Ответной реплики профессора Марта уже не услышала. Ее взгляд нечаянно приковался к висящему в углу кафедры небольшому телевизору, на экране которого мелькали кадры воздушной съемки — камера вертолета снимала морскую поверхность. Звук телевизора был выключен, и лишь по проносившейся в нижней части экрана характерной бегущей строке можно было понять, что в эфире идет новостной выпуск. Марта сама не заметила, как встала и приблизилась к экрану, но без очков не могла разобрать текста бегущей строки. Впрочем, текст ей уже не понадобился — на экране крупным планом виднелись фрагменты фюзеляжа самолета, покачивающиеся от волн на зеленоватой морской поверхности. У Марты подкосились ноги. Держась за спинку стула, она шарила пальцами по панели телевизора и искала кнопки регулировки громкости. Наконец она нажала на клавишу, но телевизор переключился на другой канал. Марта щелкнула соседнюю кнопку и вернулась назад, но на экране уже была юная ведущая, которая лучезарно улыбалась зрителям. «Миссис Трегуна, вам нехорошо?» — взволнованно обратилась к ней одна из сотрудниц кафедры, когда Марта с пространным взглядом опустилась на стул. Ничего не говоря, она взглядом указала на стоящую на ее столе сумку, и когда сотрудница передала ее Марте, то вытащила из сумки мобильный и тут же позвонила внуку. Механический голос цинично оповестил ее о том, что аппарат абонента выключен. Не медля ни секунды, Марта позвонила снохе.

— Марта? — услышала та удивленный голос Марии.

— Мария, где Крис? — сбивчиво спросила ее свекровь.

— Не знаю, а что? Не можете найти его?

— Он сегодня собирался куда-то лететь, ты не знаешь?

— Крис мне ничего такого не говорил, — произнесла Мария, и тут голос ее дрогнул. — А почему вы спрашиваете?

— Мария, у меня какое-то предчувствие жуткое, — Марта быстрым шагом вышла из кабинета кафедры и пошла по коридору в сторону окна. — Я ему звонила, но у него телефон отключен. А по новостям только что передали, что где-то в море какой-то самолет разбился!

Мария приоткрыла рот, не зная, как реагировать на слова свекрови, и в это мгновение ее внимание переключилось на телевизор:

«…из чего можно сделать вывод о том, что речь идет, видимо, о небольшом частном самолете. Напоминаем, что ранее сегодня, около семнадцати часов по местному времени, примерно в двух километрах от береговой линии потерпело крушение воздушное судно — предположительно, легкомоторный самолет. Мы продолжим держать вас в курсе».

Когда в течение двух последующих часов Крис так и не объявился, Джозеф связался с полицией и попросил соединить его с отделом в месте крушения. Он до последнего надеялся, что офицер на том конце произнесет «Бичкрафт» или «Флаер», но услышал «Цессна». К концу дня местным службам удалось установить по выловленным из воды обломкам реквизиты рухнувшего в море воздушного судна и подтвердить родственникам, что это был именно самолет Криса.

— Нет! — почти крикнула Мария. — Никакого суда! Никаких признаний! Никаких наследств! Нет!

— Мария, — аккуратно и спокойно сказала ей Амира, — прошло уже почти пять месяцев.

— Не волнует! — громко ответила Мария. — Его тело не нашли. Значит, он жив! Понимаете?

— Мари, это крушение самолета в море, — словно поддерживая сноху, высказался Джозеф. — Тело могут никогда не найти. Тем более ты же не будешь отрицать то, как именно самолет упал в воду?

Когда комиссия проводила расследование по факту крушения самолета в море, один из фермеров, который в день катастрофы выбрался со своим сыном на рыбалку как раз на ту часть дикого берега, в паре километров от которого «Цессна» упала в воду, пришел в отделение комиссии с мобильным телефоном сына. Мальчишка заметил подозрительно кружащий над морем маленький самолет и решил заснять его на камеру своего мобильника. Просматривая видеозапись, члены комиссии с ужасом увидели, что самолет Криса, нарезая очередной круг, резко изменил траекторию полета и стал стремительно пикировать вниз, пока не врезался носом в морскую гладь. Комиссия единогласно признала, что крушение было намеренным. Слово «суицид» в официальных документах не использовали, да оно и не нужно было для формирования окончательных выводов расследования, хотя все понимали, что просто так пилот не направляет свое судно вниз.

— Может быть, его какие-то рыбаки где-нибудь выловили? — продолжала упираться Мария. — Может, он без памяти? Откуда вы знаете!

— Мари, такое только в сериалах бывает, — Джозеф говорил ровно, стараясь не давить на жену. — И вообще, мы же все знаем, что это как бы… Ну, не несчастный случай, а…

— Я же сказала — нет!

— Мария, — выдохнула Амира и отсела от свекрови, — у меня дочь. Мне надо ее содержать. И пока Криса по суду не признают умершим, не откроется его наследство. У меня у самой сердце кровью обливается каждый день, каждый раз, когда я думаю о нем! Но жизнь продолжается! Мне надо поднимать дочь. Крис не для того столько работал, чтобы наша семья жила на остатки по его дополнительной банковской карточке.

— Мы с Джозефом вам поможем! Мы-то на что тогда? — со слезами в глазах посмотрела на нее Мария.

— Это эмоции, Мари, — возразил муж. — Амира права. Есть эмоции, надежды, а есть юридические процедуры, которые — хочешь не хочешь — должны работать так, как должны. И в нашем случае нужно обратиться в суд и признать его умершим.

— Он не умер!

— Никто не заставляет тебя верить в обратное. Или ты думаешь, что я считаю его мертвым? Ни секунды не считал его умершим! Мне легче фантазировать о той же абстрактной рыбацкой деревушке, о какой думаешь ты, убеждая себя, что наш сын жив. Но есть его имущество, и оно принадлежит Амире и нашей внучке.

— Я не буду давать своего согласия! Не приложу руку к тому, чтобы какой-то там судья написал в своей бумажке, что моего сына больше нет!

— Извините, — вмешалась Амира, — и поймите меня правильно, но вашего согласия не требуется. Я его жена, и закон позволяет мне обратиться в суд без чьих-либо согласий.

Мария подняла на нее взгляд и пристально посмотрела на девушку: «Вот, значит, как мы заговорили…»

Она встала с кресла и ушла на кухню.

— Не обращай внимания, — сказал Джозеф Амире. — Женщина. Эмоции. Она однажды почти потеряла сына, и теперь ей очень тяжело.

— Я не обижаюсь на нее. Все понимаю, — ответила девушка.

В день, когда Марта увидела на кафедре тот беззвучный выпуск новостей, вечно горящий в ее глазах огонек угас. Авиакатастрофа подкосила ее настолько сильно, что она с разрешения Терезы Тодоровой взяла отгул, причем без обещания вернуться к преподаванию. Тем не менее понимая, что заключить себя в капкан скорби — определенно не лучший выход, Марта вернулась в юридическую школу. Студенты не могли не заметить, что любимого преподавателя будто подменили — хотя лекции и были все такими же интересными, но читала их Марта без особого энтузиазма, а практические занятия, на которых педагог всегда сочетала дисциплину, иронию и сарказм, стали рутинными, как у большинства других преподавателей.

— Миссис Трегуна? — послышался в телефонной трубке высокий женский голос.

— Да, — ответила Марта. — Чем могу быть полезна?

— Это Рейчел.

— М-м-м, допустим. Простите, я не очень понимаю, кто мне звонит. Не могли бы вы…

— Рейчел Акрам.

— Рейчел? — удивилась Марта. — Ты?

— Как вы поживаете, миссис Трегуна?

— Нормально, спасибо. Сколько мы с тобой не слышались-то? Лет десять? Пятнадцать?

— Здра-а-авствуйте! — рассмеялась в трубке женщина. — Три года назад мы с вами виделись в апелляционном суде на рождественской вечеринке! Помните? Вас с момента отставки каждый год приглашали, и вы наконец-то пришли!

— А-а-а, да-да-да, точно! Вот старая голова! Точно!

— Миссис Трегуна, я вам, на самом деле, по одному вопросу звоню. Не просто так.

— Слушаю.

— Мне поступило заявление от некой Амиры Трегуна.

— «Мне», прости, это куда?

— Ой, а вы не знаете? Меня в прошлом году назначили федеральным судьей.