Она решается посмотреть на меня, но глаза ее затуманены.

— Я не убивала. Я любила его… Это Серф убил, я вам уже сказала.

— Понимаю. Я помню все, что вы мне сказали, но, к несчастью для вас, ваш приятель Тэйлор хранил газеты. И он мне сделал подарок, прежде чем умер. И то, что я прочел, не вяжется с тем, что вы мне рассказали. Анита боялась именно вас, зная, что вы с удовольствием всадите в нее пулю. Вот почему я пришел сюда. Я знал, что вы были в Корал-Гейбл, и хотел убедиться, что вы не притронулись к своей кровати. Я знал, что после этой бойни на вас должна быть кровь…

Я указал пальцем на брошенную мной туфлю.

— Почему вы убили Тэйлора?

Она долго смотрит на меня, потом начинает смеяться. Смех безрадостный, мало похожий на смех.

— Значит, этот подлец собирал вырезки из газет? Странно…

— Да, по многолетней привычке ставить точки над «i».

Она отпивает кофе и кривит лицо.

— Холодный…

— Тем не менее, его можно пить. Но не в этом дело. Поговорим о Тэйлоре.

— Он упорно искал эту корову… Я не могла упустить такую возможность. Никто не подозревал меня в убийствах, почему бы не прибавить еще одно? — небрежно говорит она. — Мне жаль Дану, но если бы вы увидели Аниту при свете луны и в платье Даны, то тоже ошиблись бы…

— Если бы это касалось не Даны, я собрал бы манатки и ушел ни слова не говоря. Об остальных жалеть не стоит. Но Дана мне дорога, и вы заплатите за ее смерть.

Она пожимает плечами.

— Вы ничего не сможете доказать.

— Напротив. Есть два выхода: либо я сам совершу над вами суд, либо передам полиции. Но я не хочу душить вас. К сожалению, мои моральные принципы мешают мне сделать это, хотя это было бы справедливо. Значит, вас ждет полиция. Для меня это означает несколько лет работы без лицензии, но у меня нет выбора…

— Серфу это не понравится… — говорит она, наморщив брови.

— Согласен, но тут уж ничего не поделаешь. Правосудие должно свершиться! Хотите ли вы что-либо сказать, прежде чем я передам вас в руки Брендона? И не мешало бы вам переодеться, не то вас увезут в таком виде, — я указал на пеньюар.

— Надеюсь, вы шутите? — она поднимает брови.

— Шутки кончились, бэби. Не горюйте, ради ваших прекрасных глаз вам дадут не больше пятнадцати лет.

— Если вы настаиваете, — она пожимает плечами, — мне действительно лучше одеться. — Она берет свою чашку кофе. — Не нальете ли мне немного виски? Я скверно себя чувствую…

Я не спускаю с нее глаз.

— Налейте сами!

Она бросает в меня чашку. Я не доверял ей, но не мог и предположить, что она окажется такой проворной. Пока я вытираю следы кофе, она хватает пистолет, так опрометчиво оставленный мной на столе. Я стараюсь сохранить спокойствие.

— Я должен был помнить, что вы знаток огнестрельного оружия.

— Да, — отвечает она. Глаза ее блестят. — Я не так хорошо стреляю, как Ли, но, уж конечно, не промахнусь. Сидите смирно и не выкидывайте никаких штучек!

Я отступаю в спальню.

— К стене! Одно движение — и я стреляю. Повернитесь, я хочу одеться.

Она поместила меня в скверном месте: передо мной стоит зеркальный шкаф, и я вижу ее в зеркале. Правда, это не поможет мне. Между нами кровать, расстояние не менее шести метров. Она уже убила четверых, и еще один не добавит ей лишних кошмаров, если они вообще ей снятся.

— Да, плохо кончается мое расследование, — говорю я, чтобы хоть что-то сказать. — Обычно герой женится на героине. А если вы меня убьете — какая же будет мораль?

Она нервно смеется.

— Я люблю истории без морали. Ваша машина здесь?

— Да. Хотите ключи от зажигания?

Она садится на стул и начинает натягивать чулки. Если бы не кровать, я бы использовал свой шанс, но сейчас это бессмысленно: пистолет лежит у нее под рукой.

— Я возьму их позже. Не двигайтесь.

Она встает и что-то ищет в ящике. Пистолет уже у нее в руке.

— И куда вы намерены направиться?

— В Нью-Йорк. Благодаря вам полиция меня не подозревает. С моими физическими данными я спокойна за будущее. Я, кажется, уже говорила вам об этом.

— Да, — я чувствую, что начинаю задыхаться. То ли стало жарко, то ли я волнуюсь… Находясь в подобной ситуации, трудно не волноваться.

Она берет зеленую шелковую юбку, опускает в нее ноги и натягивает ее на себя. Я жду момента, когда она снимет свою ночную рубашку. Я напрягаю нервы и мускулы. Но она снимает ее не через голову, а спускает с плеч.

Это самоубийство, но я предпочитаю умереть вот так, хладнокровно: в тот момент, когда она балансирует на одной ноге, чтобы выбраться из рубашки, я срываюсь, как катапульта, и лечу на нее через кровать, полу-задохнувшись от страха, весь в поту. Она даже не дрогнула: стоит неподвижно — очаровательная полуобнаженная фигурка! — с улыбкой на устах. Дуло пистолета смотрит прямо на меня, и я вижу, как бестрепетно палец жмет на курок. Я расставляю руки, чтобы схватить ее, но уже многие километры отделяют нас… Я опоздал на многие часы…

Пистолет издает обычный звук — грохот выстрела закладывает уши. Первая пуля минует меня. И вторая! И третья! Я хватаю Гель и вырываю оружие из рук. Но что это?! Она лежит на полу с расширенными от ужаса глазами и горькой гримаской на лице… Грудь у нее пробита, из рваной раны безудержно хлещет кровь…

Я стою потрясенный, недоумевающий и ошеломленный.

Ее глаза закрываются, рука безвольно падает на ковер.

Я обследую пистолет, который держу в руках. Дым струйками выходит из телескопа. Мне достаточно минуты, чтобы понять, в чем дело.

Это пистолет с фокусом — оружие, которое убивает убийцу.

Последняя шутка Тэйлора. Он дал его мне, но получилось иначе…

Я отхожу подальше от лужи крови и стараюсь идти по ковру. Квартира обособлена от других, и я надеюсь, что никто не слышал выстрелов, но все же не хочется рисковать…

Возвращаюсь в комнату, беру свою чашку и стакан с виски, надеваю шляпу. Прихватываю также свои окурки. Затем внимательно оглядываю все и пытаюсь вспомнить, до каких предметов дотрагивался. Для большей уверенности вытираю стол носовым платком.

Гашу свет, открываю дверь. Никого. Идет проливной дождь. Светает.

Как сумасшедший, я изо всех сил мчусь к своей машине.

Джой Дилени сидел с книгой в шезлонге и прислушивался к тайному голосу, который звучал у него в голове. За последние два года у Джоя уже вошло в привычку выслушивать этот тайный голос, предлагавший ему различные планы убийства. До сих пор Джою удавалось побороть подобные искушения, но теперь этот голос застал его врасплох. Джой расслабился, нежась в ярких лучах солнца, и никак не мог взять себя в руки.

Давно уже этот тайный голос уговаривал его убить какую-нибудь девушку. «Это будет, — говорил он, — хорошая проверка твоей находчивости и хладнокровия». Скрыв глаза за черными очками, Джой наблюдал за девушкой в голубом бикини, которая в нескольких метрах от него позировала перед фотоаппаратом.

Это была еще совсем юная блондинка с красивой фигурой и кожей медового оттенка. В сексуальном отношении она совершенно не интересовала Джоя. Как, впрочем, и любая другая девушка. В ней было много бьющей через край энергии. Тайный голос все настойчивее повторял:

— Это именно та девушка, которая нужна тебе. Убить ее будет совсем нетрудно.

Джой вынул из кармана золотой портсигар — подарок мачехи ко дню рождения — и закурил сигарету, продолжая смотреть на девушку. Теперь она лежала ничком на песке, положив подбородок на руки и скрестив ноги.

Джой подумал, что ему, сыну президента кинокомпании «Пасифик», не доставит большого труда уговорить девушку подняться к нему в номер. И вдруг он почувствовал радость оттого, что попал на Каннский кинофестиваль. Вначале ему не хотелось ехать, и он выдумывал разные отговорки, но в конце концов отец, который всегда добивался своего, уговорил сына поехать. Джой думал о том, что не очень-то приятно всю жизнь греться в лучах славы отца. Мать Джоя двенадцать лет назад покончила с собой, выбросившись из окна отеля. Второй брак Фллойда Дилени был неудачным, и он вскоре развелся. Его третья жена, Софи, всего на пять лет старше Джоя. Это хрупкая, черноволосая красавица, с голубыми глазами и лицом, как у мадонны Рафаэля. Она была итальянка и до брака с Дилени снималась в кино. Джой всегда чувствовал себя неловко в ее присутствии. Ее красота волновала его, и он старался по возможности избегать мачеху. Со своей стороны, Софи тоже чувствовала в нем что-то странное. Он часто ловил на себе ее озадаченный взгляд. Она всегда была с ним ровна, но ей стоило больших трудов вовлечь Джоя в разговор, когда у них в доме собиралось общество. Джой предпочитал отсиживаться в углу, чем принимать участие в разговорах с людьми, которые его совершенно не интересовали.