Кто бы мог подумать, что пятьсот лет спустя он будет спасть на шелковых простынях и вкушать изысканные яства, достойные богов.

Кто бы вообще мог подумать, что у него есть эти пятьсот лет.

Они с Юлькой сидели на полу обнявшись, завернувшись в одно одеяло, прислонившись спиной к едва теплому боку печки. Точнее он сидел, с Юлькой на руках…

Дрова кончились, надо бы в лес сходить, притащить еще.

Сашка сидел неподвижно, закрыв глаза. Еще минутку, одну только минутку, и он встанет.

Вот уже часа три пытается заставить себя, и все никак не может собраться с духом. На улице зима, мороз как никогда, метель, аж окна дрожат. Если сейчас не сходить, то к утру они тут насмерть замерзнут.

Одну минутку, только одну минутку.

Было очень страшно оставлять Юльку одну, казалось отвернись только, и все. Еле дышала, даже глаза открыть не могла, только ресницы иногда вздрагивали.

Сейчас он встанет…

Только что толку вообще куда-то ходить, ради чего?

На прошлой неделе он с трудом доковылял по сугробам до центра и узнал что вертолетов больше не будет. Никогда.

Откуда взялись такие новости так и не понял, но сказали, что снаружи у них там то же самое что и у них. Как ни прятались, как ни отгораживались, а только все равно не убереглись. Мертвая зона расползлась, подмяв под себя едва ли не весь мир… а может и весь, кто его знает.

Так и не поняли что это такое, бились, бились и все без толку. Словно жизнь сама уходит из земли. Вроде по началу все как раньше, а потом просто все медленно чахнуть начинает. Вот как у них тут в лесу — ни одного зеленого листочка не было по весне, только голые, высохшие, словно скелеты, стволы.

Отсюда началось, да еще из нескольких таких же мест. Лет тридцать назад. Отгородили, помогали как могли. Но боялись. Думали заразно… наверно не зря думали.

Даже крысы тут все передохли.

Людям еще как-то удавалось выживать, люди — они живучие оказались. Не все конечно, вот у них в Центре человек двадцать осталось из полутора тысяч…

Так, сейчас он встанет. Нельзя же сидеть, нужно до последнего…

Печка почти остыла, не греет, лучше Юльку на кровать отнести.

Сашка сделал глубокий вдох. Самому бы на ноги подняться.

Осторожно придерживая за плечи, он положил Юльку на пол, на одеяло. Кое-как перевернулся, встав рядом на колени. Теперь надо обхватив покрепче, поднять… ничего, утром он смог, и сейчас тоже все получится. Ведь худая ж совсем, не весит ничего…

Вот сейчас… сейчас…

Юлькины веки дрогнули. Она словно хотела что-то сказать, но никак не выходило, только беззвучно шевелились губы.

— Все будет хорошо, — Сашка осторожно провел ладонью по ее свалявшимся, потерявшим цвет волосам, поднял на руки словно ребенка, и шатаясь отнес на кровать.

И еще долго сидел рядом, стараясь хоть немного отдышаться. Потом укрыл ее двумя одеялами и рваной курткой. Кто знает сколько его не будет, дом может совсем остыть.

Жгучие ледяные иглы ударили в лицо. Он выскочил на улицу, плотно прикрыв за собой дверь. Топорик на поясе тянул вниз, словно весил целую тонну.

Вот сейчас завалиться бы в сугроб и уснуть… хорошо… но там, дома, Юлька…

И все же он кое-как добрался до леса, и потом даже с тяжелой ношей вернулся домой. Пот лил ручьями, одежда промокла насквозь и липла к телу, в глазах темнело. Он дошел почти на ощупь, но дошел. Довольный и гордый.

А Юлька лежала на кровати, белая как снег, тихо-тихо… и не единого вздоха. Он тогда повалился рядом с ней на колени, очень хотелось кричать, плакать, но не выходило. До утра так сидел, надеясь что и за ним смерть придет, не поленится.

Но не пришла. Какой же он живучий, сукин сын!

Когда надоело ждать, стянул с себя куртку, держась за стены вышел за дверь и упал лицом в снег. Так уж наверняка.

Выйти из лодки ей помог Уршанаби. Сама Лару кажется вообще не понимала, что с ней происходит. Она смотрела прямо перед собой, и в ее взгляде была только пустота. Совершенно бледная, с ввалившимися глазами, обнаженная, ничуть не похожая на ту Лару, которую Эмеш привык видеть.

Она ступила на землю и замерла, словно мраморная статуя.

— Вот, забирай, — весело сказал Уршанаби.

Эмеш достал из заплечного мешка длинную рубашку и накинул Лару на плечи. Потом одел ей на запястье желтый браслет, взятый у Кинакулуша, и повел на поверхность. Лару послушно шла, словно слепая, не смотря себе под ноги. Она не проронила ни звука, пока они шли по длинным коридорам нижнего мира, и только когда солнечный свет ударил в глаза, всхлипнула и крепко сжала Эмешу руку.

Вести Лару в ее дом, или к себе, было по меньшей мере не разумно. Лучшее, что Эмешу удалось придумать, это отвести ее в Синарихен, маленькую деревню куруби. Никто из бессмертных там не появляется, это место считается не то что бы запретным, но скорее несуществующим. О нем не принято говорить, словно его и нет совсем.

В Синарихене живет Утнапи, изгнанный и проклятый бог, покровитель перволюдей. Эмеш был пожалуй единственным, кто сохранил с ним хоть какие-то отношения.

Придерживая за плечи Лару, Эмеш постучался в дверь простой тростниковой хижины, на берегу реки Могун.

— Да-да, сейчас иду, — отозвался хозяин.

Он был невысоким, светловолосым, и загорелым до черноты. Он выглядел почти мальчишкой, если бы не глаза.

— Сар? — переводя недоуменный взгляд с Эмеша на Лару, Утнапи не находил слов. Гости здесь бывали не часто.

— Привет, Ут. Я тут привел тебе Лару, она поживет у тебя немного, пока все не утрясется.

Это заявление привело его в чувства, Утнапи замахал руками, давая понять, что совершенно не согласен.

— Нет, я не могу, — запротестовал он, — это не возможно. Может, ты заберешь ее к себе?

— Ты боишься Атта?

— Что? — Утнапи не сразу понял вопрос, и сильно смутился.

Эмеш прекрасно знал, он был не из тех, кого можно напугать всяческими карами, Утнапи давно вне закона. Он поджал губы и покачал головой.

— Нет, это тут ни при чем. У меня… Понимаешь, Сар, я… ну короче у меня есть девушка…

— Девушка? — теперь настала очередь Эмеша удивляться, — кто?

— Ты не знаешь, она из деревни…

— Из деревни? Куруби? Какая-нибудь кривоногая трехглазая и волосатая красотка?

Ноздри Утнапи раздулись в негодовании, он пробурчал что-то вроде "не говори так", но сказанное Эмешем было недалеко от правды. Куруби были неудавшееся первой попыткой создать людей, уродливые и часто нежизнеспособные. Их хотели уничтожить сразу, но Утнапи вступился за несчастных монстров и увел их в дельту реки Могун, где и основал позже маленький Синарихен. Именно из-за куруби он впал тогда в немилость у Атта. Утнапи обладал каким-то своим странным и чрезвычайно болезненным восприятием справедливости, и на этом почти никак не сказались долгие века жизни.

— У Киты замечательные глаза, и доброе сердце, — тихо сказал он.

Эмеш только развел руками. Ладно, раз так. Нравится, так нравится. Это, в конце концов, не его дело. Но относиться серьезно к таким вещам совершенно не мог.

— А чем тебе помешает Лару?

— Кита будет ревновать, — неуверенно начал Утнапи, — она у меня знаешь какая!

Эмеш живо представил какая может быть эта Кита в гневе. Картина получилась жутковатая. Чего доброго этой ревнивой красотке еще и от Лару достанется, за усердие. И будет у нас два трупа…

— Ну, я же не заставляю тебя спасть с Лару, — примирительно улыбнулся Эмеш, — просто приглядывай за ней, пока она окончательно не окрепнет.

Утнапи нервно хихикнул. Просто приглядывать за Лару было совсем не просто. Так уж она устроена, и с этим ничего не поделаешь. Устоять перед Лару совершенно не возможно, это качество досталось ей в нагрузку к великой силе дарить жизнь.

Да и чем это может помешать, в конце-то концов.