Золан повел себя тактично. Он дал бывшему гвардейцу лорда Ихона задание, к которому был готов подключиться сам.

— Мы приведем пони, — сказал он. — Давайте поглядим, что из того, что мы везем, нам действительно пригодится. Вряд ли нам теперь удастся сыграть роль бродячих торговцев, а мы не должны излишне нагружать животных.

Я села рядом с Рогером, а остальные развязали мешки и принялись разбирать добычу, доставшуюся разбойникам, напавшим на купца. Золан объяснил Лоларту, откуда взялось все это добро. В глазах старого оруженосца все еще не угасла боль. Рогер вдруг порывисто заговорил и рассказал обо всем, что произошло с тех пор, как стало известно, что нас выкрали из Гроспера.

— Мой господин — он просто похолодел от гнева. Он сказал вождям кланов, что, если они не станут помогать искать вас, он решит, что они это и замыслили.

Вождь Старкаддер… он заставил своего сына рассказать все как было, а потом изгнал прочь Удо Избранного. Он сказал, что этот жрец — слуга демонов, что это он повинен в том, что натворил его сынок. А еще сильнее мой господин разгневался, когда стало ясно, что Удо подбил Маклана похитить вас.

Люди из Гроспера отправились в погоню, взяв с собой ищеек. Мы пошли по следам разбойников, но только чуть раньше мой господин послал весточку королю Арвору и предупредил его: дескать, тот, кто вот так грозит лорду-смотрителю, вынудит нашу королеву не сидеть сложа руки. А потом наш господин вернулся. Человек он не болтливый, мало с кем своими мыслями делится. Наша госпожа послала одного гонца к ближайшим дозорным, а другого — в Зеленую рощу. Целый день ее не было видно, а когда она вернулась, то сказала, что все вы живы, но что некая Сила, ей неведомая, держит вас за какой-то преградой.

А потом к нам пришли вести из Кингзбурке про то, что там разразилась распря. Избранные взяли верх, и их предводитель сделал короля Арвора своим пленником. Большинство кланов выступили против Избранных. Люди стали говорить насчет чудищ и всякого такого, и мы никак не могли в толк взять, что тут правда, а что брехня. Но и господин и госпожа говорили, что мы должны исполнить свой долг, потому мы и отправились искать вас.

Он умолк, тяжело дыша и покраснев. Я поднесла к его губам бурдюк с водой. Судя по солнцу, миновал полдень, когда у Рогера началась горячка. Пришлось его связать. Он бредил и все твердил, что наш отец зовет его, что ему надо поспешить навстречу своему господину. Лоларт применил всю свою силу, чтобы удержать бьющегося в судорогах оруженосца. Мы боялись, что он сбросит повязки и лубки, наложенные Биной на сломанную ногу. Бина приложила к лицу Рогера влажные листья. Наконец он погрузился в забытье.

Мы постарались соорудить из торфа и земли что-то наподобие стен. Затем Золан изготовил из ткани, взятой из купеческого добра, навес над Рогером. Птиц видно не было. Пропали даже коршуны, которые должны были водиться в этих краях. Древолаз долго вылизывал раненую лапу, но в конце концов присоединился к Золану, который время от времени наведывался к пасущимся лошадям и пони.

Ожидание оказалось куда труднее странствия. Мы ждали посыла от матушки, но он все не приходил, и мы уверились в том, что это для нас — предупреждение. Мы не должны были сами искать общения с теми, кто скакал к нам из Гроспера. Лоларт тем временем занялся куском кожи, в который он превратил один из вьючных мешков. Работать ему было непросто, ведь мы могли предложить ему только свои ржавые кинжалы. Наконец он все-таки ухитрился нарезать кожу на полоски, походил вокруг лагеря и подобрал пять небольших камешков. Мы увидели, что он вооружился пращой, какими порой пользуются пастухи, и решил сразу же опробовать свое оружие. Раскрутив рукой пращу, он метнул все пять камешков, затем собрал их и попытался снова. С каждым броском он швырял камешки все более метко. Его оружие произвело на меня такое впечатление, что я тоже разыскала кусок кожи и вырезала из него несколько полосок. Праща была для меня новым оружием, но так или иначе это было оружие.

САБИНА

Я снова приложила к лицу Рогера влажные листья. Другая моя рука, покрытая толстой повязкой, плохо слушалась. Я даже пальцами толком пошевелить не могла. Эта странная утрата чувствительности навела меня на нехорошие подозрения. Верно, птица клевала меня и рвала мою плоть когтями. Прежде мне не случалось получать таких ран. Однако никакие травы из моих походных запасов, как их ни смешивай, не могли унять боль. А когда я в последний раз видела лицо Рогера, я заметила, что припухлость вокруг раны на его лице увеличилась.

Может быть, в наши раны попал какой-то яд? Как горько я сожалела о том, что у меня нет доступа к собственному хранилищу трав и к книгам, в которых были собраны познания лекарей многих поколений! Прижимая к груди раненую руку, я поняла, что мне следует сделать. Я посмотрела на Силлу, и она по моему жесту догадалась, чего я хочу. Она немедленно подошла и села рядом со мной.

— Я должна уйти в Глубину, — шепотом сказала я сестре.

— Чтобы показать себя… им?

— Да. И я должна уйти совсем одна, — добавила я. Один раз в жизни я пыталась предпринять такое путешествие, но тогда матушка и Дьюти вдвоем поддерживали меня Силой.

Силла, сжав губы, не отрывала глаз от меня. Она положила руку мне на колено, но я покачала головой. Нет, никто не должен был меня сопровождать. Я не могла рисковать, действовать нужно было с великой осторожностью. Возможно, мы не были так надежно защищены оберегом, как думали. Разве боль сейчас не поедает меня?

Силла медленно покачала головой, но руку с моего колена убрала. Она поняла, что такова моя воля, что я верю: это необходимо.

Я закрыла глаза, представила, как стучит мое сердце, и стала замедлять его слишком частое биение. Затем, переключившись на внутреннее зрение, я воздвигла по обе стороны от себя стены и отправилась в странствие по тропе между ними. Теперь мое «я» освободилось от тела.

Я оказалась на обширном пространстве. Вокруг меня стояло множество шкатулок. Одни — узкие и плоские, другие — широкие и глубокие, но каждая из них была снабжена выдвижной крышкой. Все шкатулки были помечены цветными значками. Я шла мимо них, не понимая смысла этих знаков. Я думала: если то, что я ищу, хранится здесь, я его узнаю.

Я миновала первый проход, и передо мной предстал другой, идущий вдоль первого. То, что служило мне здесь зрением, начало тускнеть. Но я шла и шла вперед. Давно ли я начала свои поиски? Я не могла ответить на этот вопрос, потому что в Глубине время течет иначе.

Но вот один цветной значок вспыхнул передо мной ярче остальных, и я устремилась к нему. Зеленый — цвет растений, цвет жизни природы в моем месте и времени. Крышка шкатулки сама скользнула в сторону, мне даже не понадобилось к ней прикасаться. Шкатулка была древняя, очень древняя. А внутри ее…

Мне не дано было увидеть содержимого шкатулки целиком, потому что в это мгновение перед моим внутренним взором все качнулось, расплылось и…

ДРУСИЛЛА

Я наблюдала за Биной, ушедшей в Глубину. Это было похоже на смерть тела. Она и так уже была слаба, и мне пришлось поддержать ее, когда она вдруг начала падать на спину. Я позаботилась о том, чтобы уложить ее поудобнее. Ее кожа, успевшая покрыться легким загаром, стала бледной. Я взяла ее за здоровую руку. Рука оказалась вялой и холодной.

— Что она делает? — спросила Там, оторвавшись от своей работы. Она остановилась рядом с нами, в ужасе вскинула руки и рухнула на колени. — Она ушла от нас!

— Она отправилась на поиски знаний, которые ей нужны, — сдавленным голосом ответила я. — Она ищет эти знания в Глубине.

Я понимала, почему так напугана Там, но не решалась облечь в слова свои мысли. Бина теперь была почти неживая.

— Мы должны поддержать ее на этом пути!

Там потянулась к Бине, но я резко отодвинула ее руку.

— Ты не посмеешь идти за ней. Ее Глубина — не твоя.

Хотя мы с рождения были едины, так все и было на самом деле. Есть многое (например, воспоминания), что принадлежит безраздельно одному человеку — больше никому. Чтобы разыскать познания, хранящиеся в воспоминаниях, ищущий должен обратиться к Всемирной Памяти, а это память духа, но не тела. Однако это чрезвычайно опасно, ибо ищущему могут грозить страшные события в его прошлом. Эти ужасы могут так затянуть его, что он не освободится. Если нет никого, кто мог бы помочь нырнувшему в Глубину вернуться на поверхность, тогда…