеленый ландшафт, вот только темная стена стала ближе. Соня окидывает ее взглядом и изумленно вскрикивает.

Не стена. Дерево, да еще какое. Мать всех деревьев. Ствол обхватом в несколько кварталов тянется прямиком в атмосферу. Далеко наверху раскинулась чудовищная крона. Если с нее упадет ветка, то похоронит под собой целый дом. Дерево похоже на дуб, вот только листьев на нем нет. От его вида душа уходит в пятки. Его, наверное, даже видно из космоса, думает Соня. Сложно представить, что в мире существует что-то настолько невообразимо огромное.

— Пойдем, нечего пялиться, — говорит кто-то. Соню ведут к огороженной территории. Сама она, наверное, не смогла бы идти. Ей хочется обмочиться, хочется упасть на колени и шептать бессвязные молитвы. Наверное, так чувствовали себя первобытные люди рядом с явлениями, которых не могли постичь.

— Давит на мозги, да? — спрашивает солдат, который ведет Соню под локоть. — Две недели назад начало расти, и вон смотри, как вымахало. А к нему все продолжают идти, из пригородов, а может, и из соседних областей. Паломники херовы.

Куда деваются все эти люди, хочется спросить Соне, но голова распухла от информации, хватит новых откровений. Кажется, если прозвучит еще хоть слово, то череп расколется изнутри. Но они молча доходят до контрольно-пропускного пункта. Это обычная будка с шлагбаумом, в обе стороны от которой тянется строительный забор. Охранник в респираторе машет рукой: проходите. Впереди вырастает серое здание.

— Заходи, — солдат открывает железную дверь. Внутри царит полумрак. В помещении стоят несколько кабинок, над каждой — еврокуб для воды. — Раздевайся. Одежду кидай в бак при входе.

— Что?

— Что слышала. На тебе пыльца. Если увижу хоть одно желтое пятнышко — загоню обратно, пока не отмоешься. Антисептики стоят на полке в каждой кабинке. Одежду сожжем. Еще вопросы?

— Вы так и будете здесь стоять?

— Тебе что-то не нравится?

Соня развязывает шнурки, освобождает запревшие ноги от кроссовок. Кровь прилила к лицу, стучит в висках. Вспоминаются Костины слова о том, что нужно найти других выживших. Но кто сказал, что эти выжившие будут рады видеть их? Она снимает джемпер, солдат пялится на нее, приходиться отвернуться. Наконец Соня остается в лифчике и трусах.

— Полностью раздевайся.

Она возится с застежкой, снимает лифчик, потом высвобождается из трусов, чувствуя на себе липкий взгляд. Вспоминается, как на нее смотрел Костя? Тогда на заливе она не испытывала такого ужаса, как сейчас. Чувствуя себя беззащитной, Соня шагает к душевой.

— Выкинь одежду. Я, что ли, должен ее собирать?

Показалось, или в голосе солдата прозвучала издевка? Соня разворачивается, кое-как прикрывается рукой, собирает одежду и идет к баку. Представляет себя со стороны — жалкую, послушную марионетку, над которой так легко издеваться. Она запихивает вещи в бачок, когда дверь распахивается, впуская троих человек.

— Ух ты, парни, у нас сегодня стриптиз, — говорит один из вошедших. Соне кажется, что она вот-вот потеряет сознание. Она разворачивается и почти бежит к душевым.

— Да, день не зря прошел. Девушка, давайте побыстрее, товарищу лейтенанту не терпится вас досмотреть.

— Пусть тщательно моется, нам пыльцы не нужно.

— Да уже все равно. Чую, долго не продержимся.

Солдаты продолжают разговаривать. Соня стоит в тесной кабинке ни жива ни мертва. Стенки душевой придвинулись слишком близко, воздуха мало. Как выбраться отсюда? Думай, думай! Нужно потянуть время. Включает воду, обнимает себя под холодными струями, зубы выстукивают дробь. Надо вымыться. Она тянется к бутыли с шампунем, выдавливает прозрачную жижу на ладонь. Интересно, так ли себя чувствовали осужденные на казнь? Понимали ли, что совершают эти простые действия в последний раз?

В соседней кабинке включается вода. Солдаты продолжают переговариваться, моются, шутят. Как будто сейчас обычный вечер в знакомом мире. Вот только эти люди убили Костю. Не выкрикнули предупреждение, не выстрелили в воздух. Почему? Потому что Костя был им без надобности, а вот ты нужна, вещает голос в голове. И не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы понять, для чего.

Еще одна душевая начинает работать, и Соню вдруг осеняет. Военные оставили оружие рядом с одеждой, а значит… План безумный, но какой есть. Она приоткрывает дверцу. Вроде никого. Формы нигде не видно, но вот автоматы прислонены к стене. Медленно, стараясь не шуметь, Соня выходит. Оглядывается на другие душевые — дверь в ближайшую приоткрыта, виден поджарый мужской зад, по которому стекают водяные струи. Она разворачивается и на цыпочках идет…

— Далеко собралась? — голос солдата одергивает, словно хлыст.

— Я просто…

— Молчать! Парни, — пара человек выглядывает из душевых, — вы бы оружие так не оставляли. Наша девочка-то шустрая оказалась, к нему рванула.

— Ей же хуже.

Под дулом автомата Соню проводят в соседнее помещение. Здесь стоит пара столов в окружении офисных стульев, чуть поодаль — шкаф с бумагами. Одеться Соне не предлагают. Она только может затравленно наблюдать, как солдаты, веселые, мокрые, в свежей одежде, заходят по одному. Уходить они не спешат.

— Ну что? — обращается к Соне один из них. Она узнает его по голосу — тот самый лейтенант. На его руке красуется татуировка, зеленая змея, обвивающая локоть, — Говорят, ты тут нас убить хотела?

— Я не…

Удар обрушивается сбоку, быстрый и страшный. Соня оказывается на полу, правая скула жарко пульсирует, изо рта вытекает алая струйка.