Я смотрела в его карие глаза и видела раскаяние, боль и любовь. Я верила его глазам, и, наверное, даже уже простила его измену. Но… ребенок не виноват. Мне пятнадцать, но я понимаю, что значит жить без отца, пусть он вроде и не бросил тебя.

Я видела слезы, что стояли в его глазах, но надеялась, что со временем он меня поймет.

— Отпусти меня и прости, что не сдержала обещание.

Я поднялась на ноги и, взяв чемодан, вышла за дверь.

Когда мы выезжали уже за ворота, я увидела, как из дверей выбежал Даня. Слышала, как он звал меня, но попросила лишь отца ехать побыстрее.

Просто так все не закончилось. Мы жили в одном городе, и бывшему сводному брату не составило труда узнать адрес папиной квартиры. Он приходил каждый день, сидел под окнами квартиры на лавочке, распугивая старушек грозным видом. Ему было все равно, снег на улице или дождь. Мое утро начиналось с доставки курьером цветов и карточки в ней.

«Вернись ко мне». «Прости меня». «Я люблю тебя».

К нему выходил папа разговаривать, однако, Даня его пусть и культурно, но послал куда подальше.

Параллельно по телефону мне звонил дядя Саша, уговаривая вернуться или хотя бы иногда встречаться. Когда на все просьбы он слышал один ответ, поменял тактику разговора.

— Ада, я обещал твоей маме, что у тебя будет все для жизни. Что ты получишь образование. Окончишь школу, как и мечтала, поступишь в колледж. Ты же понимаешь, что отец всего тебе не даст. Да он даже не работает. Я могу понять твое нежелание видеться с нами. С моим сыном. Он… он все рассказал. И я не оправдываю его. Но ты должна, просто обязана, принять мою помощь. Я буду помогать материально. Я не могу нарушить слово данное твоей маме, Ада. Пожалуйста.

— Нет, я справлюсь сама. До свидания. И… спасибо.

Через два месяца дядя Саша перестал мне звонить, просто потому, что я в одном из магазинов украла сим-карту. Мне так стыдно за это, потом я незаметно подкинула сумму, сколько стоила та симка, но факт остается фактом. Я все же украла. Естественно, номер не был прикреплен к паспорту, и узнать его Шторминские не могли.

Однако, бывший отчим не оставил попыток достучаться до меня. Он пришел к нам домой. Я закрылась в комнате, отказавшись разговаривать. Но папа о чем-то говорил с Александром Сергеевичем.

На Даню я смотрела каждый божий день на протяжении трех с половиной месяцев. Мне было тяжело, очень. Ему было и того хуже. Несколько раз за ним приезжал Антон. Иногда привозил Васю, и они силой увозили парня от моего подъезда.

Я понимала, что нужно что-то делать. Как-то объяснить. Поэтому около двух недель репетировала перед зеркалом выражение лица и взгляд, чтоб не выдать себя, когда я буду находиться перед Даней.

Это был выходной, солнечное утро. Май. Бывший сводный брат занял свое место и я вышла из подъезда.

— Привет. — подошла к нему. Голос уверенный, без дрожи.

— Ада? — Даня спрыгнул с лавочки с таким удивленным лицом, будто и не меня тут поджидал все это время.

— Нам нужно поговорить. Так больше продолжаться не может.

— Прости меня.

— Я простила, правда. Но ты не даешь мне жить дальше.

— Что ты имеешь в виду?

— Понимаешь, я познакомилась с одним парнем, он учится в нашей школе, но боюсь пригласить его погулять, потому что боюсь твоей реакции. Вдруг ты его изобьешь. — когда я находилась в своей комнате и разговаривала перед зеркалом, мне казалось, что все так убедительно, правильно говорю. А сейчас… сейчас мои слова казались такой чушью. Да будь я на месте Дани, не поверила бы себе не одному слову.

— Парень? — прошептал Шторминский.

— Ну, да. Я прошу тебя, отстань от меня. Я за все благодарна и твоему папе и тебе. За все, понимаешь? Но сейчас… — постаралась, как можно незаметнее задержать дыхание, чтоб, не дай Бог, не показать, как моя сущность против слов, что я собираюсь произнести. — Сейчас, Дань, ты мне мешаешь. Извини.

Я позволила себе еще пару секунд посмотреть на красивое лицо своего бывшего сводного брата, на своего любимого и, развернувшись, зашла обратно в подъезд, затем в квартиру, и, наконец, в свою комнату. Выглянула в окно.

Парень так и стоял, не сдвинувшись с места не на миллиметр. Стоял, стоял, а потом запрокинул голову к небу, и перед тем, как скрыться за занавеской, я увидела слезы на его щеках. Еще несколько минут и он, подбежав к своей машине, сел за руль и рванул с места.

А я… я заплакала, тихо, прикрывая рот ладошками, чтоб не издать не звука. Но сдерживаться сил надолго не хватило, и я завыла, да так громко, так сильно, что в итоге сорвала голос, до этого, до жути испугав отца.

Он забежал тогда в мою комнату, попробовал успокоить, но ничего не выходило, видя его, я только больше скатывалась в обычную истерику и, не видя и не слыша ничего вокруг. Видимо, на крик прибежал кто-то из соседей и вызвали скорую.

Фельдшер вколола мне успокоительное, лошадиную дозу, похоже, потому, как через пятнадцать минут я уже ничего не соображала, а еще через десять, уснула и проснулась только на следующий день к вечеру.

Я решила для себя не искать встреч со Шторминскими, ни в коем случае не подпускать к себе, и обходить стороной. Не листала интернет по запросу их фамилии или ресторанов, и если выдела знакомое лицо или читала фамилию, тут же уходила с сайта. Даже заказы не принимала про рестораны.

Через год я начала писать статьи о дизайне, и это со временем начало приносить мне прибыль. Но заказчиков, что просили оформить статью про ресторан, я тут же отшивала, и мне было все равно, что это не Шторминские. Все равно,… потому что, возможно, это были их конкуренты, а причинить бизнесу дорогих для меня людей хоть малейший вред, я не хотела.

Наше время…

Я до сих пор не знаю, поверил ли мне тогда Даня, когда я сказала ему про какого-то мальчика, но приходить он перестал.

Однако, это не мешает мне любить его. Так же сильно, наверное, до сих пор по детски наивно, верить в любовь. И я хочу верить в то, что и меня он любил. Любил, просто у мужчин действительно есть потребности, которые я тогда удовлетворить не могла. Он оступился, ошибся.

Вот только для меня фатально. Он выпотрошил своей ошибкой мне душу. После смерти мамы от нее и так не много осталось.

Больше всего мне было жаль дядю Сашу. Я обидела его не за что. Он потерял жену и хотел для меня хорошей жизни. А я его отправила с его намерениями куда подальше.

Иногда, уже поздно ночью, когда я ложилась в постель и закрывала глаза, то представляла Даню и маленького ребенка. Малыш всегда был разный, иногда девочка с темными волосами, а иногда мальчик с такими же карими глазами, как и у папы.

Сейчас их ребенку с Кариной лет пять, должно быть…

Подул ветерок, и щекам неожиданно стало холодно. Дотронулась, а они мокрые. Я плакала и даже не заметила этого.

— Ох, сколько времени? Поздно уже, наверное.

Черт и телефон в комнатке оставила. Так хватит на сегодня воспоминаний. Спать пора.

Даниил

— Как у тебя дела?

— Лучше всех, как, в принципе, всегда. — Ответил я отцу, когда он зашел в мой кабинет. Нахмурился и сел в кресло напротив.

— Не ответила. — Скорее констатировал факт, чем задал вопрос.

— По мне видно.

— Перестань. Шесть лет прошло, ты думаешь, при первой встречи она тебе на шею кинется?

— Нет, конечно. Но… — я выдохнул и запустил руки в волосы, ставя локти на стол, — когда я ее увидел, думал уже совсем с ума начал сходить.

— Она как будто знала, когда нужно придти.

— Может, знала? — с надеждой спросил я.

— Нет, я уже звонил Виктору и спрашивал, она до сих пор не интересуется нашей семьей и зорко следит за тем, чтобы ничего в их доме не напоминало о нас. Журналы и те выкидывает, если видит в них статьи про рестораны.