Она вытащила маленький квадратик бумаги из-за корсажа.

— К нам едут гости, и прибудут они очень скоро.

Мы сумели услышать тревогу в голосе матушки.

— На призыв вашего отца о всеобщем примирении, — продолжала матушка, — наконец откликнулся гурлионский лорд Старкаддер. Через три дня он и его свита прибудут сюда и проведут здесь два дня, а затем мы вместе с ним отправимся в Лосстрейт, где встретимся с другими кланами и оговорим условия перемирия.

— И быть может, проедемся на паре-тройке лошадей, — заметила я. — Хотя называть этих приграничных пони лошадьми — оскорбление благородных животных.

— Смотрите держите подобные слова и мысли при себе! — резко проговорила матушка. — То, что вы умеете держаться в седле не хуже любого мужчины, еще ничего не значит; девушки из благородных кланов не должны похваляться своими успехами в верховой езде…

— Не должны, это верно, — вмешалась Силла, — потому что мужчины не допустят честного состязания.

Она расправила подол платья, прикоснулась кончиками пальцев к подбородку и изобразила кокетливую улыбку.

Хотя между мужчинами и женщинами в кланах существовало равенство, семейства, претендовавшие на наследование престола, на людях вели себя, соблюдая особые манеры. Мы знали, что одно дело — как ты ведешь себя среди своих и совсем иное — в присутствии посторонних. Дамы из родовитых кланов одевались в платья, расшитые лентами и кружевами, обмахивались веерами и носили украшения из добытых в горах каменьев не слишком тонкой огранки, оправленных в золото и серебро. Мы, любившие верховую езду, предпочитали носить широкие юбки, превращенные в штаны, и это вызывало у добропорядочных дам отвращение, а их напыщенные манеры вызывали усмешки у нас. Мы побывали в северных замках с квадратными башнями и при алсонийском королевском дворе и пришли к заключению, что служанки нашей милосердной королевы более утонченны и умны, чем многие из заносчивых гранд-дам в Гурлионе.

Матушка одарила нас строгим взором, и мы, поняв, что вновь перешли границы дозволенного, присмирели и дружно сделали реверанс. Матушка не стала отчитывать нас. Она заговорила о других делах.

— Ты, — сказала она Силле, — пойдешь в кладовую и возьмешь там одну из подушечек с сушеным хмелем, изготовленных Биной. Клади эту подушечку в изголовье своей постели, пока я не скажу, что это более не нужно. Думаю, это поможет тебе спать без сновидений. Хватит с нас и других тревог.

Матушка пошла к двери. Подол ее шелкового платья цвета темного вина негромко шуршал.

«О каких „других тревогах“ она говорит?» — коснулся моего сознания и сознания Бины мысленный вопрос Силлы.

— Быть может, отец рассказал ей больше новостей, чем она нам, — ответила я вслух, а Бина добавила:

— Не может ли быть так, что на границе снова начнутся столкновения?

Наша матушка была известна как превосходная домоправительница. Мы, конечно, сильно ей уступали, однако она сумела обучить нас и наших служанок делать все, что в наших силах, чтобы создать уют для гостей и оказать им любезность. Поэтому последующие два дня мы были очень заняты.

Большую уборку в той части замка Гроспер, которая служила для размещения гостей, этой весной затеяли на несколько недель раньше обычного. Сложенные в стопки простыни, пахнущие лавандой и лепестками роз, встряхнули и застелили ими большие кровати с балдахинами. Пауков, которым удалось пережить холодную зиму, безжалостно изгнали, на полы положили толстые ковры.

Мы помогали горничной Луси приводить в порядок самые большие покои, отведенные лорду Старкаддеру, когда вошла Дьюти с корзинкой.

— Под подушки, — распорядилась Дьюти.

Она не любила лишних слов. Поставив корзинку на резной комод, Дьюти быстро проверила, хорошо ли мы застелили постель, ткнула пальцем в складочки на вышитом покрывале и ушла.

Ближе всех к корзинке стояла Бина. Она наклонилась и рассмотрела ее содержимое.

— Лаванда и хмель, — сообщила она. — Похоже, мы желаем нашему гостю крепкого сна. — Она наклонилась и принюхалась снова. — Что-то еще? — немного озадаченно проговорила она и протянула корзинку с пучками трав мне.

Я принюхивалась намного дольше, но покачала головой и передала корзинку Силле.

Но наша третья сестра ничего не смогла добавить.

— Есть еще какой-то аромат, ловко замаскированный хмелем. Но какой — не пойму. Луси, — позвала Силла горничную, взбивавшую пышные, чуть ли не выше ее роста подушки, — а ты что скажешь?

Луси прижала корзинку к груди и несколько раз шумно втянула ноздрями воздух.

— Не могу сказать, миледи, но никакого вреда не будет, уж это точно. Путь у этих гурлионцев долгий, и хозяйка хочет, чтобы они хорошо отдохнули.

В каждой комнате, какую мы приводили в порядок, под подушки был положен пучок трав, перевязанный ленточкой, — как велела Дьюти.

Нам было сказано, что на закате приезжает не только сам вождь Старкаддер, но что его будет сопровождать второй из его сыновей, а также трое высокопоставленных родственников, их сквайры и целая свита воинов и слуг. Размещением воинов должен был заняться бейлиф. Кроме того, ехали к нам и люди короля, и стало известно, что среди них будет некто, про кого наш отец сказал, что это не воин, а королевский наблюдатель. Этому человеку следовало предоставить богатые покои, но пока мы не знали ни его имени, ни чина.

Мы успели почти закончить свою работу, когда прибыл предварявший гостей сквайр отца Рогер Хельмнский и нас позвали в комнату матушки на верхнем этаже замка, чтобы мы все послушали, какие вести привез сквайр.

Рогер был серьезным молодым человеком, исключительно старательно исполняющим свою службу. Из-за своей редкостной серьезности он вел себя скованно с женщинами. Мы полагали, что он побаивается нашего отца, на самом же деле он испытывал истинный страх, когда должен был встречаться с матушкой.

— Тот, кто прислан от королевского двора — проговорил Рогер, повинуясь жесту матушки, — на самом деле не человек короля. Его прислали Избранные.

Сквайр растерялся, и наша матушка решила помочь ему:

— Стало быть, наш гость — один из новых проповедников?

— Именно так, миледи.

— Прежде никто из них не бывал на Юге. Каков он?

— Это мужчина средних лет, миледи, серьезный, и он одет весьма скромно, как слуга. Своими манерами он не похож на вельможу и говорит очень мало. У него всегда при себе молитвенник в металлическом переплете, и он то что-то бормочет, то что-то читает из этого молитвенника. Пока мы находились в Хэмлистеде, он проводил службы на рассвете и на закате, но неверующих на эти службы не звал и не пускал.

— Странно, — заметила наша матушка. — Если он хочет обращать других в свою веру, разве не следует ему прежде всего привечать и знакомить со своим учением тех, кто с ним еще не знаком?

— Миледи, кто же может угадать, что на уме у такого человека? На пути сюда, — проговорил сквайр дрогнувшим голосом, — он ударил плетью крестьянскую девушку только за то, что она не слишком быстро уступила ему дорогу. Ударил, а еще он кричал, что она будет проклята за то, что смазлива и тем ввергает в пучину греховного соблазна невинных мужчин.

— Что?! — Матушка порывисто поднялась.

Рогер поспешил унять гнев нашей матушки хотя бы ради того, чтобы отвести его от себя.

— Милорд подскакал к нему, вырвал у него плеть, сломал и крикнул, что мужчина не смеет бить женщину, и велел ему следить за своими манерами. А затем лорд Версет велел Элину Лонгбоу ехать рядом с ним, и мы продолжили путь.

Тут Рогер умолк, и мы почувствовали, что он растерян. Похоже, он не решался сообщить другие вести. Но вот он затараторил поспешно, словно боялся, что его прервут:

— Миледи, до нас дошли слухи о том, что при дворе происходит нечто странное. Там творятся непонятные перемены, и эти перемены затронули высшие кланы. Дамам отказано в том, что подобает им по чину; их усаживают за отдельные столы, им подают самую простую еду. Некоторых наследниц лишили права наследования, эти права переданы мужчинам из их кланов, и… — Рогер облизнул пересохшие губы, — мужчины из кланов берут к себе на ложе любых девушек, которые ниже их по роду, и не слушают никаких возражений.