— И что, — удивился он, — никто никогда не пытался за ней проследить? Это же не так трудно — можно заранее спрятаться в пещере и посмотреть, что там происходит. Да даже просто видеокамеру установить! Представляешь, сколько бабок можно срубить, если продать такую запись на телевидение? Хотя раньше видеокамер не было.

Он ей не верил. Да она и сама бы не поверила, скажи ей такое кто другой. Верить в это могли только те, кто родился в Эстене.

— Неужели ни одна из девчонок не противилась этому? Так и шли на верную гибель?

Амели задумалась. Историю Эстена и Лангедока она знала отлично — зубрила ее и в школе, и по книжкам, которые ей регулярно подкладывала в портфель мадам Арно — владелица кафе с вкуснейшими круассанами.

— Нет, несколько случаев было. Восемь столетий назад девушка, чтобы не идти в пещеру, бросилась в реку с моста и утонула. В то же лето случилась страшная засуха, уничтожившая поля с пшеницей — тогда во Франции от голода умерли десятки тысяч человек. А соседняя с нашей деревушка сгорела дотла.

— Совпадение? — предположил он.

— Возможно. Но такие совпадения случались не однажды. Последний раз — с тетей моей матери Розамундой. У нее тоже был знак — на правой руке. В шестнадцать лет она победила на конкурсе красоты в Тулузе. Ей предложили кучу рекламных контрактов, она снималась для модных журналов, ездила по всей Франции и в какой-то момент решила, что может вполне обойтись без дракона. Она не вернулась в Эстен к своему восемнадцатилетию. В тот день в горах случился страшный камнепад, заваливший туннель, по которому проходили и железная, и автодорога. Было много погибших — в том числе и среди наших односельчан.

— А Розамунда? — заинтересовался Эрик.

— Она исчезла. Отправилась на какую-то вечеринку в Париже, и с тех пор ее никто не видел. Ой, тормози, тормози!

Дорогу перебегала собака — большая, лохматая, со свернутым калачиком хвостом. Она долго стояла на обочине, пытаясь переждать проезжавшие мимо машины. Не дождалась и рванула наперерез.

Они едва ее не сбили. Если бы Эрик не среагировал так быстро, собака уже лежала бы на асфальте. А так она только сделала испуганный и быстрый прыжок в сторону, оглянулась на автомобиль и затрусила по цветущему лугу.

Амели шмыгнула носом.

— Хорошо, что мы ее заметили! Правда? — она повернулась к Эрику, глаза ее были мокрыми от слез, а голос дрожал.

— Какой же ты еще ребенок! — покровительственно улыбнулся он. Хотя и сам был рад такому исходу дела.

А воздух уже пахнул морем. И Амели дышала и носом, и ртом, и кожей.

И как она могла не приехать сюда раньше? Миллионы людей едут на Лазурный берег со всего мира, а она, француженка, здесь еще не была.

Нет, на море она, конечно, бывала и не раз. Но из Эстена им с подружками удобнее было добираться до Монпелье — там нет такого шика, как в Ницце или в Каннах, но доходы их семей и не позволяли шиковать.

Да и какой смысл ехать на Лазурный берег с пятьюдесятью евро в кармане? Сейчас — другое дело. Сейчас она с Эриком.

Когда машина остановилась возле трехэтажного здания на тихой и ничем не примечательной улочке, Амели даже не поняла, что они подъехали к отелю. Сначала она подумала, что Эрик остановился, чтобы спросить дорогу — хотя зачем что-то спрашивать, если у них есть навигатор?

— Эм, мы приехали! — и сам стал выходить из машины.

Приехали? Но краска на фасаде облупилась, и буквы на вывеске плохо читались. И никакой набережной поблизости.

— Амели! — он позвал ее чуть громче.

Она выпрыгнула на тротуар, огляделась. В таких отелях она останавливалась и раньше — со старшими братьями и сестрами и с одноклассницами. В таких отелях нет ни швейцаров, ни террас, ни фруктов в номерах.

Убранство холла показало, что она не ошиблась. Бумажные постеры с изображениями уже не популярных певцов, выгоревшие на солнце ковровые дорожки, и женщина в несвежей униформе на ресепшен.

Эрик расписался в журнале регистрации, получил ключи от номера, и они поднялись по лестнице на третий этаж. На ступеньках она заметила сигаретный окурок и несколько оберток от жевачек.

Номер был маленький и душный. На кровати — застиранное, изрядно полинявшее белье (естественно, не шелковое). На окне — грязные жалюзи. Окно выходило на задний двор, где стояли контейнеры с мусором.

За стенкой, в соседнем номере, кто-то разговаривал по-испански — слышны были мужской и женский голоса. Можно было легко разобрать каждое слово.

Она была уверена, что Эрик придет в ужас, возьмет ее за руку, и они поедут искать другой отель. Пусть даже и не на набережной. Пусть даже без шелковых простыней. Но с хорошим видом из светлого уютного номера.

Но он деловито бросил сумку на кровать.

— Кто первый пойдет в душ? Не знаю, как ты, а я весь потный.

Она смотрела на него с такой обидой, что он отложил поход в ванную комнату, посадил ее на кровать, погладил по щеке.

— Эм, не сердись! Наверно, я должен был сразу предупредить, что мы едем не в пятизвездочный отель. Но я не думал, что это так важно. Мне кажется, главное — это то, что мы вместе.

Она сглотнула подступившие слезы, кивнула. Да, главное, что вместе.

— Понимаешь, сейчас в городе проходит какой-то фестиваль — все хорошие отели забиты туристами.

— Но ты показывал фотографии номеров…

— Я пытался их забронировать — не получилось. Ну, не сердись! Мы с тобой погуляем по набережной вечером. Зайдем в отличный ресторан с террасой.

Он стянул пропитавшуюся потом рубашку, схватил с тумбочки полотенце.

— Я только немного освежусь. Кстати, если хочешь, можешь сходить за шампанским. Тут неподалеку магазинчик — мы его только что проезжали. Или можешь подождать меня — сходим вместе.

Он достал из портмоне купюру в сто евро.

Амели не удержалась — всхлипнула.

— Детка, не хнычь. Можешь отдохнуть, посмотреть телевизор. А за шампанским я потом схожу сам — пока ты будешь принимать душ. Ты же не сердишься, правда?

Она уткнулась ему в скользкое от пота плечо, пытаясь не выдать разочарования.

— Ты извини, что так получилось. Но, понимаешь, какая штука. Папаша у меня — человек обеспеченный, но деньги на ветер швырять не любит. И того, что он дает мне на карманные расходы, боюсь, не хватит на отель на Английской набережной. Ты знаешь — в сентябре я начинаю работать у него в компании, буду получать заработную плату, а пока…

Амели стало стыдно. С чего она решила, что Эрик привык сорить деньгами? Он совершенно прав — он пока еще не зарабатывает.

Она ответила на его поцелуй и попыталась улыбнуться.

— А можно, я еще фруктов куплю?

— Конечно, детка, всё, что хочешь!

Она решила купить еще и постельное белье — на шелковое, конечно, не хватит, но оно хотя бы будет новым. Первый раз заниматься сексом на несвежих, уже много раз использованных кем-то простынях, казалось ей почти преступлением.

Гастроном, о котором говорил Эрик, оказался за углом — там были продукты, средства гигиены, корма для животных. Вот только постельного белья там не было. Дородная продавщица сообщила, что ближайший магазин, в котором можно отыскать простыни (при этом она посмотрела на Амели с неприкрытым любопытством) — за несколько кварталов отсюда. К тому же, уже вечер, и он может оказаться закрытым. Есть и круглосуточные супермаркеты, но до них нужно ехать на автобусе или на такси.

Амели смирилась. Пусть простыни будут отельными.

Она купила шампанское, бананы, апельсины, шоколад с цедрой лимона и виноградный сок. Она была голодной, но брать что-то для перекуса в номере не имело смысла — тогда поход в ресторан с террасой мог накрыться медным тазом. А ей хотелось на набережную, к морю — чтобы сидеть за столиком под открытым небом в своем лучшем платье (зря, что ли, потратила на него в Париже последние деньги?) и улыбаться, глядя на фланирующие по променаду пары.

Она еле дотащила до отеля пакет с продуктами. Пакет был бумажный, без ручек, и апельсины так и норовили выскочить на тротуар.