– Твою мать! – сквозь зубы выругался Стоукс. – Что с тобой, приятель? Как ты мог?

Ник отпил глоток пива и вытер рот тыльной стороной руки.

– Теперь» когда я привлек твое внимание, отправляемся подышать свежим воздухом.

Фуркейд двинулся к боковой двери, Стоукс неохотно поплелся за ним. Они вышли на недостроенную галерею, окружавшую здание бара. На участке галереи, выходящей на затон, пока еще не было перил. Земля лежала внизу на расстоянии двенадцати футов. Вполне достаточно для в меру выпившего человека, чтобы свалиться и сломать себе шею. Ник ступил на край площадки, уговаривая себя успокоиться и сконцентрироваться. Сила оказалась неожиданным оружием в разговоре со Стоуксом. Она могла выбить его из колеи, но пользоваться ею надо было с умом.

Все еще возмущенный Стоукс шагал взад-вперед по галерее.

– Нет, ты просто с ума сошел, взял и схватил меня за хобот. Что с тобой, Ник?

– Заткнись!

Ник закурил очередную сигарету и стал смотреть на воду. Луна освещала полдюжины плавучих домиков – место отдыха городских жителей и приезжих из Лафайетта. Этим вечером не светилось ни одно окно. На востоке небо прорезала зарница – где-то над Миссисипи бушевала далекая гроза, налетевшая с Мексиканского залива.

Ник подумал о Маркоте. Тоже своего рода далекая гроза.

– Так почему я ничего не слышу, приятель? – поинтересовался успокоившийся наконец Стоукс. Он прислонился к стене и сложил руки на груди. – Ведь это ты хотел поговорить.

– Я узнал, что было еще одно изнасилование.

– Да, ну и что?

– Ты им занимаешься?

– Да, я взял это дело. Судя по всему, орудовал тот же придурок, что изнасиловал Дженнифер Нолан. Ворвался около часа ночи, избил, привязал, изнасиловал, заставил потом принять душ. Умный сукин сын, должен признать. Не оставил нам практически ни одной зацепки.

– И спермы нет?

– Не-а. Он, вероятно, использует презерватив. Скорее всего лаборатория найдет в пробах следы латекса, но что это нам даст? Ни-че-го. Ну, узнаем, каким кондомам он отдает предпочтение, и только.

– Преступник был в маске?

– Да. Эта женщина насмерть перепугалась из-за этой маски. Сразу вспомнила Душителя из Байу и все такое.

– И Памелу Бишон.

– И Бишон тоже, – согласился Чез. – Это все путает, понимаешь? Маска – это был прикол Ренара. Так что, если этот насильник не Ренар, тогда возникает вопрос, не этот ли парень убил и Памелу Бишон.

– Кто стал жертвой?

– Кей Эйснер. После тридцати, одинокая, живет недалеко от Деверо, работает на рыбном заводе в Хендерсоне. А тебе-то какое до этого дело? – Стоукс шарил в нагрудном кармане в поисках сигареты. – На твоем месте, Ники, я бы получше распорядился свободным временем.

– Просто любопытно, – ответил Ник.

Он бросил окурок на настил и растер каблукам.

– Тени прошлого живут в настоящем, а настоящее отбрасывает тень в будущее.

Стоукс послушно кивнул, как это делает человек, случайно оказавшийся на церковной службе.

– Ники, приятель, я недостаточно пьян, чтобы удариться в философию.

– Мы все тащим за собой свое прошлое, – Ник словно не слышал его, – а иногда оно подкрадывается неслышно и набрасывается на нас.

Атмосфера на галерее изменилась совсем немного, но все-таки изменилась. Чуть напряглись мускулы, внимательнее стал взгляд. Ник следил за выражением глаз своего собеседника, как опытный игрок в покер.

– О чем это ты, Ники? – негромко поинтересовался Стоукс.

Фуркейд помолчал, повисла тишина.

– Я слышу, как щелкают зубы у меня за спиной, – он подошел поближе к Чезу. – Совершенно случайно всплыло одно имя, и оно возвращается снова и снова, как заколдованное пенни. Я оказался в полном дерьме, но это имя неотступно преследует меня. И мне кажется, это не простое совпадение.

– Что за имя?

– Дюваль Маркот.

Веки Стоукса даже не дрогнули.

От напряжения у Ника свело судорогой мышцы. Чего, собственно, он ожидал? Что Стоукс почувствует свою вину? Что еще один полицейский предал его? Фуркейду нужен был Маркот. После всех прошедших лет, после всей проделанной работы Ник хотел заполучить Маркота. Даже ценой чести другого человека.

– Он в этом замешан, а, Чез? – задал он свой вопрос. – Все выглядело таким простым, просто детская игра. Заводишь меня в бар «У Лаво», накачиваешь спиртным, накручиваешь, отправляешь в нужном направлении и смотришь, как я горю синим пламенем. Легкие денежки, а у Маркота их куры не клюют.

Выражение лица Стоукса смягчилось, и он рассмеялся. Оглядев затон, Чез уставился на зарницы, озарявшие небо среди темных туч.

– Господи, Ники, – прошептал он, качая головой. – Ты просто долбаный сдвинувшийся засранец. Кто такой, черт подери, этот твой Дюваль Маркот?

– Скажи правду, Стоукс, – пригрозил Ник, – или на этот раз я просто оторву тебе яйца.

– Никогда о таком не слышал, – пробормотал Стоукс. – Сдохнуть мне на этом месте, если вру.

Глаза у Анни закрывались, строчки рапорта патологоанатома то расплывались, то снова становились четкими. Она провела рукой по лицу, убрала непослушные пряди волос за уши и посмотрела на свои часики – первый час ночи. У Фуркейда в доме часов не оказалось. Он либо жил в ногу со временем, либо вообще не верил в его существование, или исповедовал бог его знает какую теорию по отношению к убегающим минутам.

Анни просидела за столом в кабинете Фуркейда больше четырех часов. Он доверил ей ключ от дома и велел изучить все, что он собрал по делу Памелы Бишон. Анни поинтересовалась, не шутит ли он. Ник ответил отрицательно.

Интересно, где он пропадает сейчас. Анни говорила себе, что рада его отсутствию. И все-таки ей почему-то не хватало его заданных в лоб вопросов, неожиданных откровений и странной мистической философии.

Она ощутила потребность в движении, заставила себя встать со стула, потянулась, прошлась по кабинету, оглядывая книжные полки, заглянула в скромный уголок, отведенный Фуркейдом для сна. На столике у кровати не оказалось никаких личных вещей, даже тех мелочей, которые обычно достают из карманов. Анни испытала искушение открыть ящик, но не поддалась ему. Она бы никогда не стала копаться в личной жизни человека без ордера на обйск. Да и потом она и так знала, что носки, футболки и все прочее окажутся аккуратно сложенными в стопки. При взгляде на кровать, застеленную без единой морщинки покрывалом, сразу вспоминалась казарма.

Анни попыталась представить себе, как Фуркейд выглядит, когда спит. Неужели он и ко сну относится с такой же яростной сосредоточенностью, как и ко всему остальному в жизни? Или сон смягчает острые углы?

– Размышляешь, не остаться ли на ночь, Туанетта?

Анни резко обернулась на звук его голоса. Фуркейд стоял перед ней, уперев руки в бедра. Она не услышала ни скрипа лестницы, ни единого шороха.

– Ты ничего лучше не придумал, чем подкрадываться к женщине, когда насильник разгуливает на свободе? – поинтересовалась Анни. – Я могла тебя пристрелить. – Это заявление Ник оставил без комментариев. – Я просто встала, чтобы размяться, – пояснила Анни, отходя от кровати, не желая давать Нику повод догадаться, что она думала о нем. – Где ты был? У Ренаров?

– С какой стати мне туда ехать? – бесстрастно спросил он.

– Зачем ты там вообще появился? Господи, о чем ты только думал? Тебя могли упечь обратно в тюрьму.

– Каким это образом? Ты же не на дежурстве.

Анни покачала головой:

– Не надо со мной так, я все равно не отступлю. Ты и так знаешь, что я ни в чем не раскаиваюсь, хотя после того, как я тебя арестовала, моя жизнь превратилась в ад. Вчера ты явился сюда прямо от Ренара и не сказал мне ни слова.

– Нечего было рассказывать. Я был в лодке. Просто оказался неподалеку. Я до него не дотрагивался, не угрожал ему. Если честно, то он сам подошел ко мне.

– И ты полагаешь, что это все неинтересно, партнер?

– Эта тема к делу не относится.

– Это имеет отношение к делу в том смысле, что ты со мной не поделился. – Анни прошла за Фуркейдом к длинному столу, за которым она работала. – Если мы партнеры, то партнеры во всем. Это предполагает доверие, а ты меня обманываешь.