– Расскажи мне все по порядку.

Анни подробно описала все события, один факт за другим, как ее учили давать показания. Странно, но это ее неожиданно успокоило. В порыве откровенности она рассказала Фуркейду о мускусной крысе, оставленной в ее раздевалке, хотя она и не ставила на одну доску оба события. Одно дело сыграть злую шутку на работе, а влезть в дом – это совсем другое.

Ник выслушал ее, потом направился в спальню. Анни пошла следом, хотя ей совсем не хотелось видеть все это еще раз.

– Ты прикасалась к чему-нибудь?

– Нет. Господи, я даже не смогла заставить себя войти. Ник толкнул дверь и остановился на пороге. Его губы исказила гримаса отвращения.

– Боже мой. – Он оставил Анни у порога, а сам вошел, по привычке фиксируя детали профессиональным взглядом.

На первый взгляд никаких четких отпечатков пальцев. Почему выбрали именно это слово? Что это, желание оскорбить? Проявление ненависти? Или гнева?

Перед его мысленным взором предстал Кейт Маллен, костлявый, уродливый, каким он видел его в грязной кухне накануне утром. Как это он сказал? «Она не знает, что такое верность, она предала одного из нас. Этой суке незачем носить форму».

Скрыт ли какой-нибудь символ в выборе животного? Бродячая кошка – существо сексуально неразборчивое. А ее кишки вывалены на кровать Анни, где она только вчера занималась с ним любовью.

Так, что еще? Гвозди вбиты в передние лапки, вспоротое брюшко – это явный намек на Памелу Бишон. Что это, предупреждение или попытка запугать?

Ник на мгновение представил себе, насколько близко от смерти оказалась Анни, и ему немедленно захотелось скрутить шею этому негодяю. Но он постарался обуздать свою ярость, ведь она плохой помощник в деле.

– Эта твоя кошка, Туанетта?

– Нет.

– Ты спрашивала своих? Может быть, они кого-то видели?

– Они сегодня были очень заняты и ничего особенного не заметили.

– Двери были заперты, когда ты пришла?

– Все было заперто как следует. Может быть, двери можно взломать, но снаружи их без ключа не откроешь.

– И как же тогда этот ублюдок сюда вошел?

– Есть только один путь. – Анни провела Ника в ванную и показала дверь: – Отсюда можно попасть в кладовую магазина.

– Эта дверь была закрыта?

– Не знаю. Обычно я держу ее на замке, но я спускалась по этой лестнице в воскресенье, когда заметила грабителя. Потом я могла и забыть ее запереть.

Ник осмотрел замок и нахмурился:

– Это любой откроет при помощи кредитной карточки. Каким образом кто-то, кроме твоих близких и служащих, мог узнать об этой лестнице?

Анни покачала головой:

– Случайно кто-то мог увидеть.

Ник включил свет и стал спускаться вниз, ища хоть какие-нибудь следы недавнего визитера. Ничего. Дверь из кладовки в магазин была открыта. Через холл Ник видел дверь в мужской туалет.

– Я бы не приписывал все это случайности, – пробормотал он себе под нос.

Фуркейд вернулся наверх и прошел следом за Анни в гостиную. Она забилась в уголок дивана и выглядела такой маленькой и одинокой.

– А ты сама, Туанетта, считаешь, что все эти мерзости дело рук одного недоумка?

– Не знаю, – тихо отозвалась Анни. – Я не могу ответить и на вопрос, стрелял ли в Ренара и в меня один и тот же человек. Кто меня больше ненавидит – те, с кем я работаю, или те, на кого я работаю? И за что они ненавидят меня сильнее – за то, что я пытаюсь раскрыть убийство Памелы Бишон, или за то, что не дала тебе убить человека? Я так напугана, что ничего не понимаю…

Анни прижала пальцы к губам и попыталась справиться с собой. И тут же Фуркейд оказался рядом с ней, обнял ее, и она уткнулась лицом ему в грудь. Слезы, которые Анни так старалась побороть, ручьем хлынули ему на рубашку.

Ник прижал ее покрепче, что-то нежно нашептывал по-французски, чуть касаясь губами ее лба. Хоть ненадолго он мог дать волю бушевавшим в его душе чувствам. Он прижался щекой к ее макушке и обнял Анни покрепче. Так давно у него самого не было ничего, чем он мог бы поделиться с другим человеком. И мысль, что ему этого хочется, напугала Фуркейда.

Анни тесно прижалась к его груди, зная, как нелегко дается ему нежность. И этот небольшой дар от него значил для нее гораздо больше, чем следовало бы. Слезы высохли на глазах, Анни подняла голову и взглянула на Ника. Он встретил ее взгляд, и Анни подумала было… и сразу испугалась своих мыслей.

Она заметила подарочную коробку, которую оставила на кофейном столике. Внутри оказалась маленькая, но очень изящная камея. Приложенная записка гласила: «Моему ангелу-хранителю. С любовью, Маркус».

Анни даже передернуло от отвращения.

Фуркейд взял у нее из рук коробочку, брошь и карточку и стал внимательно рассматривать.

– Он дарил Памеле подарки, – словно сам себе напомнил Ник. – А потом перерезал телефонный кабель и подсунул дохлую змею в ящик с ручками.

Если на самом деле Ренар преследовал Памелу, то он делал это скрытно, а на людях дарил подарки, выражал свою заботу о ней, предлагал дружбу. Контраст между этими действиями и не позволил полицейским отнестись всерьез к обвинениям Памелы, выдвинутым ею против Ре-нара.

В комнате зазвонил телефон. Анни автоматически взглянула на часы. Половина четвертого утра. Фуркейд молчал, и она позволила включиться автоответчику.

– Анни? Это Маркус. Прошу вас, позвоните, как только сможете. Кто-то только что бросил камень нам в окно. Мама просто вне себя. И Виктор… Я… Я… Анни, может быть, вы сможете приехать? Вам одной не наплевать на нас. Вы так нужны мне.

Анни поставила джип на стоянке больницы Милосердия и с плоской сумочкой в руках, где лежали брошь и шарф, направилась к зданию. Если Памела кому-нибудь и показывала присланные Ренаром подарки, то только Линдсей. Анни надеялась, что ее состояние улучшилось и с Фолкнер можно будет пообщаться.

В больнице царила утренняя суматоха, по коридорам развозили еду и лекарства. Въедливый запах антисептика смешивался с ароматом тостов и кофе.

Долгая бессонная ночь тяжело далась Анни. Предстоящий рабочий день представлялся ей восьмьюдесятью милями ухабистой дороги. Ей придется выдержать допрос детектива, которому поручили расследовать попытку ее убить. А что, если этим займется Стоукс? Тогда придется пойти к шерифу и попросить его передать дело другому. Причина – она не только подозревает Чеза Стоукса в том, что именно он пытался ее убить, но к тому же еще считает его серийным насильником и убийцей Памелы Бишон. И ей уже больше никогда не придется волноваться ни о Стоуксе, ни о том, что кто-то еще попытается лишить ее жизни. Анни просто не выйдет из кабинета Гаса Ноблие живой.

Анни попыталась представить, как Чез Стоукс крадется в ее спальню, чтобы распять мертвую кошку на стене над ее кроватью, и у нее ничего не получилось. Возможно, у него хватило бы на это злости, но Анни не верила, что Стоукс стал бы так рисковать. И никто другой из офиса шерифа не стал бы.

Тогда кто?

Приезжал Ренар, чтобы оставить ей подарок. Причем делал это дважды, но оба раза ее близкие не видели его.

Анни завернула за угол в отделение интенсивной терапии и столкнулась нос к носу со Стоуксом. Выражение его лица было свирепым. Он налетел на нее, как ястреб, схватил за руку и потащил прочь от сутолоки коридора.

– Какого черта ты здесь забыла, Бруссар?

– А кто тебе поручал следить за посетителями? Я пришла навестить моего агента по продаже недвижимости.

– Да неужели? – ухмыльнулся Чез. – И какую же недвижимость она тебе демонстрирует? Больничную палату?

– Фолкнер моя знакомая. Почему я не могу навестить ее? – с вызовом поинтересовалась Анни.

– Потому что я тебе не разрешаю! – рявкнул детектив. – Потому что от тебя, Бруссар, одни неприятности. И я велел тебе держаться как можно дальше от моих дел. – Еще крепче сжав ее руку, он подтолкнул Анни к стене. – Ты что, думаешь, я только воздух умею сотрясать?